Зачистка (мини-пьеса) . Другой вариант учебной пьесы про войну.
«Война сложна, темна и густа, как непроходимый лес. Она не похожа на ее описания, она и проще, и сложнее. Ее чувствуют, но не всегда понимают ее участники. Ее понимают, но не чувствуют позднейшие исследователи» (Илья Эренбург).
« От автора
Это не документальная история, все события являются вымышленными, автор не претендует на объективное отражение действительности.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Старейшина аула, в смушковой шапке и пиджаке.
Омоновец, в камуфляже.
Оборванец, в лохмотьях, заросший, выглядит как бродяга.
Место действия: небольшой затерянный в горах аул на сопредельной территории где-то между Чечней, Дагестаном и Ингушетией. Время действия - неопределенное будущее.
Сцена 1. Встреча в горах
Омоновец с автоматом наперевес стоит где-то на пастбище в горах. Рядом стоит Старик-чабан в смушковой шапке. Рядом валяется мертвая овца. Слышно блеянье стада.
Старик. Сколько?
Омоновец. 10 рублей.
Старик. Это грабеж…
Омоновец стреляет в другую овцу.
Старик (вздрагивает). Зачем животных убиваешь, кофир?
Омоновец. Заплати и все будут живы.
Старик. Ну, ладно, три попробую.
Омоновец (вскидывает автомат, целится в третью овцу).
Старик. Падажди стрелять! Пять! давай пять.
Омоновец. Ладно, так и быть восемь.
Старик. У меня, правда, нет…
Омоновец. Ну, все, аксакал, ты меня достал. Пойду в твой дом, с твоей невесткой пообщаюсь.
Старик. Семь, остальное баранами возьми, хочешь, мертвыми, хочешь, живыми.
Омоновец колеблется. Вдруг на сцену выходит Оборванец с узелком. Его голова обмотана как у человека, у которого болит ухо или зуб. На нем рваная выцветшая гимнастерка без знаков различия, на ногах галоши, на одной ноге болтается портянка.
Оборванец (не замечает Омоновца, обращаясь к Старику). Воти*, обед принес. (кладет узелок перед Стариком)
Омоновец. А ну стой. Руки!
Оборванец бросает еду, поднимает руки вверх.
Омоновец (жестом требует показать руки,осматривает, принюхивается к вороту, шее. Срывает с его головы грязную повязку и видит, что у того нет левого уха. Вдруг бьет Оборванца по лицу, начинает заводиться). Под раба, гад, косишь! Весь, блядь, порохом пропах, как день победы.
Обрванец (уворачиваясь). Нет, нет, я не раб, я тут просто, помогаю.
Омоновец. Помогаешь? А руки от мотыги ороговели?! А ухо кто отрезал? (наставляет ствол)
Омоновец (обращаясь к Старику). Значит, еще и рабов держим? Тогда по полной мне отдашь, десятку. А нет, буду пялить твою невестку.
Старик и Оборванец застыли.
Омоновец (Оборванцу). А ну быстро колись, имя, откуда прибыл, какое задание, сколько фугасов поставил, мразь?
Оборванец (слегка заикаясь). Н-не знаю, я тут давно.
Омоновец. Документы?
Оборванец. Нет документов. Я не помню, откуда… Помню только, как по Кольскому шел, морошку собирал, на мхах мягких спал…
Омоновец. Какой, блять, нах, Кольский… (пауза). Грибов, что ли, там нажрался. (смотрит пристально) Кого-то ты мне напоминаешь.
Оборванец (говорит странно). Грибы не помню, а вот леммингов собственными руками рвал и кровь пил… Когда вода кончилась, во рту пересохло, хоть мочу пей… Их там целая стая неслась, как угорелые, прям по мне. Это у них такой массовый суицид. И я начал их голыми руками, один даже укусил меня, прямо в ухо, изловчился так, прыгнул и в ухо как вцепится, кровь пошла ручьем, я со злости взял его и об камень - хрясь, и зубами впился, а сердце крошечное так и затрепетало, и кровь горячая, горячая...
