История семьи в истории страны
В эти дни много говорят о столетней годовщине октябрьской революции 1917 года, о прошлом и настоящем, вот и мне вспомнились наши семейные истории. Ведь большие перемены и важные события, происходящие в стране, всегда влияют на судьбы людей. Расскажу о том, что поведали мне мои родители, их братья и сестры, а также дальняя родня...
КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ
Родство у нас очень большое. В семье отца воспитывалось семеро детей, в семье мамы - одиннадцать, так что с детства мне нужно было запоминать имена многих тетушек и их мужей, двоюродных братьев и сестер, названия городов и сел, где они живут. Но такая большая родня давала очень широкую картину бытия, по судьбам близких людей можно было увидеть, как складывалась жизнь в нашей стране.
Помнится, после войны Марк БЕРНЕС пел песню: «А я жизнь учил не по учебникам». Вот и мы, дети послевоенной поры, учили жизнь не по учебникам, а по живому опыту наших родных.
Мои предки по отцовской линии родом были из глухого лесного сельца в Симбирской губернии. Отец рассказывал, что жило там человек 200. Село хоть и находилось в центре Поволжья, но было оторвано от всех видов транспорта. Там до сих пор нет железной дороги, а свет, радио, газ, телефон пришли туда гораздо позже, чем в другие города и веси.
Основатели деревеньки выбрали место на опушке богатейшего леса, где протекал звонкий ручей. Он не замерзал зимой, не пересыхал летом, вот и поселились люди вдоль его берегов. Он давал им вкусную воду, причем пили ее без всякой обработки, и никто никогда не знал от нее никаких болезней, никакого заражения.
До революции сельцо находилось под началом барина по фамилии ФИЛАТОВ. Он определял место и размер земельного участка, устанавливал время оброка, которое каждая семья должна отработать на его земле. Чем больше детей, тем больше будет оброк, но женщины этой данью не облагались, им хватало забот в своем домохозяйстве.
Дом барина отличался от сельских изб, превосходил их по величине, был покрыт железом, имел фасонные карнизы и красивый фронтон. А крестьянские домики были построены из природных материалов: дерева, глины и соломы. О других стройматериалах тогда никто и понятия не имел.
Питались хлебом, картошкой, капустой, молоком. Такие продукты, как мясо, колбаса, сыр были на столе очень редко, только по праздникам. Все поселяне занималось огородничеством и скотоводством, только единицы из них были мастеровыми: бондарь, столяр, охотовед.
Одевались в холщовые домотканые одежды. На своих участках женщины сеяли коноплю, потом из ее нити ткали холст, из него шили штаны, рубахи и платья, в том и ходили. Главной обувью служили лапти, главным транспортом- лошадь и бык. О самолетах, машинах, поездах никто даже не слышал. Связь с внешним миром полностью отсутствовала, но малая деревенька жила своими заботами, сама себя кормила, лечила, обихаживала. Весь народ, и стар, и мал, ходил в церковь. По воскресеньям и праздникам там всегда было многолюдно.
После революции эта налаженная жизнь резко изменилась. Явились вооруженные активисты, барина прогнали, дом у него отняли, церковь закрыли, а в конце 20-х годов началась коллективизация. В сельсовет часто приезжали гонцы из района и агитировали вступать в колхоз. Процесс шел очень медленно и болезненно: каждый мужик, душой и телом вросший в свое личное хозяйство, ни под каким предлогом не хотел с ним расставаться. Мучились в раздумьях: «Ну-ка, поди, отведи свою лошадушку на общий двор. Каково тебе будет без тягла? Своё же будешь ходить просить, а дадут ли?»
Но как бы ни сопротивлялись отдельные мужики, сделать уже ничего не могли. Только самые предприимчивые нашли выход и каким-то образом сумели оторваться от корней: где распродали, где раздали свое имущество и уехали на заработки. Большая часть их перебралась в Нижний Новгород, мужчины пошли работать на завод «Красное Сормово». А дети, родившиеся там, стали уже настоящими горожанами...
