Дождь
Каждый уважающий и не уважающий себя израильтянин, когда едет за границу, обязательно присматривает: что бы он привёз из этой самой заграницы с собой домой. Чаще всего это совсем не то, что вы думаете. К примеру, когда я была в Германии, меня не покидало ощущение, что им столько лесов и рек совсем не надо. И что они могли бы поделиться с нами -- к примеру, вот эти две речки, даже не речки, а так -- речушки, и эти четыре леса замечательно вписались бы... Ну, я бы нашла куда их вписать. Вы сначала их мне заверните, а куда их пристроить я уже потом разберусь. Впрочем, почему это я сама -- мы все вместе разберёмся. И я всегда очень скромна -- я же не прошу, к примеру, Рейн. Его точно будет некуда пристроить. Нет, правда. Только если его свернуть два раза и тогда он, конечно, поместится впритык по длине, но по ширине уже, скорее всего, не влезет. Так вот. Рейна мне не надо. А вот, например, Рур могли бы и отдать. Ну для чего им столько? А нам бы очень пригодилось. У нас воды мало. Поэтому каждый уважающий себя еврей, не только в Израиле, обязательно раз в день -- с октября по апрель, каждый день -- молится о дожде. Молится, чтобы в Израиле пошёл дождь. С апреля по октябрь о дожде не молятся. Никто не ожидает в Париже в июле снег, а это приблизительно то же самое, что ожидать дождь с апреля по октябрь в Израиле. Мы молимся о дожде, так как воды мало; Рур мне не отдали, несмотря на то, что я красиво попросила. Между прочим, действительно красиво. Улыбнулась, элегантно поправила чёлку и, за бокалом вина, как бы невзначай, спросила: а почему бы вам не подарить мне Рур? Но дарить Рур мне отказались, только предложили брелок в виде пивной кружки -- утешительный приз. Тоже мне утешительный приз -- что мне с ним делать, даже пива не выпьешь. Но я всего этого не сказала, только подумала, что при случае я ещё раз спрошу про Рур. Вдруг получится.
Мы все молимся о дожде. Очень усердно. Если будет много дождя, будет много воды, если будет много воды, то настанет полное и абсолютное счастье. К примеру, можно будет купаться так, чтобы вода из крана была "берёшь в руки, маешь вещь", а не "простата -- это когда я писаю так, как вы разговариваете". Из израильских кранов вода не течёт. Она, скорее, подтекает. У меня сейчас на кухне подтекает кран. Мы уже вторую неделю думаем о том, что надо позвать кого-нибудь, кто это починит, но только сегодня я поняла, что так, как он подтекает, вот так из израильского крана течёт. На всех кранах стоят ограничители, чтобы подтекало ещё меньше; во всех гостиницах и общественных заведениях висят плакаты с призывом экономить воду; все порядочные люди купаются как инженер Щукин: во время того, как мыло наносится на тело и до самого момента, когда его уже надо смывать, кран закрывается. Мы все молимся о дожде и все разговоры с октября по апрель только об одном: слушайте, ну когда уже пойдёт дождь?! Тивериадское озеро опустилось, воды не хватит, не будет еды, мы все умрём, когда уже пойдёт дождь, скажите мне?! Все разговоры начинаются с одного: вчера обещали дождь, а опять не было -- врут, мерзавцы. Все разговоры заканчиваются одним: надеемся, что завтра таки будет дождь. В крайнем случае, послезавтра. Если совсем не повезёт, то хотя бы через неделю. Дома вечером молимся о дожде: ты, который наверху, дай нам, пожалуйста, дождя. Мы же не так много просим. Нам не ураган, не тайфун, нам дождика -- хорошего дождя, чтобы Тивериадское озеро наполнилось, чтобы землю напоить, чтобы лето было урожайным. Мы не так много просим, правда же. Нам всего лишь дождя.