Омоновец (сплевывает). Тьфу, гадость какая, крыс жрать. (всматривается в Оборванца) Постой, постой, да ты та крыса и есть. (с злобой). Я тебя узнал. Это не лемминг тебе ухо откусил, это в 3-ю, снайпер по уху царапнул, а ты обосрался и с БТРа спрыгнул, и весь отряд потом в засаде погиб по твоей вине (пауза). Не помнишь меня, гнида?
Оборванец (тоже долго всматривается). Это твои воспоминания, у меня свои.
Старейшина. Остерегайся проклятий обиженных, потому что их дуа принимается.
Командир. Что ты сказал? Чего-чего принимается? (замахивается прикладом)
Старейшина. Дуа это просьбы Аллаху, кофир. Не помнишь?
Омоновец. Да клал я на ваши угрозы с прибором. (обращаясь к Оборванцу) Я же тебя потом всю жизнь выслеживал, и ночью тебя видел, без всякой оптики, и днем, но ты, г-гад, всегда уходил, всегда, а теперь не уйдешь.
Старейшина. Ты вроде есть хотел? Возьми мой обед
Омоновец. И возьму, и не только обед.
Омоновец подходит к узелку, дулом автомата разворачивает, берет лепешку, кусок мяса.
Омоновец. Сели оба вон туда, на камень. (держит на коленях автомат дулом в Старика и Оборванца, сам садится, жадно ест, отхлебывает то из кувшина, то из своей фляжки)
Старейшина (с раздражением). Хьакъец**! Зачем воду, общий кувшин оскверняешь, кофир? Бога гневишь.
Омоновец (с набитым ртом). К-какого? Твоего или м-моего? (отхлебывает) Мне п-пофиг, я не верю «ни в Аллаха, ни в Иисуса»... (отхлебывает еще раз, зажевывает пучком зелени) Ну (забивает косяк), если тебя раздражает алкоголь, тогда покурим.
(пауза)
Омоновец. И что я должен помнить, по-вашему? Все зачистки? Если бы я помнил всё, давно бы с ума сошел.
Оборванец. А я тебя тоже узнал, ты сына хозяина убивал в 4-ю, сам, лично контрольный выстрел в голову. А жена его прокляла тебя, бросилась на тебя, как кошка, а ты и ее уложил… это было страшное проклятие.
Омоновец. Какую-какую? Ты совсем мозг потерял в этих горах от гипоксии? Сейчас 3-я еще идет (пауза). И, наверное, никогда не кончится, пока эти горы с морем не сравняют.
Старейшина. Зачем ты здесь?
Омоновец. Это, дед, воинский долг, война есть война.
Старик. Война давно закончилась, сынок.
Боец. Война никогда не закончится.
Старик. Твоя война осталась на той стороне гор.
Боец. Я ищу врага на этой стороне.
Старик. Здесь нет врагов.
Боец. А ты кто, старик?
Старик. Я только пастух и ничего не решаю.
Боец. А кто решает?
Старик. Решаешь ты сам.
Боец. Я выполняю приказы, старик.
Старик. Если ты свободен, то ты по своей воле их выполняешь, а рабами движет страх перед чужой волей.
Боец. В чем разница? Я все равно возьму то, за чем пришел.
Старик. Ты еще не знаешь, зачем пришел, как тот торговец коврами из горской легенды.
Омоновец (к Старику и Оборванцу). Здесь аул есть? Что за легенда?
Оборванец. Здесь был аул в 3-ю, не помнишь, командир?
Омоновец (к Оборванцу). Я тебе не командир. Ты кто вообще? (потом обращается к Старику) Кто это, я тебя спрашиваю?
Обрванец отходит в глубь сцены.
Старик. Ты про кого? Я тут один, уже давно, еще с третьей один. С тех пор как ты зачистил мое село. Не помнишь, кофир? И я уже с тех пор ничего не боюсь. Но я ждал тебя, ты должен был вернуться, рано или поздно. Таковы правила.
