По деревням, где бесчинствуют немцы || «Красная звезда» 15 июля 1942 года
Записки очевидца
Группа разведчиков, с которой мы отправились в тыл врага, состояла из пяти человек. Все пятеро - гвардейцы, дравшиеся с фашистами с первых дней войны, неоднократно ходили по немецким тылам. Вышли мы под вечер - с тем, чтобы ночью пересечь линию фронта. Перед отходом командир батальона указал нам, где и как можно пройти, где и какие немецкие части расположены. Собрались, проверили вооружение, попрощались с командиром и комиссаром.
- Вперед!
Лес. Огромный, дремучий, конца края нет ему. Иногда среди деревьев поблескивает золотым вечерним светом небольшое озеро. Чем дальше мы шли, тем болотистей становилась местность. Все чаще и чаще погружались сапоги в вязкую, поросшую зеленой травой, пружинящую под ногами почву. Очень мучили нас комары. Они летали над нами серой тучей. Мы отмахивались ветками, платками, но едва отобьешься от одной тучи, как в атаку устремляется новая.
Около полуночи мы прошли мимо наших передовых патрулей. Начались сплошные болота. Ночь, впрочем, была светлая, да и наш отряд состоял из опытных лесовиков: эти повсюду проберутся. А пробираться трудно. Представьте себе болото, поросшее мхом, заваленное старыми, сгнившими деревьями. Местами видна открытая вода. Иногда проваливаешься по колено.
Мы шли по узким полоскам твердой почвы. Часто перепрыгивали с одного поваленного дерева на другое. Всю ночь и весь следующий день шли мы и только к вечеру добрались до сухого места. За сутки прошли всего одиннадцать километров.
Отдохнули часа три и снова двинулись вперед по лесам. Теперь мы находились уже в зоне расположения немцев. Однако опытные разведчики-гвардейцы шли спокойно, свободно и быстро. Немцы в леса не заходят, боятся партизан. Иногда только можно встретить тут их небольшие патрули.
Начинало светать, небо порозовело. Внезапно наш командир остановился. Остановились и мы. Ничего не было видно и слышно, но командир пристально глядел куда-то вдаль. Следуя его взгляду, мы заметили темное пятно среди кустов. Пригляделись. Человек. Командир окликнул его. Он вздрогнул и поднял вверх руки.
Это был старик, колхозник, пробиравшийся из своей деревни в соседнюю, к сыну. Немцы запрещают населению передвигаться в прифронтовой полосе, поэтому люди ходят тайком, лесами. Если немцы поймают такого «путешественника», то немедленно, на месте, расстреливают его.
Заметив красные звезды на наших фуражках, старик радостно замахал руками и побежал к нам.
- Свои, свои! - бормотал он. - Слышу, идут, думал - немцы, аж обмер... А это свои...
Мы дали ему табаку, он закурил, весело поглядывая на нас.
- Какие дела, папаша? - спросил командир.
- Дрянь дела! - сказал старик. - Жизнь такая, что рад - не рад, а повесишься... Замучил немец... Жжет, убивает, все отбирает...
Он рассказал, что в деревне Одеришино Крутецкого сельсовета немцы расстреляли колхозника Якова Семенова и его жену за то, что в их доме была найдена советская листовка. Казнили всех взрослых мужчин деревни Ломовые Горки.
Старик сообщил нам, что теперь работает на барщине. Как на барщине?
- А так... Немцы помещику Бэку совхоз «Гари» подарили... Девятьсот семьдесят га... Ну, вот и сгоняет теперь этот чертов Бэк народ со всей округи. 600 человек по 18 часов в день на него работают... И меня пригнали... Верь - не верь, а сожжем мы Бэка. Плохо одно - в деревнях мужиков нет, одни бабы. Ну, да и бабы сожгут, верное слово!