Дождь иногда заставляет себя очень долго ждать. Мы терпеливо ждём и мечтаем, как хорошо будет, когда он пойдёт. Подумаешь -- у них Рейн, а у нас зато Яркон. Это настоящая река -- в ней, в отличие от большинства израильских рек, даже вода есть. Настоящая вода -- круглый год. Мы гордимся Ярконом -- между прочим, целых двадцать семь километров в длину. С половиной. И везде вода. То есть, скорее всего, сам Яркон длиннее, но в других местах воды нет. Река есть, а воды нет. Но когда идёт дождь, то и в тех реках, где обычно нет воды, тоже появляется немножечко воды. Ровно столько, чтобы можно было гордо отнести эти аппендиксы к рекам.
И вот однажды тот, который наверху, решает, что надо бы удовлетворить просьбу. Он столько времени слушал о том, как нужен дождь, что решает, что надо бы выдать этого самого дождя. Но, поскольку слушал он об этом очень долго, в качестве компенсации за не особо оперативную реакцию, он даёт сразу много дождя. Столько, чтобы хватило с октября по апрель -- разом. Мы каждый день молимся о дожде и спрашиваем, когда же пойдёт дождь. Кроме тех дней, когда идёт дождь. В один день начинается дождь. Он идёт целый день -- всё сильнее и сильнее. Он наполняет Тивериадское озеро и Яркон. По дороге он наполняет те реки, в которых отродясь не было воды. Но и это не всё. Туда, наверх, в своё время была доставлена топографическая карта. Хорошая топографическая карта, на которой было совершенно правильно изображены все дороги -- времён Римской империи. С тех пор новую карту никто не высылал. Поэтому там, наверху, никто не знает, что то, что обозначено руслом реки, давно не русло, а шоссе -- с тех пор, что тысячу лет назад в этой самой реке высохла вода, все давно забыли, что она вообще там была. И теперь там замечательное шоссе. Или, к примеру, торговый центр. Или общественная парковка. Дождь идёт без перерыва -- ровно так, как и было заказано. Но, почему-то, вместо благодарности, вокруг слышится: да когда же это кончится? Да что же это такое? Вы слышали -- затопило все шоссе из Натании в Тель-Авив. Да что там шоссе -- затопило торговый центр, мы там, как раз, завтракали и вдруг... Ужас ужасный -- везде вода, а мы плавать не умеем. Но хорошо же, что дождь -- правда же. Вон, Тивериадское озеро наполнится. Нет, оно, конечно, хорошо, но не столько же!
Нас не поймёшь. Нам всё не то. В один из дней дождь прекращается. Устраняются последствия наводнений. Приводятся в порядок шоссе, торговые центры, полу-утонувшие машины и растрёпанные чувства граждан. Все вздыхают -- наконец-то. И тогда мы снова молимся о дожде. Каждый день. С октября по апрель. Нам нужна вода. Нам нужен дождь. А карту мы когда-нибудь пришлём новую. Когда потоп закончится, сразу и отошлём.
Мы все молимся о дожде. Очень усердно. Если будет много дождя, будет много воды, если будет много воды, то настанет полное и абсолютное счастье. К примеру, можно будет купаться так, чтобы вода из крана была "берёшь в руки, маешь вещь", а не "простата -- это когда я писаю так, как вы разговариваете". Из израильских кранов вода не течёт. Она, скорее, подтекает. У меня сейчас на кухне подтекает кран. Мы уже вторую неделю думаем о том, что надо позвать кого-нибудь, кто это починит, но только сегодня я поняла, что так, как он подтекает, вот так из израильского крана течёт. На всех кранах стоят ограничители, чтобы подтекало ещё меньше; во всех гостиницах и общественных заведениях висят плакаты с призывом экономить воду; все порядочные люди купаются как инженер Щукин: во время того, как мыло наносится на тело и до самого момента, когда его уже надо смывать, кран закрывается. Мы все молимся о дожде и все разговоры с октября по апрель только об одном: слушайте, ну когда уже пойдёт дождь?! Тивериадское озеро опустилось, воды не хватит, не будет еды, мы все умрём, когда уже пойдёт дождь, скажите мне?! Все разговоры начинаются с одного: вчера обещали дождь, а опять не было -- врут, мерзавцы. Все разговоры заканчиваются одним: надеемся, что завтра таки будет дождь. В крайнем случае, послезавтра. Если совсем не повезёт, то хотя бы через неделю. Дома вечером молимся о дожде: ты, который наверху, дай нам, пожалуйста, дождя. Мы же не так много просим. Нам не ураган, не тайфун, нам дождика -- хорошего дождя, чтобы Тивериадское озеро наполнилось, чтобы землю напоить, чтобы лето было урожайным. Мы не так много просим, правда же. Нам всего лишь дождя.
