День рождения и остальное. Часть третья
День рождения начался с того, что ко мне подбежала чадо. На вытянутых руках несла она большую, красиво упакованную коробку. Скорее, -- нетерпеливо затопала она ногой, -- скорее открывай! Но нам надо торопиться, -- растерянно бормотала я, -- иначе ты в школу опоздаешь. Может, -- подняла я на нее виноватый взгляд, -- я открою после того, как ты вернешься из школы? Что?! -- чадо так широко раскрыла глаза, которые, кажется, начали наполняться слезами, что я немедленно замолчала, подчинилась и начала аккуратно распаковывать сложную обертку. Осторожно, мама, -- одергивала она меня, -- ты знаешь сколько времени я это оборачивала?! Дрожащими руками я продолжала сложную и кропотливую работу, отмечая про себя, что распаковать, порой, значительно сложнее, чем запаковать. Наконец, обертка была побеждена и на свет божий показалась большая коричневая коробка. Не обращай внимания, мама, -- затараторила чадо со скоростью света, -- это я взяла одну из старых коробок из-под какой-то посылки, ничего другого не нашла, -- она перевела дух и продолжила еще быстрее, -- не смотри на нее, она самая обычная, скорее открывай!
Коробка была полна подарков -- плотный белый лист, на котором каллиграфическим почерком, настоящей перьевой ручкой, изящно выведено имя чада, две небольшие открытки, сделанные из волшебной бумаги -- той, которая обманчиво черная снаружи, но когда начнешь царапать, из-под черной оболочки открывается целый цветной мир, небольшой золотой шарик и, как кульминация, небольшое яйцо -- обшитое дивным розово-голубым атласом, с нежной прожилкой из мелких белых бусинок прямо посередине. От вида яйца захватывало дух. Мама, -- чаду не терпелось услышать реакцию, -- тебе нравится листик с моим именем, красиво? Да, -- восторженно закивала я. Я должна сказать тебе правду, -- вздохнула вдруг чадо, -- это не я писала, это учительница в гимназии, -- перевела дыхание и добавила, -- поэтому мое имя, а не твое. Но, -- она спешила оправдаться, -- мне так понравилось, что я немедленно решила подарить это тебе! А яйцо я сама сделала, -- чадо выпрямила спину и гордо улыбнулась, -- еще неделю назад! Так ты приготовила это всё неделю назад?! -- моему изумлению не было предела, -- как же ты вытерпела и не рассказала?! Я рассказала, -- вздохнула чадо, -- не могла совсем не рассказать, но я папе рассказала, чтобы тебе не рассказывать!
За завтраком мы подробно, в деталях в очередной раз обсуждали ее подарок.
-- Мама, -- теребила меня она, -- а открытки тебе понравились? Точно? А шарик, золотой шарик, -- она было вскочила, чтобы выбежать из-за стола, -- ты его вообще заметила?!
-- Заметила, конечно, -- восторженно кивала я, -- садись назад, завтракай, прекрасный шарик, мне очень, просто очень понравился!
-- А яйцо? Тебе понравилось яйцо? Я сама обшивала пенопласт материалом, а потом клеила бусинки, я их сто лет, кажется, клеила, ты видела сколько там бусинок, ты видела? -- она опять вскочила, явно намереваясь принести яйцо и продолжать обсуждение.
-- Я видела, конечно, -- продолжала довольно кивать я, как вдруг поняла, что не понимаю одну вещь, -- слушай, -- задумчиво повернулась я к чаду, -- а что это за яйцо? В смысле, у него есть какое-то значение, какой-то смысл или просто красивое яйцо? -- Ыкл усмехнулся, оторвался от завтрака и приготовился слушать.
-- Мама, -- чадо посмотрела столь укоризненно, что мне стало немного стыдно, -- ты что, не узнала?! Это, -- она подняла указательный палец вверх и сделала драматическую паузу, -- это же яйцо Фаберже! Как ты могла его не узнать!
-- И правда, -- растерянно пробормотала я, -- как я могла его не узнать. Слушай, дорогая, -- обратилась к ней я после короткой паузы, -- а ты вообще знаешь что такое это самое яйцо Фаберже?