Мы двинулись дальше. Прошли несколько деревень, сожженных немцами дотла. Фашистская карательная экспедиция сжигала деревни по малейшему поводу: за неисполнение самых незначительных приказов, за бранное слово, сказанное колхозницей по адресу немецкого солдата, за недосдачу скота, за то, например, что девушки, жительницы села, пели в избе песню «Катюша», и т.д.
Деревня Папортная. Все сожжено, не осталось ни одного строения. Возле сгоревших домов вырыты землянки, откуда при нашем приближении начали выползать детишки, старики и женщины. Мимо этой деревни как-то раз ночью прошел партизанский отряд. Узнав об этом, фашисты, придя в Папортную, дали населению 5 минут на то, чтобы очистить дома. Бабы, плача, стали вытаскивать из изб пожитки.
Они голосили так громко, что было слышно в соседней деревне. Немецкий офицер смотрел на часы. Когда прошло ровно 5 минут, офицер дал знак, солдаты бросились к избам, заперли в них всех, кто, не успев вынести вещи, еще оставался там, и начали поджигать дома. Когда огонь разгорелся и запертые пытались выпрыгнуть через окна, их убивали очередями из автоматов. После этого все население согнали на площадь, отобрали 9 человек и расстреляли их. Вот фамилии расстрелянных: Васильев Дмитрий Васильевич - колхозник, 55 лет, его сын Васильев Василий Дмитриевич, 14 лет, Александров Василий Александрович - колхозник, 65 лет, Родионов Анисим, 52 года, Ништин Иван Никитич - колхозник, 50 лет, Барканов Иван Павлович - колхозник, 35 лет, Горшков Степан Иванович - колхозник, 48 лет, Федоров Алексей Федорович, 15 лет, Егоров Дмитрий Егорович, 15 лет.
Старик Александров был расстрелян за то, что просил не сжигать хотя бы бани.
- Оставьте баньку кости попарить, - сказал он офицеру.
- Тебе баня нужна? - спросил офицер карательной экспедиции, говоривший по-русски.
- Не мне... обществу нужна... - ответил старик.
- Сейчас мы тебе дадим баню! - сказал офицер и отдал приказ по-немецки.
Александрова схватили, публично выпороли на площади, а потом расстреляли. После расстрела офицер произнес речь, состоявшую из нескольких слов:
- Вот вам баня! Такую баню будет иметь каждый, если обратится с глупыми просьбами к немецкому офицеру.
В деревне Вороново Белебелковского района, куда я попал позже, немцы расстреляли фельдшера Орлова, его жену и девятилетнего сына за то, что Орлов оказывал медицинскую помощь крестьянам.
Для уничтожения деревень немцы нередко пускают в ход авиацию. Мы оказались свидетелями такого налета. Деревня Семеновщина Дедовичского района была безлюдна, когда мы туда пришли. Жители ушли в лес. Они жили в землянках, вырытых в болотистой, сырой почве. Из-за гнилой воды начались жестокие желудочные заболевания. Умерло много детей. И все же крестьяне не решались вернуться в деревню. Они недодали немцам нормы скота и боялись расправы.
Мы сидели в землянке и разговаривали с колхозниками, когда раздался гул приближающегося немецкого самолета. Он сделал над лесом круг и сбросил листовки. В листовках говорилось, что население окрестных деревень, ушедшее в леса, может спокойно вернуться: жечь и карать их не будут.
Вечером возле землянок собрался крестьянский сход. Спорили долго. Одни говорили, что надо вернуться в деревню. Другие с сомнением покачивали головами: обманет немец, не раз обманывал. Все же утром в пустую деревню потянулись люди с тюками на спинах.
