Жаре конца было не видать...
Поехал проведать Тёмку. Ему, конечно, и без меня хорошо: с верховой ездой не пристают, есть преданный друг и есть личный человек, которого, о счастье, можно строить! В гррбу он меня видал - после того, как всю морковку отдам. Собственно, поэтому я особо туда и не мотался. . Поводом послужили ногавки для Гордюхи: за Тёмкой числился комплект неплохих USG, и вряд ли они ему пригодятся; а Гордя сейчас прыгать начинает - если подойдут, ноги целее будут. До кучи - знатная экономия.
Никак не могу привыкнуть, что переход на Коломенской перестал быть вонючей кишкой, стиснутой окованными железом киосками, тлргующими всякой мелочёвкой: впрочем, спасали они меня не раз... Над перроном, выложенным новой плиткой, пролетела чайка (и откуда взялась?) - прямо Финбан. И с электричкой повезло, в ней честно пахал кондиционер; липкую жару, окутавшую город, я и не заметил, а в Барыбине уже тянуло вечерней свежестью. МПС меня, на удивление, обрадовал - ну, или хоть показал, куда грабительские тарифы идут.
В левадах по холодку рассекали жеребцы; я уже надеялся встретить Валю, вопросов к ней хватало, но разминулись с ней минут на пятнадцать - в конюшне, а точнее, в одной из левад тусили девоньки, которых я издали не опознал. Чёрный ход был открыт сквознячку ради, но доступ туда перекрывал сидящий на длинной цепи Хомяк - даже изнывающий от жары, он был убедителен крайне. Увидев меня, он не то, чтобы гавкнул для проформы - даже башку не приподнял: хочешь погладить, сам подойдёшь. Я подошёл и погладил: отношения надо поддерживать - кто знает, когда в следующий раз в этих краях окажусь?
Проклятье, в конюшне было душно, несмотря на все ворота настежь. И бардачно там было: ну не справляется Валька без конюха, увы. Злобствует, но понимает, что зазвенел для неё звоночек - возраст... У Вальки - возраст? Куда катится мир. И куда смотрят её многочисленные девоньки: подмести проход - не тачку катать. Был готов увидеть под Тёмкиными копытами чистый гумус, но там желтели идеальные опилки: ура, Марьяшка вняла моим советам! И копыта были допустимые - расшпиля требовали, да, но были вполне сухими, и стрелка на правом переду потихоньку отрастала.И следы зелёнки на них были: Марьяша продолжала бдить. Когда просил ноги, Тёмка хулиганил - наваливался бочиной, пинался носом: видно было, что Марьяша прощает ему всё. Вывел попить - наотрез отказался, удрал по проходу назад, там уполовинил корытце с козьм кормом и... сухпай Хомяка! Пришлось взять первый попавшийся чомбур, поймать нахала и вытащить наружу: пусть хоть воздухом по вечерней прохладе подышит. Однако Тюмку тянуло обратно в горячую кирпичную коробку: он решительно вкопался у чёрного входа, наплевав на близость Хомяка, и пошёл напоказ, давясь жрать бурьян и даже молочай. Я осмотрел конину: за неделю жары он заметно перепал, наружу полезли кости - понятно, почему, но всегда надеешься, что обойдётся. Тут позвонила Валька: уточнить, раздали ли девоньки кашу: хе, не берут трубку - а кто пример подаёт? Ехидно ответил, что в Тюмкиной кормушке ни зёрнышка не было. Валя выразительно помянула маму. Тёмка явно услышал - задышал в два раза чаще, выпячивая рёбра, первый раз за всё время выдал сухой кашель. Это уже услышала Валька и напустилась на меня: заводи, мол, немедленно, не нервируй животину - приступ на нервной почве хочешь?! В приступ верилось; я повернул к дому, и Тёмка тут же попёр к воротам домкратом: силищи у него оставался вагон, упёртости - тоже. Хомяк рыкнул и убрал с прохода вытянутые лапы. Тёмка решительно прогрохотал по проходу, влетел в денник и сунул нос в кормушку; увы, там было пусто, девули не подсуетились ещё... Тёмка тут же ухватил меня за рукав и внимательно посмотрел в глаза: может, хоть ты обеспечишь ужин, раз припёрся без приглашения? Скотина чётко воспринимала меня, как "морковное дерево"(с). А личный человек у него давно уже другой.