-- Честно говоря, -- хитро прищурилась чадо, -- не очень. Яйцо с бусинками, да?
Оставшуюся часть завтрака мы подробно обсуждали яйца Фаберже -- их историю, вид, происхождение. Я рассказывала как они выглядят (вздохнула и честно призналась в том, что видела их только на картинке), когда, кому и почему оно было впервые подарено. Подробно рассказала о том, что некоторые из них открывались -- в их нутре, обязательно, было что-то прекрасное. Чадо слушала, затаив дыхание.
-- Мама, -- вздохнула она вдруг, -- ты только не пытайся открыть мое яйцо, ладно? Оно совсем, -- вздохнула она еще горше, -- совсем не открывается.
-- Ничего страшного, -- я немедленно согласилась с этой версией, -- так еще интересней, так я могу придумать, что у него внутри что-то волшебное. Просто невидимое и не очень доступное.
-- Точно! -- восторженно завопила чадо, -- я, кажется, именно это и имела в виду, но сама не знала! Молодец, мама, -- она снисходительно похлопала меня по плечу и побежала чистить зубы.
-- Мама, -- чадо стояла уже на пороге, ей оставалось надеть сапоги, -- мама! У меня для тебя еще один подарок, подойди скорее! -- я подошла и приготовилась слушать, -- Я постановляю, -- торжественно объявила чадо и глаза ее хитро заблестели, -- что этот год самый особенный на свете! И в этом году, -- она сделала торжественную паузу, посмотрела гордо и, наконец, продолжила, -- твой день рождения, в виде огромного исключения, будет длиться до самого нового года! Целых две недели, мама, честное слово! Я так постановила! -- я стояла, сраженная таким прекрасным постановлением и не знала что сказать, -- мама, -- затеребила меня чадо, -- ты чего молчишь, кричи давай, кричи, что ты самая счастливая и что у тебя самая прекрасная я! -- я немедленно закричала. Чего греха таить, ее постановление пришлось как нельзя к месту и ко времени. Я кричала, что я счастливая, что у меня самая лучшая в мире дочь, которую я сейчас немедленно съем, так как еще минута и она опоздает в школу. -- Я тебе день рождения на две недели продлила, а ты говоришь, что съешь, -- хитро улыбнулась чадо и немедленно убежала.
Я стояла и думала о том, что чадо позволила мне то, о чем, кажется, мечтают почти все, но никто не догадывается постановить. А это же так просто -- постановили и всё тут, ничего не попишешь. День рождения до самого нового года. Что может быть прекраснее?
В тот же день, прямо в настоящий, не продленный по воле чада, день рождения, нам привезли елку. Я только закончила лекцию, только перестала краснеть от счастья, услышав студенческие благодарности, не успела перевести дух, как в дверь позвонили. На пороге стоял курьер с нашей огромной пахучей елкой. Он окинул меня взглядом, жалостливо вздохнул -- вам занести ее в дом? Да, -- обрадовалась я, -- если только это не очень сложно. Не очень, -- немедленно согласился он, поднял елку, словно перышко, и понес в гостиную. Там я уже подготовила место, надо было только закрепить елку в подставку. Он аккуратно вставил ее изящный ствол в отверстие, затянул крепко-накрепко все винты, отошел, посмотрел и крякнул довольно, -- теперь порядок, теперь хорошо! Он пожелал нам счастливых праздников и исчез будто его и не было. Только елка стояла напоминанием о том, что мне это не приснилось.
Я не только не наряжала елку, но даже не открывала тугой кокон сетки, в которую она была упакована. Я помнила наставления чада: ни в коем случае, ни при каких условиях, не прикасаться к елке! Только она и дитя будут ее наряжать -- больше никто.
