Глобальное потепление??? Не слышали...
Вечером накануне поездки у меня померли хромовые сапоги. Решил, что пора их тащить на конюшню, достал из шкафа и обалдел: голенища лопнули по материалу заднего шва, внутренний слой посыпался клочьями. Всё на свете имеет свой конец, только мне они служили лет двенадцать... Как всегда, невовремя. Новые стоят тысяч семь, искать Б/У - замучаешься бегать и мерять. В общем, ещё некоторое время мне светило ездить в строительных сапогах "Ангара". Выйдя из дома в холод и свист, я убедился, что это было не так уж плохо.
Погода стояла под середину октября: по ярко-голубому высокому небу стремительно летели цветные клочья облаков, сбоку конденсировалась рельефная и очень недобрая туча. Бывало, небо целиком затягивала дымка - тогда всё серело, но ветер дул, и через полчаса глаза слепило жестокое солнце, и оно вовсе не грело в такой-то свист... По дороге я сперва достал из рюкзака шарфик, потом натянул конюшенные перчатки, только что вышедшие из стирки, а вот ногам в кроссовках помочь не получалось ничем. Оставалось тихо радоваться, что в конюшне дожидалась какая ни есть тёплая куртка - ну, и пресловутые сапоги "Ангара".
Коням мои проблемы были непонятны: Тёмка ещё с утра вывалялся в луже и перехватил у соседа пальму первенства по свинству - он был по площадям цементно-серым, а на гриве висели застывшие насмерть комья грязи размером с грецкий орех! Такое только отмачивать - ну, или отстричь нафиг. Мочить перед выходом под ветер не стал, эту оставил развлекуху на потом: остальную броню соскоблил, причём в конечное время. Чистить коней - дело царское. Щётки забились шерстиной: линял он по-прежнему медленно, но по погоде так, пожалуй, и лучше. Тёмка выпендривался на развязках, не иначе, отношение выражал: десять дней не виделись, много. Я не возражал, щедро сыпал морковку в хобот; кстати, Тёмка ещё и показал мне, раздолбаю, что повод попал под цепочку колёсиков - не смог широко открыть рот, чтобы слопать очередной кусок. Расстегнул цепку, вытащил повод: контрольная морковка была съедена успешно. Можно выходить.
Гулять толком было негде: на любимую полянку объявили мораторий, пока не поднимется трава. Плац портить не дело, да и чача там - мелкая, коню всё равно, человеку не очень. Нам остался лишь кордовый круг за углом конюшни - вполне ровенький, но очень скучный. Тёмка побрёл туда, изображая спящего на ходу. Над нами по прежнему крутилась астральная воронка: обрывки облаков, солнце, жгущее холодным огнём, туча на горизонте; потом к этому всему добавились огромные хлопья пушистого снега. Человека зашатает, что о больном коне говорить. А бич мы опять отменили, чтоб не нервничал... В общем, тащился он нога за ногу и явно с этим переигрывал.
Театрально стоять в центре круга не получалось - нужно было идти рядом; за столько лет, однако, сам приучил. Когда-то мы шагали в руках, чтобы он не рысил с первых же метров, такого давно уж не помню. Постарел, болячки не дают, или просто одним тараканом в башке меньше стало? Пойди теперь пойми.
Рысь у Тёмки пришлось просить - при том, что я был согласен на любую карикатуру. Ноздри вывернулись тут же; "паровоза" слышно не было (странно!), зато появился странный эффект: конина на ходу приседала, тянула башку вверх и при этом ломала затылок, будто собиралась дать на следующем темпе пинка; не давала, а через полкруга фокус повторялся.
Дотянул до конца пятиминутной репризы, на шагу позвонил Вальке - как это понимать, может, свернуть процесс... Валя успокоила: всё нормально, отхаркивается, работай по обычному плану - ешё две рыси по пять через десять. И ведь пока говорил, конина прокашливаться начала: сначала сухо, потом влажнее и влажнее. Дело пошлО.