Никак не могу привыкнуть, что переход на Коломенской перестал быть вонючей кишкой, стиснутой окованными железом киосками, тлргующими всякой мелочёвкой: впрочем, спасали они меня не раз... Над перроном, выложенным новой плиткой, пролетела чайка (и откуда взялась?) - прямо Финбан. И с электричкой повезло, в ней честно пахал кондиционер; липкую жару, окутавшую город, я и не заметил, а в Барыбине уже тянуло вечерней свежестью. МПС меня, на удивление, обрадовал - ну, или хоть показал, куда грабительские тарифы идут.
В левадах по холодку рассекали жеребцы; я уже надеялся встретить Валю, вопросов к ней хватало, но разминулись с ней минут на пятнадцать - в конюшне, а точнее, в одной из левад тусили девоньки, которых я издали не опознал. Чёрный ход был открыт сквознячку ради, но доступ туда перекрывал сидящий на длинной цепи Хомяк - даже изнывающий от жары, он был убедителен крайне. Увидев меня, он не то, чтобы гавкнул для проформы - даже башку не приподнял: хочешь погладить, сам подойдёшь. Я подошёл и погладил: отношения надо поддерживать - кто знает, когда в следующий раз в этих краях окажусь?
Проклятье, в конюшне было душно, несмотря на все ворота настежь. И бардачно там было: ну не справляется Валька без конюха, увы. Злобствует, но понимает, что зазвенел для неё звоночек - возраст... У Вальки - возраст? Куда катится мир. И куда смотрят её многочисленные девоньки: подмести проход - не тачку катать. Был готов увидеть под Тёмкиными копытами чистый гумус, но там желтели идеальные опилки: ура, Марьяшка вняла моим советам! И копыта были допустимые - расшпиля требовали, да, но были вполне сухими, и стрелка на правом переду потихоньку отрастала.И следы зелёнки на них были: Марьяша продолжала бдить. Когда просил ноги, Тёмка хулиганил - наваливался бочиной, пинался носом: видно было, что Марьяша прощает ему всё. Вывел попить - наотрез отказался, удрал по проходу назад, там уполовинил корытце с козьм кормом и... сухпай Хомяка! Пришлось взять первый попавшийся чомбур, поймать нахала и вытащить наружу: пусть хоть воздухом по вечерней прохладе подышит. Однако Тюмку тянуло обратно в горячую кирпичную коробку: он решительно вкопался у чёрного входа, наплевав на близость Хомяка, и пошёл напоказ, давясь жрать бурьян и даже молочай. Я осмотрел конину: за неделю жары он заметно перепал, наружу полезли кости - понятно, почему, но всегда надеешься, что обойдётся. Тут позвонила Валька: уточнить, раздали ли девоньки кашу: хе, не берут трубку - а кто пример подаёт? Ехидно ответил, что в Тюмкиной кормушке ни зёрнышка не было. Валя выразительно помянула маму. Тёмка явно услышал - задышал в два раза чаще, выпячивая рёбра, первый раз за всё время выдал сухой кашель. Это уже услышала Валька и напустилась на меня: заводи, мол, немедленно, не нервируй животину - приступ на нервной почве хочешь?! В приступ верилось; я повернул к дому, и Тёмка тут же попёр к воротам домкратом: силищи у него оставался вагон, упёртости - тоже. Хомяк рыкнул и убрал с прохода вытянутые лапы. Тёмка решительно прогрохотал по проходу, влетел в денник и сунул нос в кормушку; увы, там было пусто, девули не подсуетились ещё... Тёмка тут же ухватил меня за рукав и внимательно посмотрел в глаза: может, хоть ты обеспечишь ужин, раз припёрся без приглашения? Скотина чётко воспринимала меня, как "морковное дерево"(с). А личный человек у него давно уже другой.