Омоновец оглядывается. А где этот раб?
Старик. Я же сказал, никакого раба тут нет, ты сам раб.
Омоновец хватает автомат и пытается стрелять, но автомат не стреляет.
Старик. Встреча с шолх*** для праведника благословение, а для злого проклятие.
Омоновец (в шоке бросает автомат). Ты колдун, старик? С каким еще шолоховым?
Старик. Старики говорят - вон за тем хребтом есть райская долина. Туда никто не ходит, и оттуда не возвращаются. Много-много лет назад, еще при Султан-Муте, один жадный торговец решил всем доказать, что это выдумки и никакого рая за хребтами нет. На самом деле он хотел разведать новый торговый путь для своих ковров. Он взял с собой воды, еды и пошел за перевал. Там он добрался до стены, она охватывала собою всю гряду и была неприступна. А потом встретил еще две такие же стены. И вот, наконец, когда торговец преодолел последнюю стену, он увидел, что вернулся в свое родное село, это и была райская долина, где встретил самого себя.
Омоновец. Ну чего замолчал, сказочник?
Старейшина. Старики говорят, что, узнав истину как-она-есть, человек, привыкший жить в иллюзиях и страстях, умирает от разочарования и страха.
Омновец (опять пьет, он уже сильно захмелел). А ты знаешь истину?
Старик. Я всего лишь пастух и не знаю истину.
Боец. А кто знает?
Старик. Каждый знает и никто не знает.
Боец. А что знаешь ты?
Старик. Я знаю, что войны нет. И знаю, что ты спустился с той стороны хребта. И знаю, что все овцы целы, которых ты убил.
Боец. Но ведь в 3-ю я всех убил, как ты говоришь?
Старик. Сейчас ты на другой стороне хребта, солдат.
Омоновец (вдруг вскакивает, опять хватает автомат, оглядывается по сторонам, истерично) Ты меня запутал, это что, тот самый аул? (пауза) А раба я того видел, видел, он (пауза), нет, это не он, это я тогда был, я не помню. Какой сегодня день, старик?
Старик. Пятница, судный день. Тогда тоже была пятница, когда мы все совершали пятничный намаз-джума, когда ты ворвался в аул… Я тебя запомнил, потому что у тебя ухо было отстреляно, и повязка набухла от крови.
Появляется Оборванец. Его видит только Омновец. Они смотрят друг на друга, как в зеркало.
Омоновец (кричит истерично, трогает ухо). Ты кто? Ты кто, сука? (молчание) Нет! Тогда это ты был, а не я, тебя тогда снайпер, как мы и договорились, только царапнет по уху…
Старик. Видно, был хороший снайпер, точно попал...
Омоновец (показывает на Оборванца). Но у него левое ухо, а у меня правое… Нет же, нет, это не я тогда, а они все погибли, БТР на фугас нарвался… Молчи, старик!
Старик. Сколько тебе заплатили, Раб?
Омоновец (как-то обессилев, опустил автомат, опираясь на него грудью). Я уже не помню, сколько… (бредит) п-помню только морошку, мхи мягкие, Кольский полуостров, домой хочу, я устал здесь, устал, хочу домой, где вечная мерзлота и холодно… Ты не знаешь, старик, каково это, когда жажда такая, что готов землю лизать… (пауза) Это не я тогда бежал, это он (показывает на Оборванца), ты, а не я, это все ты, я искал тебя на той стороне хребта, а ты здесь, ты здесь, и тебе не уйти.
Омоновец разряжает автомат в себя, на этот раз он стреляет. Омоновец падает.
Старейшина снимает шапку с головы, вытирает пот с бритой головы, отклеивает бороду, затем подходит к трупу, уверенно трогает на шее трупа сонную артерию. Раскрывает вещмешок омоновца, берет его рацию, включает, быстро говорит без акцента) Первый, первый, я Пятый, в квадрате сто сорок два по Андийскому ущелью зачистка завершена… Перемещаемся в квадрат сто сорок.
