Alive.
Мне бы скорбеть, что время тает,
А я по бузине плутаю
За огоньком бродячим,
Что во тьме бузинной маячит. (с)
И вчера был чудесный день, да.
Жаркий, но не такой, как эта горячечная череда одинаково липких дней, ну весь июль, соответственно. Нет, вчера было совсем по-другому. Электричка, странно-пустая и даже не удушливо сухая, как все вокруг. И ехать. Ехать в одиночку это особенное удовольствие, которое почему-то редко мне доступно. А потом полуденная тишина, пустынность дороги. И иду только я и еще одна женщина, с собакой и кошкой, щенком и котенком, за шкирку...
Потом был тенистый и длинный подъем, где уже не было совсем никого, где была только я. Пустые проходные и посты охраны. И развалины, каменная лестница, поросшая мхом и каменный дом с обвалившейся стеной и без крыши..
А потом был Кэп. Два месяца коротких телефонных разговоров, а тут Кэп, собственной персоной. Разговор и далекий гром. Это и было прекрасным. Давно мне не было так спокойно и так self-assured(?), и давно не было таких разговоров, не перебивая и получая ответ-до-вопроса.
А потом Кэп ушел обратно в этот timetable-hotel, а мне - спускаться вдоль этих развалин, а над головой - туча, а в душе - жизнь. Что-то невероятно простое, но такое...полное искор, разных, горячих стремлений.
А потом был поздний-поздний вечер. Из-за непривычной жары электричество на улицах выключилось и была Настоящая Ночь, без фонарей и их мутно-рыжего цвета, без фонарно-болезненных разводов на асфальте. Была Темнота. И рыжая, рыжая Луна. Не лимонно-апельсиновая, а светло-кровавая, огромная луна, сквозь которую иногда стелились траектории крошечных огоньков...
А я по бузине плутаю
За огоньком бродячим,
Что во тьме бузинной маячит. (с)
И вчера был чудесный день, да.
Жаркий, но не такой, как эта горячечная череда одинаково липких дней, ну весь июль, соответственно. Нет, вчера было совсем по-другому. Электричка, странно-пустая и даже не удушливо сухая, как все вокруг. И ехать. Ехать в одиночку это особенное удовольствие, которое почему-то редко мне доступно. А потом полуденная тишина, пустынность дороги. И иду только я и еще одна женщина, с собакой и кошкой, щенком и котенком, за шкирку...
Потом был тенистый и длинный подъем, где уже не было совсем никого, где была только я. Пустые проходные и посты охраны. И развалины, каменная лестница, поросшая мхом и каменный дом с обвалившейся стеной и без крыши..
А потом был Кэп. Два месяца коротких телефонных разговоров, а тут Кэп, собственной персоной. Разговор и далекий гром. Это и было прекрасным. Давно мне не было так спокойно и так self-assured(?), и давно не было таких разговоров, не перебивая и получая ответ-до-вопроса.
А потом Кэп ушел обратно в этот timetable-hotel, а мне - спускаться вдоль этих развалин, а над головой - туча, а в душе - жизнь. Что-то невероятно простое, но такое...полное искор, разных, горячих стремлений.
А потом был поздний-поздний вечер. Из-за непривычной жары электричество на улицах выключилось и была Настоящая Ночь, без фонарей и их мутно-рыжего цвета, без фонарно-болезненных разводов на асфальте. Была Темнота. И рыжая, рыжая Луна. Не лимонно-апельсиновая, а светло-кровавая, огромная луна, сквозь которую иногда стелились траектории крошечных огоньков...