ГОЛОДОМОР
Мой прадед по отцовской линии Ульян ПЕТРОВ был очень крепким, высокорослым человеком, отличался трудолюбием и бережливостью. Как все в ту пору, занимался полевыми работами, держал скот и птицу, имел свою пасеку. Умер в 1934г., когда в Поволжье бушевал страшный голодомор. У людей тогда подчистую выгребли и семенное, и фуражное зерно, всех оставили в зиму без хлеба. Но прадед Ульян сумел укрыть от изъятия четыре пуда семенной жито-пшеницы. Он буквально сидел на последнем мешке и говорил: «Никому не дам! Вот когда умру, без меня съедите». Домочадцы были поражены его твердостью и заботой о них. Даже голодной ранней весной ту пшеницу никто не тронул, кое-как дотянули до первой травы. Так вся семья осталась в живых. Благодаря прадеду семена были сохранены, и в мае сыновья засадили свое поле. Не будь той пшеницы, остались бы голодать и на следующий год. По причине дороговизны купить семена было просто невозможно, да и мало у кого они остались.
РЕПРЕССИИ
Мой дед по материнской линии Дмитрий Федорович ЕФИМОВ был главой большой многодетной семьи: с бабушкой Анной у них народилось 9 дочерей и 2 сына. Избенка, в которой они ютились, была настолько тесной, что уже ни повернуться, ни разминуться было невозможно. Между тем семья всё росла, и в 20-х годах они решили построить новый дом на окраине села.
В то время дед работал землемером в сельсовете, имел какую-то зарплату, надеялся на помощь родных. Несколько лет семья напрягала все силы, чтобы скорее закончить стройку. По нынешним меркам, дом был небольшим: две комнаты и спальня, но по тем временам это считалось хоромами.
В 1933г. дед достроил его, но чуть-чуть за это не поплатился. В те времена считалось нехорошо жить в мало-мальски нормальных условиях. Большинство односельчан ютилось в приземистых избенках, крытых соломой, а тут вырос целый особняк под шатровой крышей, с пятью окнами на улицу. Кто же такое стерпит? И большую многодетную семью решили раскулачить. Страшная беда прошла стороной только благодаря заступничеству старшей дочери. Она уже повзрослела, стала комсомолкой и каким-то образом сумела уладить конфликт с местной властью. Но примеры выселения все же были. Мама моя вспоминала, как в начале 30-х годов они, малые дети, собравшись со всей улицы, с ревом шли вслед за телегой, на которой увозили на погибель такую же многодетную соседскую семью. Она не была богатой, дети вместе играли на улице, делились хлебом. Просто сельсовету нужно было выполнять разнарядку по высылке «врагов народа», и выбор пал на ту семью. Больше тех страдальцев никто не видел…
ДОНОСЫ
В 1934г. Евгения Дмитриевна КОСОЛОБОВА, сестра моей мамы, вышла замуж за военного и уехала в Ленинград. В офицерском общежитии на территории части им дали комнату. Далеко не у каждой семьи в те времена был свой угол. Вскоре ей нашлась и работа - заведующей детсадом в части. Молодые супруги любили друг друга и были счастливы. Казалось бы, живи да радуйся, все складывается удачно, но она отзывалась о том времени как о самом тяжком периоде своей жизни:
- Это вообще была не жизнь, а сплошной страх, постоянное ожидание беды. В 1937-1938 годах среди военных лавиной прошли аресты. Утром мы просыпались и от кого-нибудь узнавали, что ночью из нашего общежития увезли еще одного офицера или всю его семью. Было немало случаев, когда предавал кто-то очень близкий, либо сослуживец мог тайно настрочить донос.
Зачем они это делали? Не знаю. Кто-то, наверно, искренне считал, что надо всюду искать врагов, чтобы вот так верно служить Родине. Кто-то писал кляузы из корысти, рассчитывая занять освободившуюся комнату или получить более высокую должность. Тогда государство вело такую политику и так воспитывало народ: всюду враги народа, надо их найти и обезвредить. Везде висели плакаты: «Не болтай!», «Смерть - шпионам!», «Граждане, будьте бдительны!» Поэтому все боялись друг друга...
