Страшная сказка со счастливым концом
Сегодня должен был быть особенный день, совсем не такой, как все предыдущие. Сегодня дитя должна была впервые идти в ясли -- всего на пару часов, чтобы привыкнуть и осмотреться, но это уже можно назвать практически самостоятельной жизнью. Мы готовились вчера весь вечер: собирали сумку с одеждой и прочими необходимыми вещами. Я даже незаметно смахнула скупую слезу: всё, ребёнок покидает родное гнездо, какой ужас.
Поскольку ездить в метро с коляской крайне неудобно, после долгих обсуждений было решено, что пришло время учиться пользоваться перевязью, именуемой в народе слингом. Ыкл долго приноравливался, всё пробовал и так и эдак, и наконец-то нам показалось, что всё сделано как надо. Я, смахнув ещё одну скупую слезу, выпроводила всех из дома и побежала делать утренние дела, чтобы поскорее выйти из дома и успеть приехать в ясли одновременно с ним и дитятей.
Мой утренний распорядок был прерван нервными звонками. Сколько можно звонить, подумала я, что такое могло случиться за эти пятнадцать минут. Я добежала до телефона и ответила.
-- Ты уже вышла из дома? -- с волнением в голосе спросил меня Ыкл.
-- Нет, но через пять минут, надеюсь, уже выйду, -- спокойно ответила я, пытаясь понять что происходит.
-- Не выходи пока, -- с ещё большим волнением пробормотал Ыкл, -- у нас тут... приключилось...
-- Что? -- ничего не понимая, но почему-то нисколько не волнуясь, поинтересовалась я, -- что приключилось?
-- Дитя упала! -- трагично сообщил мне Ыкл.
-- Ты имеешь в виду чадо? -- переспросила я, пытаясь понять как может упасть дитя, но хорошо понимая как может такое проделать чадо.
-- Нет, не чадо! Дитя, дитя упала! -- ещё более трагично сообщил Ыкл. На фоне раздавался возмущённый плач, а я всё пыталась понять что случилось, -- я даже не понял как, но она выскользнула из перевязи и упала! Мы идём в поликлинику, скоро будем там, приходи туда.
Я положила трубку и села думать. Судя по возмущённому плачу, дитя была в полном порядке -- уж что-то, а каким должен быть плач у дитя, которая в полном порядке, я знаю. Судя по трагичному тону Ыкла, он был в полном беспорядке. Я его хорошо понимала -- каждый вечер я стараюсь не утопить дитя, и каждый вечер облегчённо выдыхаю -- в этот раз пронесло.
В поликлинике Ыкл мерил шагами коридор, дитя спокойно сопела на руках. На лбу её красовалась огромная фиолетовая шишка. Ничего, подумала я, практически новый ребёнок, даже нового делать не надо. Можно пока эту оставить.
Врач долго смотрел то на шишку, то на нас. Как это произошло? -- всё спрашивал он, -- встань, пожалуйста, -- попросил он Ыкла, оглядел его со всех сторон и задумчиво сказал -- значит, она упала с высоты около пяти футов, так? Так, -- кивнули мы. И упала прямо лицом на асфальт, так? Так, -- кивнули мы. Тогда, дорогие мои, -- спокойно продолжал врач, -- я вас отправлю, на всякий случай, в больницу -- пусть проверят. А то, -- улыбнулся он нам, -- как-то беспокойно мне, хотя я практически уверен, что всё нормально.
Нам вызвали карету скорой помощи. Оказавшись внутри, дитя проснулась и недвусмысленно сообщила мне, что пришло время второго завтрака. Мамаша, -- пробурчала дитя, -- мало того, что я тут вся раненая, так вы ещё забыли о своих прямых обязанностях, а я, между прочим, переволновалась, а от этого знаете какой аппетит просыпается! Водитель, тем временем, сообщал по рации кого они везут: младенец, сообщал водитель, упал с высоты пяти метров. Пяти футов, -- встряла я, -- вы что, какие пять метров? Водитель немедленно поправился: не пяти метров, простите, запишите, пожалуйста, высота -- пять футов.