Конец
*Воти - уважительное обращение к старшему по возрасту.
**Хьакъец - свинья.
***Шолх - двойник. "
« От автора
Это не документальная история, все события являются вымышленными, автор не претендует на объективное отражение действительности.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Старейшина аула, в смушковой шапке и пиджаке.
Омоновец, в камуфляже.
Оборванец, в лохмотьях, заросший, выглядит как бродяга.
Место действия: небольшой затерянный в горах аул на сопредельной территории где-то между Чечней, Дагестаном и Ингушетией. Время действия - неопределенное будущее.
Сцена 1. Встреча в горах
Омоновец с автоматом наперевес стоит где-то на пастбище в горах. Рядом стоит Старик-чабан в смушковой шапке. Рядом валяется мертвая овца. Слышно блеянье стада.
Старик. Сколько?
Омоновец. 10 рублей.
Старик. Это грабеж…
Омоновец стреляет в другую овцу.
Старик (вздрагивает). Зачем животных убиваешь, кофир?
Омоновец. Заплати и все будут живы.
Старик. Ну, ладно, три попробую.
Омоновец (вскидывает автомат, целится в третью овцу).
Старик. Падажди стрелять! Пять! давай пять.
Омоновец. Ладно, так и быть восемь.
Старик. У меня, правда, нет…
Омоновец. Ну, все, аксакал, ты меня достал. Пойду в твой дом, с твоей невесткой пообщаюсь.
Старик. Семь, остальное баранами возьми, хочешь, мертвыми, хочешь, живыми.
Омоновец колеблется. Вдруг на сцену выходит Оборванец с узелком. Его голова обмотана как у человека, у которого болит ухо или зуб. На нем рваная выцветшая гимнастерка без знаков различия, на ногах галоши, на одной ноге болтается портянка.
Оборванец (не замечает Омоновца, обращаясь к Старику). Воти*, обед принес. (кладет узелок перед Стариком)
Омоновец. А ну стой. Руки!
Оборванец бросает еду, поднимает руки вверх.
Омоновец (жестом требует показать руки,осматривает, принюхивается к вороту, шее. Срывает с его головы грязную повязку и видит, что у того нет левого уха. Вдруг бьет Оборванца по лицу, начинает заводиться). Под раба, гад, косишь! Весь, блядь, порохом пропах, как день победы.
Обрванец (уворачиваясь). Нет, нет, я не раб, я тут просто, помогаю.
Омоновец. Помогаешь? А руки от мотыги ороговели?! А ухо кто отрезал? (наставляет ствол)
Омоновец (обращаясь к Старику). Значит, еще и рабов держим? Тогда по полной мне отдашь, десятку. А нет, буду пялить твою невестку.
Старик и Оборванец застыли.
Омоновец (Оборванцу). А ну быстро колись, имя, откуда прибыл, какое задание, сколько фугасов поставил, мразь?
Оборванец (слегка заикаясь). Н-не знаю, я тут давно.
Омоновец. Документы?
Оборванец. Нет документов. Я не помню, откуда… Помню только, как по Кольскому шел, морошку собирал, на мхах мягких спал…
Омоновец. Какой, блять, нах, Кольский… (пауза). Грибов, что ли, там нажрался. (смотрит пристально) Кого-то ты мне напоминаешь.
Оборванец (говорит странно). Грибы не помню, а вот леммингов собственными руками рвал и кровь пил… Когда вода кончилась, во рту пересохло, хоть мочу пей… Их там целая стая неслась, как угорелые, прям по мне. Это у них такой массовый суицид. И я начал их голыми руками, один даже укусил меня, прямо в ухо, изловчился так, прыгнул и в ухо как вцепится, кровь пошла ручьем, я со злости взял его и об камень - хрясь, и зубами впился, а сердце крошечное так и затрепетало, и кровь горячая, горячая...
