Апокалипсис на каждый день - понедельник
Попортить что-ли людям аппетит?
Попорчу, пожалуй.
На выходных приснился романтичный сон.
Лето. Приятная горная местность, "прошитая" карьерами оранжевой глины. Сосны. На склонах теснятся недостроенные домики из свежего бруса и обычные московские блочные многоэтажки, асфальтовые дорожки ловко огибают холмы. Светит лимонное солнце.
По неизвестной причине я завела себе собаку-далматинца. Он наглый, веселый, большой, с тонкими худыми лапами и очень шустрый.
Однажды, прийдя домой, я обнаруживаю, что 2 мои кошки (имеющиеся у меня в реальности), учинили над долматинцем совершенно непотребное действо: отгрызли ему лапы и съели брюхо. Долматинец лежит на полу и внешне напоминает потрошеную рыбу-навагу и я не понимаю, каким образом он все еще жив. Я беру его на руки, а он лягается из последних сил и смотрит на меня бешенным глазом.
И я бегу с ним черт знает куда - выхожу из дома и по крутому склону карапкаюсь наверх - там что-то вроде широкой городской улицы. С одного края - обрыв, с другого - низкие хибарки, магазинчики и какие-то южнопортовые сиротливые строения. Где-то там должна быть или жить моя мама - именно к ней, по всей вероятности, я хочу обратиться за помощью.
Мне не то, чтобы страшно или обидно - мне так, как будто горит дом и из него надо вытащить ребенка.
Я стараюсь держаться спокойно, особенно потому, что моя мама держится совершенно спокойно. Она ведет меня в большой и светлый магазин, где пол устлан желтым аккуратным кафелем, кладет собаку на этот кафель и начинает внимательно и сосредоточенно делать покупки.
"Все нормально" - говорит мне мама.
Я не выдерживаю, беру собаку и долго брожу среди свежесбитых деревянных домиков; нахожу ветеринара - темноволосую угрюмую и очень молодую девушку и прошу ее усыпить мою собаку.
"Зачем усыплять?" - удивленно кривится девушка. "Ее можно вылечить."
Я не понимаю, как можно вылечить собаку, у которой не осталось ни одного органа и которая похожа на потрошеную рыбу-навагу. Предполагаю, что, если лечение есть, то его надо начинать немедленно, но мое предположение не приводит ни к каким результатам.
Собака начинает задыхаться, у нее из шеи вываливаются какие-то вены и трахеи, я кричу, чтобы ее немедленно усыпили, девушка смотрит куда-то в даль, в бок и в сторону. Перед ней - стол на котором тьма-тьмущая пузырьков и склянок с лекарствами - девушка переставляет их согласно непонятной и неизвестной человечеству логике.
Я ору изо всех сил, девушка переставляет пузырьки и скатывает из ваты шарики.
"Все нормально" - говорит она.
Все нормально.
Попорчу, пожалуй.
На выходных приснился романтичный сон.
Лето. Приятная горная местность, "прошитая" карьерами оранжевой глины. Сосны. На склонах теснятся недостроенные домики из свежего бруса и обычные московские блочные многоэтажки, асфальтовые дорожки ловко огибают холмы. Светит лимонное солнце.
По неизвестной причине я завела себе собаку-далматинца. Он наглый, веселый, большой, с тонкими худыми лапами и очень шустрый.
Однажды, прийдя домой, я обнаруживаю, что 2 мои кошки (имеющиеся у меня в реальности), учинили над долматинцем совершенно непотребное действо: отгрызли ему лапы и съели брюхо. Долматинец лежит на полу и внешне напоминает потрошеную рыбу-навагу и я не понимаю, каким образом он все еще жив. Я беру его на руки, а он лягается из последних сил и смотрит на меня бешенным глазом.
И я бегу с ним черт знает куда - выхожу из дома и по крутому склону карапкаюсь наверх - там что-то вроде широкой городской улицы. С одного края - обрыв, с другого - низкие хибарки, магазинчики и какие-то южнопортовые сиротливые строения. Где-то там должна быть или жить моя мама - именно к ней, по всей вероятности, я хочу обратиться за помощью.
Мне не то, чтобы страшно или обидно - мне так, как будто горит дом и из него надо вытащить ребенка.
Я стараюсь держаться спокойно, особенно потому, что моя мама держится совершенно спокойно. Она ведет меня в большой и светлый магазин, где пол устлан желтым аккуратным кафелем, кладет собаку на этот кафель и начинает внимательно и сосредоточенно делать покупки.
"Все нормально" - говорит мне мама.
Я не выдерживаю, беру собаку и долго брожу среди свежесбитых деревянных домиков; нахожу ветеринара - темноволосую угрюмую и очень молодую девушку и прошу ее усыпить мою собаку.
"Зачем усыплять?" - удивленно кривится девушка. "Ее можно вылечить."
Я не понимаю, как можно вылечить собаку, у которой не осталось ни одного органа и которая похожа на потрошеную рыбу-навагу. Предполагаю, что, если лечение есть, то его надо начинать немедленно, но мое предположение не приводит ни к каким результатам.
Собака начинает задыхаться, у нее из шеи вываливаются какие-то вены и трахеи, я кричу, чтобы ее немедленно усыпили, девушка смотрит куда-то в даль, в бок и в сторону. Перед ней - стол на котором тьма-тьмущая пузырьков и склянок с лекарствами - девушка переставляет их согласно непонятной и неизвестной человечеству логике.
Я ору изо всех сил, девушка переставляет пузырьки и скатывает из ваты шарики.
"Все нормально" - говорит она.
Все нормально.