Врач, на удивление, пришла очень быстро. Она подошла к нашей койке: покажите мне этого ребёнка, который упал лицом в асфальт с высоты пять метров, я хочу видеть этого ребёнка! Я смущённо отвела глаза: пяти метров у нас нет, а вот пяти футов -- пожалуйста. Так всего-то пять футов? -- разочарованно протянула врач и начала осматривать дитя. К этому моменту дитя была сытая и необычайно довольная. Она улыбалась врачу, сообщала ей обо всех приключениях и всячески демонстрировала своё благодушие. Шишка на лбу начала переливаться всеми цветами радуги. Какой чудесный младенец, -- восхитилась врач, -- как она дивно улыбается! Ну нет, -- посмотрела она внимательно на дитя, -- ребёнок, который вот так улыбается, не может не быть в порядке! Я обрадованно начала коситься в сторону выхода, но она убила мои надежды -- но мы вас всё-таки ненадолго оставим, просто, чтобы понаблюдать и удостовериться.
К этому моменту цвет лица Ыкла сменился с фиолетового на зелёный. Он всё смотрел на широко улыбающуюся дитя и бил челом: какой папа балда, ужас какой балда! Дитя никак не соглашалась с этим описанием и улыбалась всё радостнее, всё сообщая: родители, у меня всё хорошо, сотрите вы уже с ваших лиц эти кошмарные выражения! Особенно вы, папаша!
Через некоторое время Ыкл уехал по делам, мы же остались в больнице -- на пару часов, не больше, заверила нас удивительно смешливая врач. Дитя лежала и улыбалась всем, кто только подходил. Через час нас осмотрел практически весь медперсонал. Я начала волноваться: что-то не то? -- аккуратно спросила я очередную, зашедшую навестить нас, медсестру. Всё то, что вы, -- смущённо опустила глаза медсестра, -- просто она так улыбается... я к вам сюда отдыхать захожу, а то тут все плачут, все несчастные, а в вашем уголке сплошной покой и благоденствие. И правда, дитя продолжала улыбаться так широко и так радостно, что невозможно было оставаться спокойным. Сейчас-то я понимаю, что, будучи крайне разумной, она сразу избрала правильную стратегию для задачи как попасть скорее домой. Она удивлённо оглядывалась по сторонам, слушая детский плач, и всё смотрела на меня, словно сообщала: посмотрите, мамаша, какая я хорошая и замечательная, я вот совсем не кричу, а совершенно напротив.
В больнице было неплохо, но в какой-то момент я поняла, что голодна до такой степени, что готова съесть слона, если его правильно приготовят и обеспечат должную сервировку. Но я была одна, оставлять дитя без присмотра категорически запрещалось и посему я попросила одного из родителей присмотреть за ней минуту (постоять у кровати и проследить, чтобы она не научилась за это время бегать, и не сбежала бы) , пока я позову медсестру. Мы к вам скоро подойдём, -- заверила меня медсестра, но по её тону я поняла, что поем я только в следующей жизни. Вздохнув и сцепив зубы, я вернулась назад -- они подойдут, -- сообщила я господину, временному товарищу по несчастью, -- когда-нибудь. Ну что ж, -- вздохнула я, -- буду ждать.
Я точно знаю, что когда я голодна, я выгляжу крайне несчастной -- сразу невероятно скорбный и тоскливый взгляд, в котором легко читается, что теперь ничего и никогда не будет хорошо, и умру я скоро -- во цвете лет. Видимо, господин прочитал это всё, так как он подошёл через пару минут и учтиво поинтересовался: мисс, -- вежливо приоткрыл он занавеску, -- я тут иду платить за стоянку, вам принести какой-нибудь сандвич? Да, если вам не очень сложно -- счастливо выдохнула я, забыв обо всех приличиях, представила себе сандвич и, кажется, замычала от предстоящего удовольствия. А с чем, мисс, вам бы хотелось? Мне хотелось ответить, что мне вообще не хочется сандвич, я хочу ту дивную курицу, которую вчера приготовил Ыкл, которая стоит на верхней полке холодильника, я бы её съела с чесноком, огурцами, добавила бы хумуса... Если можно, -- жадно думая о курице, ответила я, -- с тунцом. Да, конечно, мисс, сейчас принесу. Господин вернулся через некоторое время с коробкой, в которой было два потрясающих сандвича с тунцом. Я попыталась узнать сколько я ему должна, но он всё отмахивался -- вы, мисс, как и моя жена, после того, что покормите, выглядите такой голодной, что кажется, что в состоянии съесть слона! А это же не слон, -- засмеялся он, продолжая отмахиваться, -- это всего лишь небольшой сандвич, ешьте на здоровье, приятного аппетита! Я всё думала о том, что я бы поступила точно так же и меня это почему-то утешало. Ничего, думала я, я тоже кому-нибудь потом куплю сандвич.
