Откуда берется честность. Советский и немецкий солдаты
Мой дед по материнской линии во время войны был связистом - прострелены обе руки, осколочные ранения обеих ног. Начало войны. Элитные эсэсовские отряды с остервенением рвутся на наши съежившиеся позиции. Фашисты еще окутаны ореолом непобедимости - не может быть и мысли о малейшем поражении от славянского недочеловека когда за спиной стоит на коленях покоренная Европа.
Идет адова бойня - командир весь в крови и грязи нечеловеческим голосом орет моему деду: «Связь!!». Дед отдает приказ своему бойцу - тот отыскивает на земле провод и начинает по нему идти, пытаясь найти обрыв. Бойца послали на верную смерть - немецкая артиллерия лупит так, а плотность пулеметного огня такая, что выжить вне окопа почти невозможность. Бойцы уходят один за одним - наконец кому-то из них удаётся прорваться и на какое-то время восстановить связь. Потом все начинается с начала.
После войны дед возглавляет какой-то серьезный завод - честность деда, доходившая до абсурда, не позволяла ему украсть с родного предприятия даже гвоздя. Откуда такая честность?
Да мелко это как-то - воровать, когда ты чрез такой ад прошел. Смотрят на тебя сверху погибшие товарищи и те, кого ты и не знал толком-то, но которые по твоему приказу на смерть шли - настоящие мужики, а ты, как крыса у их матерей и детей через завод херню всякую воруешь. Не совмещается как-то истинная воинская доблесть с воровством.
Был ли дед верующим - сомневаюсь, хотя на войне атеистов нет. Был ли он воцерковленным - тоже вряд ли - таких на ответственные должности не ставили. Но то, что чувствовал связь с погибшими, был им обязан - это да, оттого и решение быть честным. Но ведь это означает, что дед подразумевал духовную связь с теми, кого уже нет. Если бы он этой связи не ощущал - да гори оно все огнем, подваровывал бы себе на чуть лучшую жизнь руководящего советского работника.
Конец войны. Американо-английские войска со дня на день должны войти в Париж. Немцы отступают, но делают это с острым желанием нанести максимальный ущерб наступающей стороне. Организуется засада, куда попадает идущий впереди основных сил американский разведывательный отряд. На открытой местности их расстреливают из пулемета практически в упор. Остается только один солдат - ранен в ноги, отчего не может передвигаться. Похоже у него еще и шок - с воем лазает по земле и будто слепой бьет по ней руками. Пули, не попадая, зарываются в землю рядом с ним. Наконец американец нащупывает винтовку, садится и начинает стрелять в немецких пулеметчиков. Просто сидит и стреляет, не пытаясь ни уползти, не зарыться, не закрывает себя чем-либо - ему уже все равно. На миг немецкий пулемет замолкает - пулеметчик прицеливается, дает очередь - американец убит.
В следующий раз мы встречаем нашего немецкого пулеметного снайпера в кровати французской красавицы. Друг немца, фронтовой фотограф, уговорил его остаться в Париже и выдать себя перед союзными войсками за француза. Тем более француженка, разделившая с ним эту ночь, влюблена в него и готова лжесвидетельствовать.
И вот наш немецкий солдат лежит в кровати и в своих размышлениях понимает, что своим поступком он предает настоящих солдат - своих товарищей, погибающих в Европе и восточных котлах. Предает даже того американского солдата, который сражался до последнего - сражался уже неизвестно за что, сражался обреченный, сражался просто потому, что он солдат.
Немец отказывается предавать память всех этих воинов и сдает соответствующей службе своего друга и любящую его француженку, а сам продолжает воевать на обреченной войне.
В обоих случаях и советский и немецкий солдаты оставались верны своему долгу, помнили о погибших и находились с ними в какой-то невидимой связи. Эта связь ощущалась ими до конца жизни, устанавливая высокую планку человеческих качеств.
Можно ли быть честным вне веры? Наверно да - ведь многие советские люди были таковыми, не ведая о Боге. Но уже у следующего поколения нравственные качества базировались не на пережитом, а на сомнительной теоретической пропаганде, что неминуемо вело к снижению требований к себе. Известно ведь, что моральные устои советской номенклатуры с каждым годом превращались в песок и кульминацией всего стало их участие в антинародной приватизации.