И конь оживал на глазах: перестал волочить ноги, следующая рысь была шустрее, а на третьей и некое подвисание появилось. Странное движение шеей исчезло: желание покозлить - увы, не появилось, спасибо на том, что хоть обычную норму выполнил; впрочем, по этой погоде весьма неплохо, и ведь норма эта с годами не упала, выросла даже. Дышит как-то.
Отшагиваться последний раз мы пошли на "человеческую" тропинку, идущую по нашей лужайке: она уже сейчас была сухой и твёрдой, ничего мы тут не испортим. Тёмка привычно впился в первые зелёные ростки с землёй пополам - и, наконец, прокашлялся окончательно. Трахея ещё бурлила - но ничего, кашель не последний, выплюнет ещё. Но даже так ор оживал на глазах, тыкался в карманы, лез целоваться, делал забавную стойку на стаю оголтелых ворон... Всё, как всегда, значит, живём. В конюшне нас дожидалась маленькая Марьяша, весьма уязвлённая, что не успела почистить Тёмку др моего прихода... мол, рассержусь и Тёмку отберу, выдумала тоже. Мы от неё зависим не меньше, но сообщать об этом неполитично; объявил только, что есть фронт работ - те самые глиняные колтуны. К моменту моего отбытия с конюшни колтуны исчезли.
В деннике Тёмка тут же приник к окошечку: стекло Валентина выставила, правильно, нехай воздух будет, а заодно и зрелища. Пока он пялился в "телевизор", я осмотрел ещё раз тушку: спина и впрямь похудела, ох, права была Валя, что зажимает он её... И вообще, мог быть и поупитаннее, но чего я по такой погоде хотел, когда людей на ровном месте отключает? Вычистил из копыт вязкую, тяжёлую глину: ноги Тёмка, в отличие от некоторых, давал стоически. Следы Валериной работы ещё не расплылись: всё было в порядке, но выраженный свод на задах, похоже, был сделан специально. Интересно, зачем - чтобы копыто без верховой нагрузки лучше работало?
...Направляясь к станции, я не раз пожалел о сапогах "Ангара" - казалось, что через подошву кроссовок проникает какая-то вечная мерзлота... А за Домодедовым в окне вагона стало проявляться нечто странное: на полях лежал снег! И Нерезиновая встретила мокрым вихрем - но мне уже было всё равно.
Погода стояла под середину октября: по ярко-голубому высокому небу стремительно летели цветные клочья облаков, сбоку конденсировалась рельефная и очень недобрая туча. Бывало, небо целиком затягивала дымка - тогда всё серело, но ветер дул, и через полчаса глаза слепило жестокое солнце, и оно вовсе не грело в такой-то свист... По дороге я сперва достал из рюкзака шарфик, потом натянул конюшенные перчатки, только что вышедшие из стирки, а вот ногам в кроссовках помочь не получалось ничем. Оставалось тихо радоваться, что в конюшне дожидалась какая ни есть тёплая куртка - ну, и пресловутые сапоги "Ангара".
Коням мои проблемы были непонятны: Тёмка ещё с утра вывалялся в луже и перехватил у соседа пальму первенства по свинству - он был по площадям цементно-серым, а на гриве висели застывшие насмерть комья грязи размером с грецкий орех! Такое только отмачивать - ну, или отстричь нафиг. Мочить перед выходом под ветер не стал, эту оставил развлекуху на потом: остальную броню соскоблил, причём в конечное время. Чистить коней - дело царское. Щётки забились шерстиной: линял он по-прежнему медленно, но по погоде так, пожалуй, и лучше. Тёмка выпендривался на развязках, не иначе, отношение выражал: десять дней не виделись, много. Я не возражал, щедро сыпал морковку в хобот; кстати, Тёмка ещё и показал мне, раздолбаю, что повод попал под цепочку колёсиков - не смог широко открыть рот, чтобы слопать очередной кусок. Расстегнул цепку, вытащил повод: контрольная морковка была съедена успешно. Можно выходить.
