Неудачное воспоминание о нелюбви
Уже не помню почему, весна ли была или начало лета, но шел я, молодой и красивый, по Ваське острову; шел и болтал о чем-то с Ленкой, длинноногой красоткой, по Большому, по Среднему и пр. Малому, от универа к заливу, через зеленое уже кладбище, в один из высоченных домов у "Приморской"
Папик Ленки, удачливый торговец мебелью, держал там для нее квартиру на каком-то расчудесном этаже с видом, и с одним из основных предметов своей торговли занимавшим полкомнаты. Мне он (папик, а впрочем, и предмет) тогда казался смешным, тогда все казалось смешным - и как может быть мир не смешон, если тебе двадцать, а мир вокруг так стар, а впереди еще все лето, а что будет за летом ты не знаешь, но точно что-то будет, светлое, наверно. Собственно, папик и задержался в памяти светлым пятном - на фотографии он выставил ногу из темного джипа - черный асфальт, брюки, блестит антрацитом ботинок - еще не поступь командора, но уже хозяина, и… светлая голубоватая каемочка - полоска теплых мужских кальсон из-под слегка завернувшихся брюк.
Сейчас понимаю - за это, в принципе, и полюбить можно, но тогда, тогда память коллекционировала подобные диссонансы под иным тегом.
В общем, мы пришли, сели на кухне и стали пить что-в-доме-было, болтать, курить и смотреть в окно. Там, за окном, как в романе для юношества, начиналась гроза, и вскоре неба было не отличить от воды - я впервые оказался в облаке, в Питере очень низкое небо, я и не знал, насколько оно может быть низко.
Сейчас, как бы со стороны, я вижу переизбыток компонентов, которые предшествуют фразе «все получилось как-то само собой», и я не знаю, что движет руками и губами, как можно видеть с закрытыми глазами, я думаю, бог пользуется нашими телами, по соверена праву…
Но, поэзия конечна. И проза жизни сгоняет с king-size голого короля за презервативами. Застегивается на лестнице и завязывает шнурки в лифте. До метро, до ларьков - метров пятьсот и первые сто он проходит по нормативам кандидата, несмотря на некоторые, мешающие поначалу, обстоятельства и привычку курить по утрам вместо завтрака чемпиона.
- Кстати, думает чемпион, сбавляя ход, - а хватит ли мне денег? Переходя на быстрый шаг он достает кошелек, раздвигает его лепестки и видит около пятисот, с мелочью, рублей: - Должно!
…Ларечный выбор, не знаю как сейчас, а тогда отличался особым буйством фантазии. Копирайтеры изощрялись в названиях и картинках, как будто вся страна только что откинулась с зоны (а в некотором роде так оно и было) и вожделенный предмет был для нее не средством, а целью. Сеа-а-анс, иллюстрированная мечта заключенного, всех цветов, запахов и форм, воспроизводящая легенды зоны о роли продукции шарикоподшипникового завода в деле удовлетворения мифологических существ женского пола.
Цена, впрочем, позволяла. Но выбор между "гусарскими ребристыми" зеленого цвета и "драгунскими" в пупырышках грозил навсегда поселиться в сознании где-то между Толстым и Лермонтовым.
Еще раз, медленно (как собака, которая уже чувствует, что потеряла хозяина, но продолжает, повесив голову, кружить у места потери) оббежав все ларьки, я, наконец, решился:
-Винстон легкий, пожалуйста, сказал я и протянул в окошко пятьсот рублей.
Закурил, постоял, подумал и ушел в метро.
….
P.S. Бросил курить.