Мы всё ждали и ждали, но врач всё не приходила. Наконец занавеска приоткрылась, вошла врач и немедленно засмеялась -- дитя улыбалась ей словно родной. Я вдруг подумала, что на самом деле, дитя, наверное, хотела сбежать от нас, так как мы собирались отдать её на растерзание совершенно не знакомым ей людям, но попытка её побега бесславно провалилась. Теперь же, когда уже ничего не поделаешь, оставалось только получать удовольствие от сложившейся ситуации, что она, кажется, и делала. Боже, -- засмеялась врач, -- какая она прекрасная, вы-то сами понимаете какая у вас прекрасная дитя? Отчего не понимать, -- скромно, но уверенно отвечала я, -- понимаем, конечно. Самим нравится! Мы обсудили с врачом всё самое ужасное и следующее за ним менее ужасное. Простите, -- вдруг серьёзно посмотрела на меня она, -- вы доктор? Я, -- вздохнула я, -- доктор, но совсем другой, совсем бесполезный в этой ситуации! А рассуждаете как доктор, -- уважительно посмотрела она на меня и мне захотелось на секунду выпятить грудь от гордости. Но я остановила сей порыв, только кротко поинтересовалась когда же нас, наконец, отпустят. Да она так улыбается, -- она снова посмотрела на дитя, -- что хоть сейчас! В конце концов, -- рассмеялась она, -- она же упала всего... с высоты пяти футов, а не пяти метров, как я думала!
Необычайно учтивый водитель такси всё спрашивал что приключилось, услышав же, обрадованно рассказал о том, что когда ему было четыре года, его случайно уронила мама и ничего -- он самый прекрасный на свете, по крайней мере, -- скромно добавил он, -- с точки зрения моей жены. Мы доехали до дома и сели ждать остальных представителей нашей маленькой ячейки. Мама, -- ворвалась чадо, -- мне папа такое рассказал, такое рассказал! Что -- у неё, как когда-то у меня, тоже шишка на лбу и царапина на щеке? И тоже фиолетовая? Дитя немедленно одарила их самой очаровательной улыбкой. Прости меня, -- всё бормотал Ыкл, держа дитя за руку, -- папа ужасный балда, ужасный. На это мы с чадом дружно воскликнули -- никакой папа не балда, хороший папа! дитя же счастливо улыбнулась -- растерзание чужими людьми в непонятном месте отложилось ещё, как минимум, на один день. Сдаётся мне, она всё это устроила совершенно сознательно. А то -- ишь, какие нахалы, отдавать её вздумали!
Поскольку ездить в метро с коляской крайне неудобно, после долгих обсуждений было решено, что пришло время учиться пользоваться перевязью, именуемой в народе слингом. Ыкл долго приноравливался, всё пробовал и так и эдак, и наконец-то нам показалось, что всё сделано как надо. Я, смахнув ещё одну скупую слезу, выпроводила всех из дома и побежала делать утренние дела, чтобы поскорее выйти из дома и успеть приехать в ясли одновременно с ним и дитятей.
Мой утренний распорядок был прерван нервными звонками. Сколько можно звонить, подумала я, что такое могло случиться за эти пятнадцать минут. Я добежала до телефона и ответила.
-- Ты уже вышла из дома? -- с волнением в голосе спросил меня Ыкл.
-- Нет, но через пять минут, надеюсь, уже выйду, -- спокойно ответила я, пытаясь понять что происходит.
-- Не выходи пока, -- с ещё большим волнением пробормотал Ыкл, -- у нас тут... приключилось...
-- Что? -- ничего не понимая, но почему-то нисколько не волнуясь, поинтересовалась я, -- что приключилось?
-- Дитя упала! -- трагично сообщил мне Ыкл.
-- Ты имеешь в виду чадо? -- переспросила я, пытаясь понять как может упасть дитя, но хорошо понимая как может такое проделать чадо.
-- Нет, не чадо! Дитя, дитя упала! -- ещё более трагично сообщил Ыкл. На фоне раздавался возмущённый плач, а я всё пыталась понять что случилось, -- я даже не понял как, но она выскользнула из перевязи и упала! Мы идём в поликлинику, скоро будем там, приходи туда.
Я положила трубку и села думать. Судя по возмущённому плачу, дитя была в полном порядке -- уж что-то, а каким должен быть плач у дитя, которая в полном порядке, я знаю. Судя по трагичному тону Ыкла, он был в полном беспорядке. Я его хорошо понимала -- каждый вечер я стараюсь не утопить дитя, и каждый вечер облегчённо выдыхаю -- в этот раз пронесло.