Омоновец (сплевывает). Тьфу, гадость какая, крыс жрать. (всматривается в Оборванца) Постой, постой, да ты та крыса и есть. (с злобой). Я тебя узнал. Это не лемминг тебе ухо откусил, это в 3-ю, снайпер по уху царапнул, а ты обосрался и с БТРа спрыгнул, и весь отряд потом в засаде погиб по твоей вине (пауза). Не помнишь меня, гнида?
Оборванец (тоже долго всматривается). Это твои воспоминания, у меня свои.
Старейшина. Остерегайся проклятий обиженных, потому что их дуа принимается.
Командир. Что ты сказал? Чего-чего принимается? (замахивается прикладом)
Старейшина. Дуа это просьбы Аллаху, кофир. Не помнишь?
Омоновец. Да клал я на ваши угрозы с прибором. (обращаясь к Оборванцу) Я же тебя потом всю жизнь выслеживал, и ночью тебя видел, без всякой оптики, и днем, но ты, г-гад, всегда уходил, всегда, а теперь не уйдешь.
Старейшина. Ты вроде есть хотел? Возьми мой обед
Омоновец. И возьму, и не только обед.
Омоновец подходит к узелку, дулом автомата разворачивает, берет лепешку, кусок мяса.
Омоновец. Сели оба вон туда, на камень. (держит на коленях автомат дулом в Старика и Оборванца, сам садится, жадно ест, отхлебывает то из кувшина, то из своей фляжки)
Старейшина (с раздражением). Хьакъец**! Зачем воду, общий кувшин оскверняешь, кофир? Бога гневишь.
Омоновец (с набитым ртом). К-какого? Твоего или м-моего? (отхлебывает) Мне п-пофиг, я не верю «ни в Аллаха, ни в Иисуса»... (отхлебывает еще раз, зажевывает пучком зелени) Ну (забивает косяк), если тебя раздражает алкоголь, тогда покурим.
(пауза)
Омоновец. И что я должен помнить, по-вашему? Все зачистки? Если бы я помнил всё, давно бы с ума сошел.
Оборванец. А я тебя тоже узнал, ты сына хозяина убивал в 4-ю, сам, лично контрольный выстрел в голову. А жена его прокляла тебя, бросилась на тебя, как кошка, а ты и ее уложил… это было страшное проклятие.
Омоновец. Какую-какую? Ты совсем мозг потерял в этих горах от гипоксии? Сейчас 3-я еще идет (пауза). И, наверное, никогда не кончится, пока эти горы с морем не сравняют.
Старейшина. Зачем ты здесь?
Омоновец. Это, дед, воинский долг, война есть война.
Старик. Война давно закончилась, сынок.
Боец. Война никогда не закончится.
Старик. Твоя война осталась на той стороне гор.
Боец. Я ищу врага на этой стороне.
Старик. Здесь нет врагов.
Боец. А ты кто, старик?
Старик. Я только пастух и ничего не решаю.
Боец. А кто решает?
Старик. Решаешь ты сам.
Боец. Я выполняю приказы, старик.
Старик. Если ты свободен, то ты по своей воле их выполняешь, а рабами движет страх перед чужой волей.
Боец. В чем разница? Я все равно возьму то, за чем пришел.
Старик. Ты еще не знаешь, зачем пришел, как тот торговец коврами из горской легенды.
Омоновец (к Старику и Оборванцу). Здесь аул есть? Что за легенда?
Оборванец. Здесь был аул в 3-ю, не помнишь, командир?
Омоновец (к Оборванцу). Я тебе не командир. Ты кто вообще? (потом обращается к Старику) Кто это, я тебя спрашиваю?
Обрванец отходит в глубь сцены.
Старик. Ты про кого? Я тут один, уже давно, еще с третьей один. С тех пор как ты зачистил мое село. Не помнишь, кофир? И я уже с тех пор ничего не боюсь. Но я ждал тебя, ты должен был вернуться, рано или поздно. Таковы правила.
Омоновец оглядывается. А где этот раб?
Старик. Я же сказал, никакого раба тут нет, ты сам раб.