Дождь иногда заставляет себя очень долго ждать. Мы терпеливо ждём и мечтаем, как хорошо будет, когда он пойдёт. Подумаешь -- у них Рейн, а у нас зато Яркон. Это настоящая река -- в ней, в отличие от большинства израильских рек, даже вода есть. Настоящая вода -- круглый год. Мы гордимся Ярконом -- между прочим, целых двадцать семь километров в длину. С половиной. И везде вода. То есть, скорее всего, сам Яркон длиннее, но в других местах воды нет. Река есть, а воды нет. Но когда идёт дождь, то и в тех реках, где обычно нет воды, тоже появляется немножечко воды. Ровно столько, чтобы можно было гордо отнести эти аппендиксы к рекам.
И вот однажды тот, который наверху, решает, что надо бы удовлетворить просьбу. Он столько времени слушал о том, как нужен дождь, что решает, что надо бы выдать этого самого дождя. Но, поскольку слушал он об этом очень долго, в качестве компенсации за не особо оперативную реакцию, он даёт сразу много дождя. Столько, чтобы хватило с октября по апрель -- разом. Мы каждый день молимся о дожде и спрашиваем, когда же пойдёт дождь. Кроме тех дней, когда идёт дождь. В один день начинается дождь. Он идёт целый день -- всё сильнее и сильнее. Он наполняет Тивериадское озеро и Яркон. По дороге он наполняет те реки, в которых отродясь не было воды. Но и это не всё. Туда, наверх, в своё время была доставлена топографическая карта. Хорошая топографическая карта, на которой было совершенно правильно изображены все дороги -- времён Римской империи. С тех пор новую карту никто не высылал. Поэтому там, наверху, никто не знает, что то, что обозначено руслом реки, давно не русло, а шоссе -- с тех пор, что тысячу лет назад в этой самой реке высохла вода, все давно забыли, что она вообще там была. И теперь там замечательное шоссе. Или, к примеру, торговый центр. Или общественная парковка. Дождь идёт без перерыва -- ровно так, как и было заказано. Но, почему-то, вместо благодарности, вокруг слышится: да когда же это кончится? Да что же это такое? Вы слышали -- затопило все шоссе из Натании в Тель-Авив. Да что там шоссе -- затопило торговый центр, мы там, как раз, завтракали и вдруг... Ужас ужасный -- везде вода, а мы плавать не умеем. Но хорошо же, что дождь -- правда же. Вон, Тивериадское озеро наполнится. Нет, оно, конечно, хорошо, но не столько же!
Нас не поймёшь. Нам всё не то. В один из дней дождь прекращается. Устраняются последствия наводнений. Приводятся в порядок шоссе, торговые центры, полу-утонувшие машины и растрёпанные чувства граждан. Все вздыхают -- наконец-то. И тогда мы снова молимся о дожде. Каждый день. С октября по апрель. Нам нужна вода. Нам нужен дождь. А карту мы когда-нибудь пришлём новую. Когда потоп закончится, сразу и отошлём.