В поликлинике Ыкл мерил шагами коридор, дитя спокойно сопела на руках. На лбу её красовалась огромная фиолетовая шишка. Ничего, подумала я, практически новый ребёнок, даже нового делать не надо. Можно пока эту оставить.
Врач долго смотрел то на шишку, то на нас. Как это произошло? -- всё спрашивал он, -- встань, пожалуйста, -- попросил он Ыкла, оглядел его со всех сторон и задумчиво сказал -- значит, она упала с высоты около пяти футов, так? Так, -- кивнули мы. И упала прямо лицом на асфальт, так? Так, -- кивнули мы. Тогда, дорогие мои, -- спокойно продолжал врач, -- я вас отправлю, на всякий случай, в больницу -- пусть проверят. А то, -- улыбнулся он нам, -- как-то беспокойно мне, хотя я практически уверен, что всё нормально.
Нам вызвали карету скорой помощи. Оказавшись внутри, дитя проснулась и недвусмысленно сообщила мне, что пришло время второго завтрака. Мамаша, -- пробурчала дитя, -- мало того, что я тут вся раненая, так вы ещё забыли о своих прямых обязанностях, а я, между прочим, переволновалась, а от этого знаете какой аппетит просыпается! Водитель, тем временем, сообщал по рации кого они везут: младенец, сообщал водитель, упал с высоты пяти метров. Пяти футов, -- встряла я, -- вы что, какие пять метров? Водитель немедленно поправился: не пяти метров, простите, запишите, пожалуйста, высота -- пять футов.
Врач, на удивление, пришла очень быстро. Она подошла к нашей койке: покажите мне этого ребёнка, который упал лицом в асфальт с высоты пять метров, я хочу видеть этого ребёнка! Я смущённо отвела глаза: пяти метров у нас нет, а вот пяти футов -- пожалуйста. Так всего-то пять футов? -- разочарованно протянула врач и начала осматривать дитя. К этому моменту дитя была сытая и необычайно довольная. Она улыбалась врачу, сообщала ей обо всех приключениях и всячески демонстрировала своё благодушие. Шишка на лбу начала переливаться всеми цветами радуги. Какой чудесный младенец, -- восхитилась врач, -- как она дивно улыбается! Ну нет, -- посмотрела она внимательно на дитя, -- ребёнок, который вот так улыбается, не может не быть в порядке! Я обрадованно начала коситься в сторону выхода, но она убила мои надежды -- но мы вас всё-таки ненадолго оставим, просто, чтобы понаблюдать и удостовериться.
К этому моменту цвет лица Ыкла сменился с фиолетового на зелёный. Он всё смотрел на широко улыбающуюся дитя и бил челом: какой папа балда, ужас какой балда! Дитя никак не соглашалась с этим описанием и улыбалась всё радостнее, всё сообщая: родители, у меня всё хорошо, сотрите вы уже с ваших лиц эти кошмарные выражения! Особенно вы, папаша!
Через некоторое время Ыкл уехал по делам, мы же остались в больнице -- на пару часов, не больше, заверила нас удивительно смешливая врач. Дитя лежала и улыбалась всем, кто только подходил. Через час нас осмотрел практически весь медперсонал. Я начала волноваться: что-то не то? -- аккуратно спросила я очередную, зашедшую навестить нас, медсестру. Всё то, что вы, -- смущённо опустила глаза медсестра, -- просто она так улыбается... я к вам сюда отдыхать захожу, а то тут все плачут, все несчастные, а в вашем уголке сплошной покой и благоденствие. И правда, дитя продолжала улыбаться так широко и так радостно, что невозможно было оставаться спокойным. Сейчас-то я понимаю, что, будучи крайне разумной, она сразу избрала правильную стратегию для задачи как попасть скорее домой. Она удивлённо оглядывалась по сторонам, слушая детский плач, и всё смотрела на меня, словно сообщала: посмотрите, мамаша, какая я хорошая и замечательная, я вот совсем не кричу, а совершенно напротив.
В больнице было неплохо, но в какой-то момент я поняла, что голодна до такой степени, что готова съесть слона, если его правильно приготовят и обеспечат должную сервировку. Но я была одна, оставлять дитя без присмотра категорически запрещалось и посему я попросила одного из родителей присмотреть за ней минуту (постоять у кровати и проследить, чтобы она не научилась за это время бегать, и не сбежала бы) , пока я позову медсестру. Мы к вам скоро подойдём, -- заверила меня медсестра, но по её тону я поняла, что поем я только в следующей жизни. Вздохнув и сцепив зубы, я вернулась назад -- они подойдут, -- сообщила я господину, временному товарищу по несчастью, -- когда-нибудь. Ну что ж, -- вздохнула я, -- буду ждать.