ГОРЬКАЯ УЧАСТЬ ПЛЕННЫХ
- Да, в 30-50-е годы время было страшное! - свидетельствует и жена моего дяди Галина Ивановна КОЗЛОВА. - Многие писали доносы, всюду царило недоверие и подозрительность. Даже дома члены одной семьи боялись говорить открыто. Хорошо помню, как при мне родители проверяли, плотно ли прикрыто окно на кухне, потому что соседи могли тихонько подслушать под завалинкой и куда надо написать.
Сталина все страшно боялись, а потому старались больше молчать, нигде не выступать, даже говорили негромко, а то и вовсе шепотом. Любое сказанное слово можно было повернуть против человека, обвинить по статье и сослать в лагерь. Тот, кто сам пережил те времена, знает: этот страх был особый - жуткий, парализующий волю, постоянно давящий на психику. Я с детства видела, что отношение взрослых к власти было очень плохое, потому что она сильно подавляла народ.
В годы войны мой отец честно воевал, присылал письма, но случилось так, что их часть попала в окружение, а потом пленных отправили в концлагерь Освенцим. Он пережил там и голод, и болезни, и пытки, и рабский труд, но дожил до Победы. Весной 1945г. наши войска открыли ворота и освободили узников. Потом отца долго проверяли, допрашивали, сопоставляли факты. Он пришел домой в драной одёжке, худой, измученный, со справкой об освобождении. Но и дома НКВДшники не давали ему покоя, не раз внезапно являлись к нам, приходили проверять даже ночью. Допрашивали всех членов семьи: что он делает, о чем говорит, кто к нему ходит? Во время таких допросов мы тряслись от страха: вдруг уведут отца? Вдруг посадят или убьют?
После войны всюду требовались крепкие мужские руки, но бывших пленных на работу нигде не брали. Все друзья и знакомые отвернулись от нас. Он донашивал свою довоенную одежду, больше надеть было нечего. Мама, живя на одну зарплату, еле-еле тянула семью. Жили мы впроголодь, нам с сестрой постоянно хотелось есть. В поисках хоть какого-нибудь рабочего места отец обошел все организации - и везде получил отказ.
Он отчаялся и страшно переживал: как можно мужику сидеть на шее у жены? Тогда мама сказала ему: «Ты, Ваня, больше никуда не ходи, глаза людям не мозоль. Лучше оставайся дома. Будешь вести хозяйство и смотреть за детьми. Мне хотя бы не придется покупать тебе обувь и одежонку». Он много раз задавал себе вопрос: за что ему выпала такая горькая участь?
На фронте воевал не хуже других, за чужие спины не прятался, почему же теперь государство считает его врагом? За что мучает его семью? Когда мама тяжело заболела, он сказал ей страшные слова: «Если ты умрешь, я надену петлю на шею и уйду вслед за тобой. Мне без работы и без денег не прожить. Детей пусть возьмут в детдом, а нас похоронят вместе». Слава Богу, мама тогда выздоровела.
Даже сама не знаю, как мы выдержали в те послевоенные годы. Я рано уехала из дома и пошла работать. Позднее, уже в советские времена, был такой случай. Однажды мы пришли в кино, а перед началом фильма обычно показывали кадры военной кинохроники. И вдруг я увидела на экране своего отца! Когда наши войска освобождали Освенцим, он стоял возле колючей проволоки.
Худой, изможденный, но я сразу узнала моего любимого папку, вскрикнула от неожиданности, заплакала навзрыд. В зале меня стали утешать, пошли к киномеханику и попросили показать эти кадры еще раз... Жаль, что отец не дожил до тех пор, когда в стране началась реабилитация пленных. Думаю, умер он не от болезни, а от тяжких своих переживаний. Он так и не смог понять: за что ему сломали судьбу?..
Н.И.Ефимова