А вечером снова раздался гул: опять прилетели немецкие самолеты с зажигательными бомбами. Заполыхали пожары. В несколько минут огонь охватил всю деревню. Метались по улице старики, женщины, дети. Потом самолеты начали обстреливать деревню из пулеметов. Кровь и пожар. Мы видели, как кровь постепенно окрашивала воду, струившуюся по канаве (днем тут прошел дождь). А самолеты продолжали делать заход за заходом. Люди припадали к земле, прятались в ямах, лежали плашмя в лужах, но пули настигали их всюду. Мы видели, как девочка лет десяти пустилась к реке, надеясь спрятаться в осоке. Один из летчиков заметил ее, дал очередь из пулемета. Промахнулся, не убил, только ранил. Девочка, обливаясь кровью, продолжала ползти к осоке. Летчик сделал еще один круг, пролетел совсем низко, дал очередь. На этот раз девочка осталась лежать на месте: ее белая головка превратилась в кровавое месиво.
Смерть, крепостная барщина, пожары - вот что принесли фашистские мерзавцы крестьянству. Да фашисты и не скрывают этого! В своих грязных газетках, издаваемых на русском языке, они печатают приказы и об'явления, в которых населению сулится одно: смерть. Перед нами один из таких гнусных листков: «Павловская правда». Что пишут в ней гитлеровцы? На первой странице несколько об'явлений, неизменно заканчивающихся словами: «За невыполнение - расстрел». Далее сообщается: «Вчера расстреляно пять человек за выход на улицу после 5 часов вечера». Заканчивается газета таким об'явлением, характеризующим степень голода и нищеты, до которых доведено население оккупированных районов:
«В деревнях население, ссылаясь на голод, вырывает трупы павших животных и питается ими. Запрещается вырывать трупы животных. За невыполнение - расстрел».
В общей сложности в одном Дедовичском районе Ленинградской области немцы сожгли 95 деревень, в том числе деревни Поревичи, Дегжо, Опрасово, Пустошка, Болотня и т.д. В Белебелковском районе в одном Полистовском сельсовете из 11 деревень немцы сожгли десять.
Немцы грабят жителей. Забирают все - скот, зерно, инвентарь, носильные, домашние вещи.
Мы шли по узкой лесной дороге. Впереди из-за деревьев мелькнули серо-зеленые куртки. Мы залегли и укрылись, выжидая. Немцы не заметили нас. Они шли, сняв каски и повязав лбы платками для защиты от комаров. Внезапно они остановились: на дороге показалась крестьянская девушка в сапогах. Один из немцев подозвал ее и спросил, указывая на сапоги:
- Што такой?
- Сапоги, - недоумевая, отвечала девушка.
- Забоги, за боги... - забормотал солдат.
- Синимай, черт!
Девушка что-то сказала. Немец ударил ее кулаком по лицу. Она упала. Тогда привычным ловким движением немец стащил с нее сапоги, осмотрел их, удовлетворенно чмокнул языком, не спеша перевязал и перекинул через плечо.
- Дозвидань! - галантно раскланялся он. - Ауф видерзейн, черт!
Девушка лежала в пыли на дороге. Наш командир прицелился, дал очередь. Оба немца свалились в придорожную канаву. Мы подняли девушку. Она рассказала, что совершила побег из Порховского района, куда была мобилизована для работы в бывшем совхозе «Полоное». Сейчас по повелению Гитлера этот совхоз подарен коменданту города Порхова Хильману. Ему вручили дарственную бумагу на имение, и он переехал в усадьбу со всей своей семьей. 500 крестьян под угрозой смертной казни обязаны работать на Хильмана от зари до зари все семь дней в неделю.
- Что же это тебе Хильман сапоги дал? - спрашиваем мы девушку.
- Накося! - сердито говорит она. - Мы у него за работу вонючую похлебку раз в день получаем... Я эти сапоги в колхозе еще до войны справила. Ведь я бригадиром в колхозе была, на красной доске... А вот теперь странствую, по канавам прячусь, в сала не захожу... Как бродяга...
Почти все взрослое работоспособное население немцы угоняют в Германию. Обычно это делается так: староста велит людям явиться к коменданту на сборный пункт. Там людей выстраивают, вызывают каждого в отдельности, записывают о нем данные, делают беглый осмотр и отправляют в концентрационный лагерь. Из лагеря эшелонами под охраной увозят в Германию. Все это сопровождается грубыми издевательствами.