Вечером чадо и дитя наряжали елку. Чадо аккуратно срезала пленку, сняла сетку и тонкая, скрученная в изящную березку елка, вдруг вздохнула, широко расправила ветки и предстала перед нами во всем своем великолепии. Чадо аккуратно распаковывала цветные нежные шарики и всё советовалась куда их вешать. Дитя держала следующий наготове, мы же с девицей только руководили процессом: девица подползала к елке, вставала и явственно показывала на какой высоте она в состоянии все разгромить. Ага, -- торжественно следила чадо за движениями девицы, -- значит эти стеклянные шарики мы повесим еще выше! А сюда, -- она схватила елку на уровне девицы, -- мы повесим вот этого тяжелого деревянного снеговика, он всё равно не бьется, можешь громить, -- милостиво сообщила она девице. Девица расхохоталась, забормотала что-то быстро-быстро и немедленно, с наслаждением, облизнула снеговика.
Развесив все игрушки, чадо принялась за гирлянду. Она долго обматывала елку -- то так, то эдак, всё следила, чтобы лампочки были везде, совершенно везде, -- кричала она, -- чтобы всем сразу было видно. Наконец, с гирляндой было покончено. Наступил самый торжественный момент. Чадо включила гирлянду, дитя замерла в восторге и выдохнула -- дома горит елка! дома горит елка! Уже несколько недель подряд она наблюдала за гирляндами соседей и говорила с нескрываемой завистью: у соседей горит елка! -- она вздыхала, показывала на соседний дом и повторяла: у соседей горит елка! Теперь же дитя стояла и зачарованно смотрела на собственную елку, на которой горела собственная гирлянда -- красные, синие, зеленые и желтые лампочки переливались и подмигивали. Дома горит елка! -- восторженно выдохнула в очередной раз, села напротив и застыла, не отводя взгляда от разноцветных лампочек.
Мне же продолжали звонить и допытываться чего бы мне еще хотелось. Я совсем не удивилась когда позвонила любимая О. Ее день рождения прошел аж два месяца назад, но тогда у нее не были ни сил ни времени думать о подарках. Она готовилась к трансатлантическому переезду. Я тебе обещаю, -- кричала она в трубку, -- как только мы переедем, как только устроимся, я сразу сообщу что мне хочется, сразу же! Они переехали, уже почти устроились, о подарке же не говорилось ни слова. Ну уж нет, дорогая, -- в ответ на ее расспросы, твердо сообщила я, -- сначала ты мне скажешь и только потом -- я тебе. Да хоть сейчас, -- немедленно согласилась О. и в ту же минуту прислала мне ссылку: там, по ссылке, были дивные белоснежные коньки с изящным серым рисунком у каблука. У вас открыты катки? -- поразилась я. У нас, -- рассмеялась она в ответ, -- каток везде! Где остановишься, -- продолжала она, смеясь, -- там и каток. Но вообще, -- продолжила более серьезно, -- сейчас не очень плохо, многое открыто и иногда кажется, что всё это дурной сон. Говори скорее, что тебе хочется, -- нетерпеливо продолжала она, -- всё, коньки ты мне послала, теперь моя очередь.
К тому моменту я точно знала что мне еще хочется -- вот такую вот кофту к моей новой божественной юбке. Поначалу эта кофта, как и юбка, была совершенно абстрактная -- мне хотелось юбку и что-нибудь к ней. Я не знала что и не считала нужным об этом думать -- будет юбка, подумаю, решила я. Теперь же я точно знала: я хочу вот эту укороченную черную толстовку с капюшоном -- на ней, спереди и на рукаве -- дивные яркие цветы, над которыми порхают стрекозы. Она смешная и строгая одновременно, она ровно то, что надо к этой воздушной, колышущейся на каждом шагу, юбке. Я надену юбку, надену толстовку, приправлю это любимыми сапогами, возьму в руку нежно розово-голубое с прожилкой из белых бусинок личное яйцо Фаберже и пойду покорять мир. Если даже это его не покорит, то мне сложно представить что этому миру еще надо.
Вечером мы сели праздновать. Я накрыла на стол -- на большой тарелке лоснились тончайшие ломтики слабо-копченой форели, между которыми хитро подмигивали blini, в центре же гордо стояла баночка с красной икрой. Мы налили вина (еще вина, еще вина, кричала дитя так воодушевленно, что отказать не представлялось возможным), мы счастливо съели всю форель, все blini и икру, мы принесли добавку всего и она так же мгновенно исчезла со стола. Счастливая девица аккуратно хватала кусочки форели и недоверчиво подносила ко рту. Распробовав же, требовала еще и еще. Мы всё пили, ели и смеялись -- за спиной горела собственная елка, на улице был небольшой мороз, а на соседнем доме всё так же, как и месяц назад, Дед Мороз всё скакал в бесконечные неведомые дали исполнять желания -- все на свете.
