(no subject)
Много лет тому назад (а по ощущению - ну просто позавчера) я записывала на Бибиси для какой-то передачи Александра Пятигорского. На рабочем столе лежал у меня бибисишный толстенький деловой дневничок на будущий 1994 год. Такие нам выдавали на службе в конце каждого года. Даже два выдавали - толстый и тонкий: один для настольного, а другой - продолговатый и тощенький - для портфельно-сумочного пользования. Саша повертел книжицу в руках: "А вы не могли бы попросить еще один? Я иду вечером поздравлять знакомую. Возможно, лучшую женщину в Лондоне, а может быть, и лучшую женщину вообще... Подарок у меня уже есть. Но это имеет шанс ей понравиться."
Я отдала ему немедленно. При хаотичности моей натуры эти ежегодники скапливались у меня в ящике с едва заполненными первыми страницами.
Вечером мы встретились у Марины на дне рождения. Пятигорский пришёл всех позже. Он сказал: "Вот позвонили из Тарту - Лотман умер". Мы все знали, что Юрий Михайлович болен.
Я ездила в Тарту в марте 1990 года записывать его для Бибиси, Он быстро уставал, не мог читать, хотя говорил как по писаному. Зара Григорьевна и Лидия Михайловна осуществляли и помощь и общее руководство: "Ты еще не сказал вот что..." Попутная критика была острой. Но он, видимо, давно привык. Молодой человек, один из близких дому людей (имя ныне известное), с моего разрешения и свой магнитофон приставил. Впоследствии он опубликовал эти записи, никого не оповестив и не обозначив обстоятельств, при которых они были сделаны. Зара Михайловна казалась здоровее, а умерла через полгода, опередив Юрия Михайловича...
... Пятигорский пришёл и сказал: "Лотман умер".
Журналисты, конечно, стервятники. Но должны же люди знать. Я принялась звонить на Бибиси редактору ночной передачи "Брифинг", новому на Русской службе человеку, каких стали набирать в перестройку: то бывший тассовец, то, прости Господи, спец из советского Иновещания. "Андрей, - сказала я, - есть новость: Лотман умер. И тут со мною рядом Александр Моисеевич Пятигорский, он готов сказать для Бибиси несколько слов прямо сейчас, по телефону." "Наташа, - сказал редактор на том конце провода, - я всё готов сделать, что надо, но объясните, кто умер и кто готов сказать." Выпускник московского факультета журналистики, которому на тот момент и 30 не было, никогда не слышал имени Лотмана, а Пятигорского,эмигранта с 1973 года, и подавно. Я объяснила. Новость была сделана и ушла в эфир. Мы, Маринины гости, выпили молча,не чокаясь, и сразу выпили еще раз...
А сегодня у Марины Бувайло, золотого человека, надежного друга, щедрого доктора и отличной писательницы, "круглый" день рождения. Я и сама не знала, что запись выйдет такая. Я всего только хотела донести до Марины далёкий отзыв Пятигорского (Саша его повторить не сможет - умер три года назад, в конце октября). Но уж так получилось, так сплелось в моем обращенном вспять сознании. Пусть. Прости, Мариша!
Будь счастлива, окружена родными и друзьями. Спасибо тебе за многие годы знакомства!
Я отдала ему немедленно. При хаотичности моей натуры эти ежегодники скапливались у меня в ящике с едва заполненными первыми страницами.
Вечером мы встретились у Марины на дне рождения. Пятигорский пришёл всех позже. Он сказал: "Вот позвонили из Тарту - Лотман умер". Мы все знали, что Юрий Михайлович болен.
Я ездила в Тарту в марте 1990 года записывать его для Бибиси, Он быстро уставал, не мог читать, хотя говорил как по писаному. Зара Григорьевна и Лидия Михайловна осуществляли и помощь и общее руководство: "Ты еще не сказал вот что..." Попутная критика была острой. Но он, видимо, давно привык. Молодой человек, один из близких дому людей (имя ныне известное), с моего разрешения и свой магнитофон приставил. Впоследствии он опубликовал эти записи, никого не оповестив и не обозначив обстоятельств, при которых они были сделаны. Зара Михайловна казалась здоровее, а умерла через полгода, опередив Юрия Михайловича...
... Пятигорский пришёл и сказал: "Лотман умер".
Журналисты, конечно, стервятники. Но должны же люди знать. Я принялась звонить на Бибиси редактору ночной передачи "Брифинг", новому на Русской службе человеку, каких стали набирать в перестройку: то бывший тассовец, то, прости Господи, спец из советского Иновещания. "Андрей, - сказала я, - есть новость: Лотман умер. И тут со мною рядом Александр Моисеевич Пятигорский, он готов сказать для Бибиси несколько слов прямо сейчас, по телефону." "Наташа, - сказал редактор на том конце провода, - я всё готов сделать, что надо, но объясните, кто умер и кто готов сказать." Выпускник московского факультета журналистики, которому на тот момент и 30 не было, никогда не слышал имени Лотмана, а Пятигорского,эмигранта с 1973 года, и подавно. Я объяснила. Новость была сделана и ушла в эфир. Мы, Маринины гости, выпили молча,не чокаясь, и сразу выпили еще раз...
А сегодня у Марины Бувайло, золотого человека, надежного друга, щедрого доктора и отличной писательницы, "круглый" день рождения. Я и сама не знала, что запись выйдет такая. Я всего только хотела донести до Марины далёкий отзыв Пятигорского (Саша его повторить не сможет - умер три года назад, в конце октября). Но уж так получилось, так сплелось в моем обращенном вспять сознании. Пусть. Прости, Мариша!
Будь счастлива, окружена родными и друзьями. Спасибо тебе за многие годы знакомства!