Весенний перелет || «Красная звезда» 23 апреля 1942 года
(От специального корреспондента «Красной звезды»)
Только недавно пролетели домой журавли. За журавлями потянулись и первые весенние фрицы. Они понимают «весеннее наступление» Гитлера, как «наступление в плен».
- Плен ближе к дому, чем могила, - говорят они резонно.
Вот два весенних путешественника, две первых ласточки большого перелета, о котором день и ночь мечтают гитлеровские солдаты.
Пауль Порумбак, сын шахтера из Восточной Германии, проделав поход во Францию, получил, наконец, осенью прошлого года отпуск домой. Он ехал, полный шовинистического восторга. Ему было что рассказать своим. Он видел поруганную Францию, обнищавшую Бельгию, кутил в голодном, но все еще «шикарном» Париже. Ему казалось, что он здорово воевал и что Германия может вечно гордиться своими солдатами.
Он пересек всю Германию, чтобы добраться до дому. Сначала он рассказывал в поездах небылицы о собственных подвигах, но когда его стали перебивать вопросами, есть ли в Париже масло и почем оно, и можно ли купить там обувь, он замолк. Он почувствовал, что Германия интересуется только хлебом и маслом, а не победами. Когда немцу говорят о захваченном городе, он первым долгом спрашивает, есть ли там мыло. Германию интересовали только те победы, которыми можно пообедать или помыться, и Германия никак не желала гордиться своими солдатами, которые пьют и жрут в свое удовольствие, заставляя страну голодать и мерзнуть.
Из окна вагона Пауль Порумбак видел только голод и уныние. Дети были бледны, женщины заплаканы и плохо, неряшливо и грязно одеты.
И впервые мелькнуло в голове Порумбака, что, пожалуй, никогда не было для Германии несчастья, более трагического, чем эти эфемерные победы, поставившие на колени почти всю Западную Европу, но свалившие на четвереньки и самого «победителя».
Порумбак пробыл дома всего несколько дней, не желая об’едать старуху мать. В холодную осень она ходила босой, впервые за всю жизнь. До войны, как ни плохи были шахтерские дела, на одежду и обувь все же хватало, а сейчас Порумбак не мог достать матери даже подержанных ботинок, потому что шла как раз кампания по сбору теплых вещей для армии, и за торговлю старьем приговаривали к расстрелу.
Радио Геббельса тарахтело о победах и о том, что Германия теперь самая богатая страна в мире.
Пауль Порумбак прервал свой отпуск и был отправлен, как опытный, обстрелянный солдат, на советско-германский фронт. Он проехал через нищую, голодную Румынию, видел разграбленную Одессу и сожженные села Украины, а в Николаеве самолично убедился в том, каков тот «новый порядок», который Гитлер обещает славянам: он видел массовые расстрелы женщин, детей и стариков. Картина разнузданного буйства произвела на него тяжелое впечатление.
- Мы обмануты Гитлером, - подумал он.
Пешком - в составе маршевого батальона - прибыл он зимой в Крым для пополнения потрепанной 132-й пехотной дивизии. Незадолго до его прибытия один батальон 436-го полка вовсе перестал существовать, а в ротах других полков насчитывалось по 30 человек. Ничто не напоминало тут Францию.
В канун нового года 132-я дивизия, наспех укомплектованная прибывшими резервами, была спешно двинута на Керченский полуостров для отражения советского десанта. На марше Порумбак принял твердое решение - сдаться в плен. Поездка домой и все пережитое в тыловой Германии, все виденное в оккупированных советских областях, наконец, рассказы солдат о тяготах этого фронта убедили его, что из всех мыслимых наступлений самое реальное - «наступление» в плен.
В Карасубазаре Порумбак отстал от своей колонны и добрый месяц скитался между Карасубазаром и Симферополем, якобы разыскивая свой полк. Таких, как он, были сотни. Жители помогали им скрываться и показывали безопасные дороги. Несколько раз Порумбак приближался к фронту и поворачивал обратно. Он носил в сапоге две советских листовки и два пропуска в плен, и все же не решался сделать последний шаг. Но в Карасубазаре, ночуя в русской семье, где кое-как говорили по-немецки, он узнал совершенно точно, что с пленными большевики обращаются вполне гуманно, и тут отпали его последние сомнения. Поутру с оружием в руках он сдался красноармейцам-разведчикам.
При опросе он говорит твердо, чеканя слова:
- Хочу помочь, чем могу, скорее покончить с этой проклятой войной. Я готов выступить перед микрофоном с призывом к нашим солдатам. Я готов оказать любые услуги для быстрейшего окончания губительной для Германии войны с русскими. Я понял, что им - он тычет пальцем назад, за плечо (т.е. Гитлеру и его своре) - все, а нам пуля. Я хочу, чтобы было наоборот.
Второй из оболваненных - живописец вывесок Бруно Кнюппель, солдат еще более высокого класса. Он участвовал в войне с Польшей, был в походе на Париж, сражался в Греции. У него железный крест, значок за участие в трех атаках и второй значок за ранение. Он из тех, кого можно назвать «старой гвардией» немецко-фашистской армии.