-- Ура, -- вдруг вскрикнула чадо, -- теперь у нас не только день рождения, но и елка! Дед Мороз, -- она запрокинула голову и посмотрела куда-то вверх, -- приходи поскорее, мы очень, просто очень, ждем!
Коробка была полна подарков -- плотный белый лист, на котором каллиграфическим почерком, настоящей перьевой ручкой, изящно выведено имя чада, две небольшие открытки, сделанные из волшебной бумаги -- той, которая обманчиво черная снаружи, но когда начнешь царапать, из-под черной оболочки открывается целый цветной мир, небольшой золотой шарик и, как кульминация, небольшое яйцо -- обшитое дивным розово-голубым атласом, с нежной прожилкой из мелких белых бусинок прямо посередине. От вида яйца захватывало дух. Мама, -- чаду не терпелось услышать реакцию, -- тебе нравится листик с моим именем, красиво? Да, -- восторженно закивала я. Я должна сказать тебе правду, -- вздохнула вдруг чадо, -- это не я писала, это учительница в гимназии, -- перевела дыхание и добавила, -- поэтому мое имя, а не твое. Но, -- она спешила оправдаться, -- мне так понравилось, что я немедленно решила подарить это тебе! А яйцо я сама сделала, -- чадо выпрямила спину и гордо улыбнулась, -- еще неделю назад! Так ты приготовила это всё неделю назад?! -- моему изумлению не было предела, -- как же ты вытерпела и не рассказала?! Я рассказала, -- вздохнула чадо, -- не могла совсем не рассказать, но я папе рассказала, чтобы тебе не рассказывать!
За завтраком мы подробно, в деталях в очередной раз обсуждали ее подарок.
-- Мама, -- теребила меня она, -- а открытки тебе понравились? Точно? А шарик, золотой шарик, -- она было вскочила, чтобы выбежать из-за стола, -- ты его вообще заметила?!
-- Заметила, конечно, -- восторженно кивала я, -- садись назад, завтракай, прекрасный шарик, мне очень, просто очень понравился!
-- А яйцо? Тебе понравилось яйцо? Я сама обшивала пенопласт материалом, а потом клеила бусинки, я их сто лет, кажется, клеила, ты видела сколько там бусинок, ты видела? -- она опять вскочила, явно намереваясь принести яйцо и продолжать обсуждение.
-- Я видела, конечно, -- продолжала довольно кивать я, как вдруг поняла, что не понимаю одну вещь, -- слушай, -- задумчиво повернулась я к чаду, -- а что это за яйцо? В смысле, у него есть какое-то значение, какой-то смысл или просто красивое яйцо? -- Ыкл усмехнулся, оторвался от завтрака и приготовился слушать.
-- Мама, -- чадо посмотрела столь укоризненно, что мне стало немного стыдно, -- ты что, не узнала?! Это, -- она подняла указательный палец вверх и сделала драматическую паузу, -- это же яйцо Фаберже! Как ты могла его не узнать!
-- И правда, -- растерянно пробормотала я, -- как я могла его не узнать. Слушай, дорогая, -- обратилась к ней я после короткой паузы, -- а ты вообще знаешь что такое это самое яйцо Фаберже?
-- Честно говоря, -- хитро прищурилась чадо, -- не очень. Яйцо с бусинками, да?
Оставшуюся часть завтрака мы подробно обсуждали яйца Фаберже -- их историю, вид, происхождение. Я рассказывала как они выглядят (вздохнула и честно призналась в том, что видела их только на картинке), когда, кому и почему оно было впервые подарено. Подробно рассказала о том, что некоторые из них открывались -- в их нутре, обязательно, было что-то прекрасное. Чадо слушала, затаив дыхание.