Я точно знаю, что когда я голодна, я выгляжу крайне несчастной -- сразу невероятно скорбный и тоскливый взгляд, в котором легко читается, что теперь ничего и никогда не будет хорошо, и умру я скоро -- во цвете лет. Видимо, господин прочитал это всё, так как он подошёл через пару минут и учтиво поинтересовался: мисс, -- вежливо приоткрыл он занавеску, -- я тут иду платить за стоянку, вам принести какой-нибудь сандвич? Да, если вам не очень сложно -- счастливо выдохнула я, забыв обо всех приличиях, представила себе сандвич и, кажется, замычала от предстоящего удовольствия. А с чем, мисс, вам бы хотелось? Мне хотелось ответить, что мне вообще не хочется сандвич, я хочу ту дивную курицу, которую вчера приготовил Ыкл, которая стоит на верхней полке холодильника, я бы её съела с чесноком, огурцами, добавила бы хумуса... Если можно, -- жадно думая о курице, ответила я, -- с тунцом. Да, конечно, мисс, сейчас принесу. Господин вернулся через некоторое время с коробкой, в которой было два потрясающих сандвича с тунцом. Я попыталась узнать сколько я ему должна, но он всё отмахивался -- вы, мисс, как и моя жена, после того, что покормите, выглядите такой голодной, что кажется, что в состоянии съесть слона! А это же не слон, -- засмеялся он, продолжая отмахиваться, -- это всего лишь небольшой сандвич, ешьте на здоровье, приятного аппетита! Я всё думала о том, что я бы поступила точно так же и меня это почему-то утешало. Ничего, думала я, я тоже кому-нибудь потом куплю сандвич.
Мы всё ждали и ждали, но врач всё не приходила. Наконец занавеска приоткрылась, вошла врач и немедленно засмеялась -- дитя улыбалась ей словно родной. Я вдруг подумала, что на самом деле, дитя, наверное, хотела сбежать от нас, так как мы собирались отдать её на растерзание совершенно не знакомым ей людям, но попытка её побега бесславно провалилась. Теперь же, когда уже ничего не поделаешь, оставалось только получать удовольствие от сложившейся ситуации, что она, кажется, и делала. Боже, -- засмеялась врач, -- какая она прекрасная, вы-то сами понимаете какая у вас прекрасная дитя? Отчего не понимать, -- скромно, но уверенно отвечала я, -- понимаем, конечно. Самим нравится! Мы обсудили с врачом всё самое ужасное и следующее за ним менее ужасное. Простите, -- вдруг серьёзно посмотрела на меня она, -- вы доктор? Я, -- вздохнула я, -- доктор, но совсем другой, совсем бесполезный в этой ситуации! А рассуждаете как доктор, -- уважительно посмотрела она на меня и мне захотелось на секунду выпятить грудь от гордости. Но я остановила сей порыв, только кротко поинтересовалась когда же нас, наконец, отпустят. Да она так улыбается, -- она снова посмотрела на дитя, -- что хоть сейчас! В конце концов, -- рассмеялась она, -- она же упала всего... с высоты пяти футов, а не пяти метров, как я думала!
Необычайно учтивый водитель такси всё спрашивал что приключилось, услышав же, обрадованно рассказал о том, что когда ему было четыре года, его случайно уронила мама и ничего -- он самый прекрасный на свете, по крайней мере, -- скромно добавил он, -- с точки зрения моей жены. Мы доехали до дома и сели ждать остальных представителей нашей маленькой ячейки. Мама, -- ворвалась чадо, -- мне папа такое рассказал, такое рассказал! Что -- у неё, как когда-то у меня, тоже шишка на лбу и царапина на щеке? И тоже фиолетовая? Дитя немедленно одарила их самой очаровательной улыбкой. Прости меня, -- всё бормотал Ыкл, держа дитя за руку, -- папа ужасный балда, ужасный. На это мы с чадом дружно воскликнули -- никакой папа не балда, хороший папа! дитя же счастливо улыбнулась -- растерзание чужими людьми в непонятном месте отложилось ещё, как минимум, на один день. Сдаётся мне, она всё это устроила совершенно сознательно. А то -- ишь, какие нахалы, отдавать её вздумали!