Гулять толком было негде: на любимую полянку объявили мораторий, пока не поднимется трава. Плац портить не дело, да и чача там - мелкая, коню всё равно, человеку не очень. Нам остался лишь кордовый круг за углом конюшни - вполне ровенький, но очень скучный. Тёмка побрёл туда, изображая спящего на ходу. Над нами по прежнему крутилась астральная воронка: обрывки облаков, солнце, жгущее холодным огнём, туча на горизонте; потом к этому всему добавились огромные хлопья пушистого снега. Человека зашатает, что о больном коне говорить. А бич мы опять отменили, чтоб не нервничал... В общем, тащился он нога за ногу и явно с этим переигрывал.
Театрально стоять в центре круга не получалось - нужно было идти рядом; за столько лет, однако, сам приучил. Когда-то мы шагали в руках, чтобы он не рысил с первых же метров, такого давно уж не помню. Постарел, болячки не дают, или просто одним тараканом в башке меньше стало? Пойди теперь пойми.
Рысь у Тёмки пришлось просить - при том, что я был согласен на любую карикатуру. Ноздри вывернулись тут же; "паровоза" слышно не было (странно!), зато появился странный эффект: конина на ходу приседала, тянула башку вверх и при этом ломала затылок, будто собиралась дать на следующем темпе пинка; не давала, а через полкруга фокус повторялся.
Дотянул до конца пятиминутной репризы, на шагу позвонил Вальке - как это понимать, может, свернуть процесс... Валя успокоила: всё нормально, отхаркивается, работай по обычному плану - ешё две рыси по пять через десять. И ведь пока говорил, конина прокашливаться начала: сначала сухо, потом влажнее и влажнее. Дело пошлО.
И конь оживал на глазах: перестал волочить ноги, следующая рысь была шустрее, а на третьей и некое подвисание появилось. Странное движение шеей исчезло: желание покозлить - увы, не появилось, спасибо на том, что хоть обычную норму выполнил; впрочем, по этой погоде весьма неплохо, и ведь норма эта с годами не упала, выросла даже. Дышит как-то.
Отшагиваться последний раз мы пошли на "человеческую" тропинку, идущую по нашей лужайке: она уже сейчас была сухой и твёрдой, ничего мы тут не испортим. Тёмка привычно впился в первые зелёные ростки с землёй пополам - и, наконец, прокашлялся окончательно. Трахея ещё бурлила - но ничего, кашель не последний, выплюнет ещё. Но даже так ор оживал на глазах, тыкался в карманы, лез целоваться, делал забавную стойку на стаю оголтелых ворон... Всё, как всегда, значит, живём. В конюшне нас дожидалась маленькая Марьяша, весьма уязвлённая, что не успела почистить Тёмку др моего прихода... мол, рассержусь и Тёмку отберу, выдумала тоже. Мы от неё зависим не меньше, но сообщать об этом неполитично; объявил только, что есть фронт работ - те самые глиняные колтуны. К моменту моего отбытия с конюшни колтуны исчезли.
В деннике Тёмка тут же приник к окошечку: стекло Валентина выставила, правильно, нехай воздух будет, а заодно и зрелища. Пока он пялился в "телевизор", я осмотрел ещё раз тушку: спина и впрямь похудела, ох, права была Валя, что зажимает он её... И вообще, мог быть и поупитаннее, но чего я по такой погоде хотел, когда людей на ровном месте отключает? Вычистил из копыт вязкую, тяжёлую глину: ноги Тёмка, в отличие от некоторых, давал стоически. Следы Валериной работы ещё не расплылись: всё было в порядке, но выраженный свод на задах, похоже, был сделан специально. Интересно, зачем - чтобы копыто без верховой нагрузки лучше работало?
...Направляясь к станции, я не раз пожалел о сапогах "Ангара" - казалось, что через подошву кроссовок проникает какая-то вечная мерзлота... А за Домодедовым в окне вагона стало проявляться нечто странное: на полях лежал снег! И Нерезиновая встретила мокрым вихрем - но мне уже было всё равно.