-- Мама, -- вздохнула она вдруг, -- ты только не пытайся открыть мое яйцо, ладно? Оно совсем, -- вздохнула она еще горше, -- совсем не открывается.
-- Ничего страшного, -- я немедленно согласилась с этой версией, -- так еще интересней, так я могу придумать, что у него внутри что-то волшебное. Просто невидимое и не очень доступное.
-- Точно! -- восторженно завопила чадо, -- я, кажется, именно это и имела в виду, но сама не знала! Молодец, мама, -- она снисходительно похлопала меня по плечу и побежала чистить зубы.
-- Мама, -- чадо стояла уже на пороге, ей оставалось надеть сапоги, -- мама! У меня для тебя еще один подарок, подойди скорее! -- я подошла и приготовилась слушать, -- Я постановляю, -- торжественно объявила чадо и глаза ее хитро заблестели, -- что этот год самый особенный на свете! И в этом году, -- она сделала торжественную паузу, посмотрела гордо и, наконец, продолжила, -- твой день рождения, в виде огромного исключения, будет длиться до самого нового года! Целых две недели, мама, честное слово! Я так постановила! -- я стояла, сраженная таким прекрасным постановлением и не знала что сказать, -- мама, -- затеребила меня чадо, -- ты чего молчишь, кричи давай, кричи, что ты самая счастливая и что у тебя самая прекрасная я! -- я немедленно закричала. Чего греха таить, ее постановление пришлось как нельзя к месту и ко времени. Я кричала, что я счастливая, что у меня самая лучшая в мире дочь, которую я сейчас немедленно съем, так как еще минута и она опоздает в школу. -- Я тебе день рождения на две недели продлила, а ты говоришь, что съешь, -- хитро улыбнулась чадо и немедленно убежала.
Я стояла и думала о том, что чадо позволила мне то, о чем, кажется, мечтают почти все, но никто не догадывается постановить. А это же так просто -- постановили и всё тут, ничего не попишешь. День рождения до самого нового года. Что может быть прекраснее?
В тот же день, прямо в настоящий, не продленный по воле чада, день рождения, нам привезли елку. Я только закончила лекцию, только перестала краснеть от счастья, услышав студенческие благодарности, не успела перевести дух, как в дверь позвонили. На пороге стоял курьер с нашей огромной пахучей елкой. Он окинул меня взглядом, жалостливо вздохнул -- вам занести ее в дом? Да, -- обрадовалась я, -- если только это не очень сложно. Не очень, -- немедленно согласился он, поднял елку, словно перышко, и понес в гостиную. Там я уже подготовила место, надо было только закрепить елку в подставку. Он аккуратно вставил ее изящный ствол в отверстие, затянул крепко-накрепко все винты, отошел, посмотрел и крякнул довольно, -- теперь порядок, теперь хорошо! Он пожелал нам счастливых праздников и исчез будто его и не было. Только елка стояла напоминанием о том, что мне это не приснилось.
Я не только не наряжала елку, но даже не открывала тугой кокон сетки, в которую она была упакована. Я помнила наставления чада: ни в коем случае, ни при каких условиях, не прикасаться к елке! Только она и дитя будут ее наряжать -- больше никто.
Вечером чадо и дитя наряжали елку. Чадо аккуратно срезала пленку, сняла сетку и тонкая, скрученная в изящную березку елка, вдруг вздохнула, широко расправила ветки и предстала перед нами во всем своем великолепии. Чадо аккуратно распаковывала цветные нежные шарики и всё советовалась куда их вешать. Дитя держала следующий наготове, мы же с девицей только руководили процессом: девица подползала к елке, вставала и явственно показывала на какой высоте она в состоянии все разгромить. Ага, -- торжественно следила чадо за движениями девицы, -- значит эти стеклянные шарики мы повесим еще выше! А сюда, -- она схватила елку на уровне девицы, -- мы повесим вот этого тяжелого деревянного снеговика, он всё равно не бьется, можешь громить, -- милостиво сообщила она девице. Девица расхохоталась, забормотала что-то быстро-быстро и немедленно, с наслаждением, облизнула снеговика.
