сторожевой пост на границе забвения
Сегодня на старой станции метро, где глухой жёлтый свет уже почти не бликует на потемневшем камне стен, мне вспомнилась сцена из вполне чёрновигвамного фильма с Ренатой Литвиновой. Ключевая фраза этой сцены - банальная, наивная сверх всякой меры - подана была, однако, так, что приводила нас при каждом просмотре в состояние особой эмоциональной вибрации, и, кажется, даже выбивала слезу: "А когда я умру, ты заплачешь?". И вот, эта фраза выплыла и преобразовалась у меня в: "А когда мы случайно встретимся, я тебя узнаю?" Вместе с ответом, отрезвляюще беспощадным и однозначным, который нельзя было "развидеть": н е т.
Вдруг оказалось, что связывавшая нас материя истаяла под бесстрастным светом времени, отвесно низвергающегося на нас. Мельком брошенный взгляд не отмечал изменений, но они шли всё это время, шли, и пришли к пустоте, когда не можешь уже вспомнить, почувствовать, воссоздать хоть какую-то тень, отзвук, переживание - ничего. Сначала, довольно долго, от этого странно, потом жутковато, и мне хочется сказать: если мои позывные ещё пробиваются через помехи на твоём приёмнике, ответь мне тоже какими-нибудь лишёнными собственного смысла позывными. Или не отвечай, мерно уходя из зоны приёма прежним курсом, потому что где-то уже существует момент, когда в эфире - только шум и шорох, которые некому слышать. Так мы все сотрёмся друг для друга до полной неразличимости, и единство поглотит нас.
Это внутреннее происшествие на тускло освещённой станции метро было похоже на прогулку по старому кладбищу, давно закрытому для захоронений: горечь, отчаяние, горе, обиды и претензии уже выветрились, распались на пригодные к новому применению составляющие. теперь в атмосфере преобладает .. что? нет, это не декоративная печаль(ка), не романтика иллюзорной утраты. это музыка - вселенский нойз, что плетётся из шума и шороха, которые некому слышать. и всё-таки кто-то его танцует.
Вдруг оказалось, что связывавшая нас материя истаяла под бесстрастным светом времени, отвесно низвергающегося на нас. Мельком брошенный взгляд не отмечал изменений, но они шли всё это время, шли, и пришли к пустоте, когда не можешь уже вспомнить, почувствовать, воссоздать хоть какую-то тень, отзвук, переживание - ничего. Сначала, довольно долго, от этого странно, потом жутковато, и мне хочется сказать: если мои позывные ещё пробиваются через помехи на твоём приёмнике, ответь мне тоже какими-нибудь лишёнными собственного смысла позывными. Или не отвечай, мерно уходя из зоны приёма прежним курсом, потому что где-то уже существует момент, когда в эфире - только шум и шорох, которые некому слышать. Так мы все сотрёмся друг для друга до полной неразличимости, и единство поглотит нас.
Это внутреннее происшествие на тускло освещённой станции метро было похоже на прогулку по старому кладбищу, давно закрытому для захоронений: горечь, отчаяние, горе, обиды и претензии уже выветрились, распались на пригодные к новому применению составляющие. теперь в атмосфере преобладает .. что? нет, это не декоративная печаль(ка), не романтика иллюзорной утраты. это музыка - вселенский нойз, что плетётся из шума и шороха, которые некому слышать. и всё-таки кто-то его танцует.