Широкая натура
Михаил Кольцов, «Правда», СССР.
Статья опубликована 2 июня 1927 года.
Под этим понятием у нас издавна подразумевалось многое.
Широкая натура, это - въезжать верхом на третий этаж в ресторан и требовать для себя и для лошади по рюмке водки с соленым огурцом.
Широкая натура, это - купать в «Яре» певиц в шампанском; совать цыганкам сторублевки за лиф и, возвращаясь домой, торговаться с извозчиком до седьмого поту за гривенник.
Широкая натура, это - бросаться с горячего банного полка прямо в снег. Это - таскать жену за косы на полу, это - выставить своим рабочим ведро спирту, или рассчитать их сразу, всех до одного выбросить на улицу, наняв других.
«Широкая натура» есть категория по преимуществу и главным образом русская и купеческая. За границей о ней слыхивали, но в точности себе не уясняют. Недаром же жаловался на нечуткость иностранцев некий самарский купец. Попав в Берлин, он учинил скромное торжество своей натуры, в большом и богатом кабаке, где долго и усердно бил бутылкой зеркала и пытался мазать лакеев горчицей. Когда простодушного весельчака уводили в полицию, он скорбно качал головой:
- Не понимают они нас... Не доходит до них! Э-эх, люди... Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат...
Все мельчает в жизни, и купечество русское в последние годы царства своего стало проявлять широту натуры, главным образом, на протестованных векселях. Наиболее излюбленным способом развернуться во всю ширь считался милый трюк с выворачиванием шубы и уплатой по копейке за рубль. Охрана же русских широких традиций перешла в ненадежные руки актеров.
Федор Шаляпин был едва ли не самым блестящим хранителем купеческих обычаев. Скучно в сотый раз рассказывать все намозолившие уши истории знаменитого баса: битье физиономий суфлерам и парикмахерам; пение на коленях перед царем; мазание безответных лакеев горчицей; скандалы на репетициях. Скучно и тоскливо, потому что кончился и царь, кончается бас, которым Шаляпин молился царю, нет теперь лакея, который не смазал бы по роже всякого, кто посягнет на него с горчицей.
В советские годы Шаляпин не смог стать тем, чем ему полагалось: просто большим артистом, для которого открыты были все художественные и театральные возможности. Ему, десятипудовой хрипнущей птичке, показалось тошно на русской равнине.
Не то, чтобы голодно птичке жилось. Клевала она порядочно. Мы были свидетелями, как целые военные дивизии, большие заводы отрывали от жалких своих пайков возы и грузовики с мукой, крупой и мануфактурой и платили ими птичке за радость послушать ее.
Птичка не стеснялась, клевала, но самый вид русского зрителя, его потертая толстовка и несвежие башмаки опротивели Шаляпину. Хотелось другого зрительского зала - черных фраков, тугих накрахмаленных грудей, жемчугов на нежной коже женщин.
Птичка осторожно распрощалась и очень вежливо, с советским паспортом, отбыла «на полгода» вдаль.
С тех пор началась канитель. Полгода превратились в шесть лет. Старательная администрация наших театров в начале и в конце каждого года, приглашает дорогого Федора Иваныча посетить Москву, и каждый раз Федор Иваныч, получающий в Америке по десяти тысяч рублей за вечер, уклоняется, ссылаясь (буквально!) на свою любовь к пролетариату:
Не стоит русских рабочих разорять. Не по карману придутся им мои спектакли. Лучше я иностранную буржуазию еще немножко пограблю.
Только-только мы собирались печатно поблагодарить столь усердного радетеля за пролетарское дело и столь опасного борца с буржуазией, как разразилась новая история.
Слухи о денежной помощи, которую оказывал советский гражданин Шаляпин эмиграции в самый разгар белогвардейских покушений на СССР, казались нам недоразумением или простой уткой.
Неужели же станет Шаляпин жертвовать на белых молодых людей в тот самый момент, когда белый молодой человек выпустил свои пули в грудь советского посла?.. Газетные заметки о шаляпинском взносе резали глаз, они казались преждевременными, непроверенными.