Развесив все игрушки, чадо принялась за гирлянду. Она долго обматывала елку -- то так, то эдак, всё следила, чтобы лампочки были везде, совершенно везде, -- кричала она, -- чтобы всем сразу было видно. Наконец, с гирляндой было покончено. Наступил самый торжественный момент. Чадо включила гирлянду, дитя замерла в восторге и выдохнула -- дома горит елка! дома горит елка! Уже несколько недель подряд она наблюдала за гирляндами соседей и говорила с нескрываемой завистью: у соседей горит елка! -- она вздыхала, показывала на соседний дом и повторяла: у соседей горит елка! Теперь же дитя стояла и зачарованно смотрела на собственную елку, на которой горела собственная гирлянда -- красные, синие, зеленые и желтые лампочки переливались и подмигивали. Дома горит елка! -- восторженно выдохнула в очередной раз, села напротив и застыла, не отводя взгляда от разноцветных лампочек.
Мне же продолжали звонить и допытываться чего бы мне еще хотелось. Я совсем не удивилась когда позвонила любимая О. Ее день рождения прошел аж два месяца назад, но тогда у нее не были ни сил ни времени думать о подарках. Она готовилась к трансатлантическому переезду. Я тебе обещаю, -- кричала она в трубку, -- как только мы переедем, как только устроимся, я сразу сообщу что мне хочется, сразу же! Они переехали, уже почти устроились, о подарке же не говорилось ни слова. Ну уж нет, дорогая, -- в ответ на ее расспросы, твердо сообщила я, -- сначала ты мне скажешь и только потом -- я тебе. Да хоть сейчас, -- немедленно согласилась О. и в ту же минуту прислала мне ссылку: там, по ссылке, были дивные белоснежные коньки с изящным серым рисунком у каблука. У вас открыты катки? -- поразилась я. У нас, -- рассмеялась она в ответ, -- каток везде! Где остановишься, -- продолжала она, смеясь, -- там и каток. Но вообще, -- продолжила более серьезно, -- сейчас не очень плохо, многое открыто и иногда кажется, что всё это дурной сон. Говори скорее, что тебе хочется, -- нетерпеливо продолжала она, -- всё, коньки ты мне послала, теперь моя очередь.
К тому моменту я точно знала что мне еще хочется -- вот такую вот кофту к моей новой божественной юбке. Поначалу эта кофта, как и юбка, была совершенно абстрактная -- мне хотелось юбку и что-нибудь к ней. Я не знала что и не считала нужным об этом думать -- будет юбка, подумаю, решила я. Теперь же я точно знала: я хочу вот эту укороченную черную толстовку с капюшоном -- на ней, спереди и на рукаве -- дивные яркие цветы, над которыми порхают стрекозы. Она смешная и строгая одновременно, она ровно то, что надо к этой воздушной, колышущейся на каждом шагу, юбке. Я надену юбку, надену толстовку, приправлю это любимыми сапогами, возьму в руку нежно розово-голубое с прожилкой из белых бусинок личное яйцо Фаберже и пойду покорять мир. Если даже это его не покорит, то мне сложно представить что этому миру еще надо.
Вечером мы сели праздновать. Я накрыла на стол -- на большой тарелке лоснились тончайшие ломтики слабо-копченой форели, между которыми хитро подмигивали blini, в центре же гордо стояла баночка с красной икрой. Мы налили вина (еще вина, еще вина, кричала дитя так воодушевленно, что отказать не представлялось возможным), мы счастливо съели всю форель, все blini и икру, мы принесли добавку всего и она так же мгновенно исчезла со стола. Счастливая девица аккуратно хватала кусочки форели и недоверчиво подносила ко рту. Распробовав же, требовала еще и еще. Мы всё пили, ели и смеялись -- за спиной горела собственная елка, на улице был небольшой мороз, а на соседнем доме всё так же, как и месяц назад, Дед Мороз всё скакал в бесконечные неведомые дали исполнять желания -- все на свете.
-- Ура, -- вдруг вскрикнула чадо, -- теперь у нас не только день рождения, но и елка! Дед Мороз, -- она запрокинула голову и посмотрела куда-то вверх, -- приходи поскорее, мы очень, просто очень, ждем!