Прибыв 3 августа на советско-германский фронт, он спустя два дня был ранен и отправлен на излечение в Румынию. Раненых немцев избегали завозить в Германию, чтобы не портить настроения в тылу. Страна ведь знала только о «блестящих победах» фашистского оружия. Раненым говорили, что вагоны нужны для подброски резервов и боеприпасов, а до Румынии ближе, чем до Германии, и кроме того климат здесь гораздо мягче.
Климат был и в самом деле мягкий, но питание весьма сурово и скудно. В госпиталях никто не залеживался. В сентябре прошлого года Бруно Кнюппель уже маршировал по городу Николаеву. Так же, как и Порумбак, Кнюппель увидел здесь много ужасов. Он был свидетелем зверств над детьми и женщинами. Видел, как горят села, как разрушаются любовно собранные музеи и библиотеки. У него было время обдумать «новый порядок», когда он шел по осенней грязи из Николаева в Крым.
В Крыму он опять увидел расстрелы и грабежи.
Население уходило в горы. Села были пусты, поля и сады заброшены. В трех селах, расположенных одно за другим, остались две собаки и кошка. Солдаты знали это точно, потому что много дней охотились за этой последней дичью. Псы перешли на ночную жизнь и ни за что не давались в руки. В одной крымской деревне между Симферополем и Алуштой Кнюппель рылся в куче книг, сваленных на улице, и был удивлен, обнаружив среди них немецкие и английские словари, хрестоматии. В этой деревушке ребята изучали иностранные языки. Он не поверил бы, если б не видел сам.
Когда он рассказал об этом женщине-врачу в Симферополе, она, косо взглянув на него, сказала вполголоса:
- У нас, в Советском Союзе, каждый имеет возможность учиться. Мы хорошо жили, пока вас не было.
И он понял, что женщина эта, рискующая жизнью за свою откровенность, говорит правду. Поняв это, он сказал самому себе, что и сам он жил лучше, пока не побывал в Польше и в Греции, пока не видел ужасов, творимых на Украине. В феврале, как только выдался случай, он сдался в плен.
Он стоит, медленно поглаживая рукой гладко зачесанные волосы, точно массирует, разминает слежавшиеся, скомканные мысли, и говорит медленно, как говорят наедине с собой.
- Я даю эти показания не по слабости характера и не потому, что я трус. Я нарушаю свою присягу сознательно. Нас обманули. Мы не знаем, зачем сюда пришли и за что воюем. Поэтому я считаю себя обязанным откровенно давать показания. Я стою перед вами не как изменник родине, а как солдат, обманутый командирами…
Вот как заговорили весной кадровики Гитлера. Что ж, лиха беда начало. Из советского плена им до дому действительно ближе, чем из могилы. Это они в конце концов поняли. || Бригадный комиссар П.Павленко. КРЫМ. (По телеграфу).
+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
Большие потери немцев
БРЯНСКИЙ ФРОНТ, 22 апреля. (По телеграфу от наш. корр.). Наступающая N стрелковая часть встретила упорное сопротивление двух батальонов немецкой пехоты, сильно укрепившихся у речного рубежа. Под прикрытием мощного артиллерийского и минометного огня наши бойцы прорвали первую линию немецкой обороны. Разгорелся бой внутри оборонительной полосы противника.
Особенно цепко держался враг за населенный пункт. Наши подразделения ворвались туда, зайдя с фланга. Уличный бой продолжался несколько часов. Придавая важное значение этому опорному пункту, немцы подбросили подкрепление. Только ценой больших жертв им удалось удержать за собой часть деревни. В боях на этом участке полегло много фашистов, нашими бойцами захвачены трофеи.
Отлично действовали минометчики. Поддерживая наступление пехоты, они уничтожили 30 огневых точек врага, подбили противотанковую пушку, подожгли дел оклада с боеприпасами.
В ходе наступательных боев другой нашей части также показали выдающееся мастерство огня артиллеристы и минометчики. Помощник командира батареи лейтенант Кляшторный выдвинул свой наблюдательный пункт на линию передовых подразделений пехоты. В результате были разбиты шесть вражеских блиндажей и подавлены три пулеметные точки. Пехота успешно продвинулась вперед и заняла немецкие окопы. Командир минометного подразделения старший лейтенант Боровский, умело управляя огнем, блокировал огневые точки врага и обратил в бегство группу немцев, что позволило пехоте быстро овладеть населенным пунктом.
На одном участке наступления этой части встретилось минное поле. Нужно было разминировать его, чтобы открыть проход для атакующих танков и пехоты. Эту задачу выполнял боец саперного подразделения тов.Голуб. Он скрытно пробрался к минному полю. Немцы вели сильный огонь с расстояния 200 метров. Самоотверженный сапер все же обезвредил 12 мин. Путь для танков был открыт, и они ворвались в расположение противника. Тов.Голуб вместе с пехотинцами пошел в атаку на немецкие блиндажи.
+ + + + + + + + +
Источник: « Красная звезда» №95, 23 апреля 1942 года
# И.Эренбург. Весенние дни || «Красная звезда» №77, 2 апреля 1942 года
# Я.Милецкий. " Весенние" солдаты Гитлера || «Красная звезда» №60, 13 марта 1942 года
# П.Павленко. После одного воздушного боя || «Красная звезда» №86, 12 апреля 1942 года