Но вот есть разъяснение. Откликнулся... сам Шаляпин. Великий бас беседует с сотрудником милюковских «Последних Новостей». Бас недоволен, он угрюмо басит, он жалуется.
- Шум, поднятый Всерабисом, весьма удивляет меня. В чем я перед ним провинился? На моей совести нет никаких преступлений. Все в жизни (в тексте неразборчиво), одно могу лишь сказать: если в душе человека кроется чувство, близкое к ненависти или зависти,- он на многое может пойти. Может быть, одним из этих чувств следует объяснить требование о лишении меня «чинов и орденов».
Оказывается, все произошло потому, что Всерабис завидует Шаляпину. Ну, и дела!..
- Инцидент произошел таким образом. Приехав в Париж, я пригласил священнослужителя отслужить на моей квартире молебен. В церковной ограде я увидел много бедных людей. Тогда мне и пришла в голову мысль о необходимости помочь им.
А посему - пять тысяч франков в белогвардейский фонд.
Белый журналист науськивает Шаляпина:
- Ну, а что вы будете делать, если вас лишат звания народного артиста и гражданина СССР?
Шаляпин становится в надлежащую позу. Вот бы посмотреть знаменитого артиста в эту минуту!
-Ну, что же мне делать? Пусть! Заявят, что Шаляпин не народный артист. А кому же Шаляпин пел, как не народу? Лошадям, что ли!.. Паспорт - что! И одежду с меня снять можно! От этого дело не изменится.
Одежды никто с Федор Иваныча не снимает. Вообще, при нынешних гонорарах и сбережениях, чего Федор Иванычу бояться? Поэтому знаменитый артист позволяет себе немного отдать дань широкой своей натуре..
- Собираюсь ли я выехать в Россию? Нет, увольте! Сейчас не могу. Контракты у меня надолго вперед подписаны. Кроме того,- не хочу. Мне там горчицей морду вымазали. На такие вещи- лакеи, и те обижаются! Меня волнует столь несправедливое отношение! Я думал, что если у меня в России есть друзья, то это только артисты. Оказалось - наоборот. Совсем, как у Городничего: вот уж зарезал, так зарезал!
- Не понимаю, в чем меня можно упрекнуть? Что я шампанское пью? Так ведь не на деньги Всерабиса, а на свои кровные, заработанные! И под звание эксплоататора не подхожу. Скорей меня эксплоатируют антрепренеры. Вот, мой «менаджер» (антрепренер) Кашук на каждом к концерте зарабатывает больше, чём я... А в России меня не эксплоатировали, когда я пять лет пел за чай, сахар, да муку ?
Их оперное величество изволят сердиться. Они мечут громы и молнии, видимо, не театральные, а самые настоящие. Но нельзя отказать знаменитому басу и в большом личном благоразумии, при всей широте его натуры.
- По совести сказать, я их, большевиков, никогда не критиковал. Правительство, значит, - и рассуждать, нечего. Вот, и паспорт у меня советский. А я, повторяю, политик неважный; Россия и без меня найдет свои пути.
В последнем, мы не сомневаемся. Россия, конечно, свои пути найдет и пройдет. По тем же путям будут догонять Россию всевозможные знаменитые и безвестные обыватели.
Известный певец Баттистини, потеряв на старости голос, недавно постригся в монахи и, пуская петухов, прославляет господа бога в церковном хоре. Сейчас, при набитом кошельке и кое-каких остатках голоса, Шаляпину не до России. Его широкой натуре начхать на Всерабис. Вот, немного погодя, когда деньги и голос растают, вместе с ними убавится и спесь. Тогда, надо полагать, в тот же Всерабис поступит всеподданнейшее от Федор Иваныча прошение о персональной пенсии, со многими ссылками на пролетарское происхождение и с объяснениями в прирожденной любви к советской власти.
МИХАИЛ КОЛЬЦОВ.
________________________________________________
М.Горький: Об армии, рождённой Октябрём ("Правда", СССР)
И.Эренбург: Мысль в отставке («Известия», СССР)
К.Радек: Письмо сэру Генри Детердингу ("Известия", СССР)
Россия во мгле: Потоп и спасательные станции ("The New York Times", США)
Революция во Франции ("The Times", Великобритания)