Так вот вера в Бога - это способ сохранить свои устои, нравственность, явить лучшие качества вне военного времени, иначе война восстановит их своим дьявольским способом. Что вы выбираете - страх Божий в мирной жизни или ужасы военного времени? Результат будет один и тот же - человек возвращается к истинным ценностям, но цена разная: страх Божий требует отказаться от страстей, а война забирает ваши жизни.
Идет адова бойня - командир весь в крови и грязи нечеловеческим голосом орет моему деду: «Связь!!». Дед отдает приказ своему бойцу - тот отыскивает на земле провод и начинает по нему идти, пытаясь найти обрыв. Бойца послали на верную смерть - немецкая артиллерия лупит так, а плотность пулеметного огня такая, что выжить вне окопа почти невозможность. Бойцы уходят один за одним - наконец кому-то из них удаётся прорваться и на какое-то время восстановить связь. Потом все начинается с начала.
После войны дед возглавляет какой-то серьезный завод - честность деда, доходившая до абсурда, не позволяла ему украсть с родного предприятия даже гвоздя. Откуда такая честность?
Да мелко это как-то - воровать, когда ты чрез такой ад прошел. Смотрят на тебя сверху погибшие товарищи и те, кого ты и не знал толком-то, но которые по твоему приказу на смерть шли - настоящие мужики, а ты, как крыса у их матерей и детей через завод херню всякую воруешь. Не совмещается как-то истинная воинская доблесть с воровством.
Был ли дед верующим - сомневаюсь, хотя на войне атеистов нет. Был ли он воцерковленным - тоже вряд ли - таких на ответственные должности не ставили. Но то, что чувствовал связь с погибшими, был им обязан - это да, оттого и решение быть честным. Но ведь это означает, что дед подразумевал духовную связь с теми, кого уже нет. Если бы он этой связи не ощущал - да гори оно все огнем, подваровывал бы себе на чуть лучшую жизнь руководящего советского работника.
Конец войны. Американо-английские войска со дня на день должны войти в Париж. Немцы отступают, но делают это с острым желанием нанести максимальный ущерб наступающей стороне. Организуется засада, куда попадает идущий впереди основных сил американский разведывательный отряд. На открытой местности их расстреливают из пулемета практически в упор. Остается только один солдат - ранен в ноги, отчего не может передвигаться. Похоже у него еще и шок - с воем лазает по земле и будто слепой бьет по ней руками. Пули, не попадая, зарываются в землю рядом с ним. Наконец американец нащупывает винтовку, садится и начинает стрелять в немецких пулеметчиков. Просто сидит и стреляет, не пытаясь ни уползти, не зарыться, не закрывает себя чем-либо - ему уже все равно. На миг немецкий пулемет замолкает - пулеметчик прицеливается, дает очередь - американец убит.
В следующий раз мы встречаем нашего немецкого пулеметного снайпера в кровати французской красавицы. Друг немца, фронтовой фотограф, уговорил его остаться в Париже и выдать себя перед союзными войсками за француза. Тем более француженка, разделившая с ним эту ночь, влюблена в него и готова лжесвидетельствовать.
И вот наш немецкий солдат лежит в кровати и в своих размышлениях понимает, что своим поступком он предает настоящих солдат - своих товарищей, погибающих в Европе и восточных котлах. Предает даже того американского солдата, который сражался до последнего - сражался уже неизвестно за что, сражался обреченный, сражался просто потому, что он солдат.
Немец отказывается предавать память всех этих воинов и сдает соответствующей службе своего друга и любящую его француженку, а сам продолжает воевать на обреченной войне.
В обоих случаях и советский и немецкий солдаты оставались верны своему долгу, помнили о погибших и находились с ними в какой-то невидимой связи. Эта связь ощущалась ими до конца жизни, устанавливая высокую планку человеческих качеств.
Можно ли быть честным вне веры? Наверно да - ведь многие советские люди были таковыми, не ведая о Боге. Но уже у следующего поколения нравственные качества базировались не на пережитом, а на сомнительной теоретической пропаганде, что неминуемо вело к снижению требований к себе. Известно ведь, что моральные устои советской номенклатуры с каждым годом превращались в песок и кульминацией всего стало их участие в антинародной приватизации.
Так вот вера в Бога - это способ сохранить свои устои, нравственность, явить лучшие качества вне военного времени, иначе война восстановит их своим дьявольским способом. Что вы выбираете - страх Божий в мирной жизни или ужасы военного времени? Результат будет один и тот же - человек возвращается к истинным ценностям, но цена разная: страх Божий требует отказаться от страстей, а война забирает ваши жизни.