Велика связь населения с партизанами, с советской родиной. Мы прошли много километров, десятки сел, и всюду, увидев красноармейскую форму, нас наперебой зазывали в дома.
- Желанные пришли! Сюда идите, сюда!
Делились с нами последней картошкой, схороненной от немцев, последним хлебом, вытаскивали для нас далеко запрятанные перины. Надо помнить, что все это делалось, невзирая на зверские расправы немцев с населением за малейшую помощь партизанам и красноармейцам-разведчикам.
Расскажу об одном случае. Далеко в немецком тылу поздно ночью пришли мы в деревню и заночевали. Выставили для охраны часового. Утром, едва рассвело, я вышел на улицу. Вдруг вижу - на обоих концах деревни (деревня маленькая) сидят на ступеньках девушки, зорко поглядывая вокруг. Подошел, спрашиваю:
- Что делаете, девчата? Почему не спите?
- А у нас так заведено, - говорят. - Если приходят в деревню партизаны или разведчики, - значит, мы посты расставляем, стережем, чтобы немец их врасплох не застал...
Земля горит под ногами фашистов. Чем чудовищнее их издевательства, тем острее ненависть к ним, тем шире партизанское движение. Тысячи народных мстителей громят врага. Ни виселицы, ни пули не могут заставить население оккупированных немцами районов отказаться от помощи партизанам. Крестьяне уходят в леса, чтобы бить фашистских мерзавцев так, как бьют их дедовичские, пожеревицкие и порховские партизаны. || А.Боровский. (Наш. спец. корр.).
+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
Операции военврача Грищенкова
ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ, 14 июля. (От наш. спец. корр.). За время отечественной войны военврач 2-го ранга Грищенков спас не одну сотню фронтовиков, получивших ранения в череп и лицо. Грищенков широко применяет новейшие методы лечения.
Не так давно в госпиталь доставили в тяжелом состоянии младшего лейтенанта Паршина. У него было обнаружено слепое пулевое ранение сосцевидного отростка, сильное разрушение затылочной и височной костей и выбухание мозга в рану. Два с половиной часа Грищенков не отходил от операционного стола. Он удалил все костные осколки, извлек из мозжечка (малого мозга) пулю немецкого автомата, наложил швы. В дополнение к этому была применена сульфидино-терапия. Результаты лечения не замедлили сказаться. Теперь самочувствие его хорошее.
Спустя некоторое время произошел еще более разительный случай. В нейрохирургическое отделение поступил красноармеец, получивший несколько осколочных ранений. У него было оторвано ухо, вытек глаз и разрушена левая половина лицевого скелета. Раненый потерял много крови. Когда его положили на операционный стол, у него не прощупывался пульс и не работали дыхательные органы, все тело покрылось предсмертной синевой. Казалось, все кончено. Но Грищенков вернул раненому жизнь.
Сложная операция была произведена бойцу Пугаеву, раненому в череп. Пугаев попал в окружение. В течение трех месяцев колхозники прятали его от немцев. Но вот Красная Армия освободила селение, в котором он находился. Раненого отправили в госпиталь. К этому времени у него образовалось гнойное расплавление костей. Благодаря искусству хирурга раненому удалось спасти жизнь. В настоящее время Пугаев выздоравливает.
+ + + + + + +
Источник: « Красная звезда» №164, 15 июля 1942 года
# С.Шатилов. Стон на Дону || «Красная звезда» №199, 25 августа 1942 года
# И.Эренбург. Суд скорый и правый || «Красная звезда» №223, 22 сентября 1942 года
# Н.Прокофьев. Немецкий разбой в кубанских станицах || «Красная звезда» №15 сентября 1942 года
# А.Ерусалимский: Политика фашистов в оккупированных районах || «Красная звезда» №234, 4 октября 1942 года