Омоновец хватает автомат и пытается стрелять, но автомат не стреляет.
Старик. Встреча с шолх*** для праведника благословение, а для злого проклятие.
Омоновец (в шоке бросает автомат). Ты колдун, старик? С каким еще шолоховым?
Старик. Старики говорят - вон за тем хребтом есть райская долина. Туда никто не ходит, и оттуда не возвращаются. Много-много лет назад, еще при Султан-Муте, один жадный торговец решил всем доказать, что это выдумки и никакого рая за хребтами нет. На самом деле он хотел разведать новый торговый путь для своих ковров. Он взял с собой воды, еды и пошел за перевал. Там он добрался до стены, она охватывала собою всю гряду и была неприступна. А потом встретил еще две такие же стены. И вот, наконец, когда торговец преодолел последнюю стену, он увидел, что вернулся в свое родное село, это и была райская долина, где встретил самого себя.
Омоновец. Ну чего замолчал, сказочник?
Старейшина. Старики говорят, что, узнав истину как-она-есть, человек, привыкший жить в иллюзиях и страстях, умирает от разочарования и страха.
Омновец (опять пьет, он уже сильно захмелел). А ты знаешь истину?
Старик. Я всего лишь пастух и не знаю истину.
Боец. А кто знает?
Старик. Каждый знает и никто не знает.
Боец. А что знаешь ты?
Старик. Я знаю, что войны нет. И знаю, что ты спустился с той стороны хребта. И знаю, что все овцы целы, которых ты убил.
Боец. Но ведь в 3-ю я всех убил, как ты говоришь?
Старик. Сейчас ты на другой стороне хребта, солдат.
Омоновец (вдруг вскакивает, опять хватает автомат, оглядывается по сторонам, истерично) Ты меня запутал, это что, тот самый аул? (пауза) А раба я того видел, видел, он (пауза), нет, это не он, это я тогда был, я не помню. Какой сегодня день, старик?
Старик. Пятница, судный день. Тогда тоже была пятница, когда мы все совершали пятничный намаз-джума, когда ты ворвался в аул… Я тебя запомнил, потому что у тебя ухо было отстреляно, и повязка набухла от крови.
Появляется Оборванец. Его видит только Омновец. Они смотрят друг на друга, как в зеркало.
Омоновец (кричит истерично, трогает ухо). Ты кто? Ты кто, сука? (молчание) Нет! Тогда это ты был, а не я, тебя тогда снайпер, как мы и договорились, только царапнет по уху…
Старик. Видно, был хороший снайпер, точно попал...
Омоновец (показывает на Оборванца). Но у него левое ухо, а у меня правое… Нет же, нет, это не я тогда, а они все погибли, БТР на фугас нарвался… Молчи, старик!
Старик. Сколько тебе заплатили, Раб?
Омоновец (как-то обессилев, опустил автомат, опираясь на него грудью). Я уже не помню, сколько… (бредит) п-помню только морошку, мхи мягкие, Кольский полуостров, домой хочу, я устал здесь, устал, хочу домой, где вечная мерзлота и холодно… Ты не знаешь, старик, каково это, когда жажда такая, что готов землю лизать… (пауза) Это не я тогда бежал, это он (показывает на Оборванца), ты, а не я, это все ты, я искал тебя на той стороне хребта, а ты здесь, ты здесь, и тебе не уйти.
Омоновец разряжает автомат в себя, на этот раз он стреляет. Омоновец падает.
Старейшина снимает шапку с головы, вытирает пот с бритой головы, отклеивает бороду, затем подходит к трупу, уверенно трогает на шее трупа сонную артерию. Раскрывает вещмешок омоновца, берет его рацию, включает, быстро говорит без акцента) Первый, первый, я Пятый, в квадрате сто сорок два по Андийскому ущелью зачистка завершена… Перемещаемся в квадрат сто сорок.
Конец
*Воти - уважительное обращение к старшему по возрасту.
**Хьакъец - свинья.
***Шолх - двойник. "