Фриц Бауэр
На днях дочитал очередную книгу - биографию Юрия Никулина «Почти серьезно». Несмотря на большую толщину, написано интересно, затягивает. Много узнал о цирке, о чем и вовсе не интересовался. Он и про детство, и про войну пишет, и про участие в кино. Причем, почти ничего про «Бриллиантовую руку», и очень много про драматические роли, которые и не видел. И вот один эпизод из детства зацепил особо:
…Его мать, Клавдия Семеновна, заведовала небольшим детским садом и вместе с моей мамой вела общественную работу в нашей школе.
Однажды, когда я с родителями пошел к ним в гости, она, разливая чай, как бы невзначай сказала моей маме:
- Вы знаете, Лидия Ивановна, сейчас в Москву часто приезжают иностранные делегации. Бывают и дети из-за границы. Вот в детском садике при Наркомпросе выступали американские пионеры. А в наш сад, конечно, никогда никого не пришлют. И знаете, что я надумала, хорошо бы ваш Юрочка пришел бы к нашим ребятишкам как иностранец. Ну, например, будто он немецкий пионер. Ведь как все нам будут завидовать!
Муж Клавдии Семеновны, худой, угрюмый латыш, взорвался:
- Да ты думаешь, что говоришь? Это же обман. И потом никто в это не поверит.
- Ну и пусть обман, пусть,- затараторила Клавдия Семеновна,- зато сколько радости детям: к ним приехал иностранец! А потом Юрочка похож на немца. Он такой белобрысенький...
Моя мама, прихлебывая чай, сказала:
- Не выдумывайте ерунду. Нечего Юре морочить голову вашим детям.
Тогда Клавдия Семеновна начала обрабатывать моего отца. А он, принимая все это с юмором, подмигнув мне, спросил:
- Ну как, Юра, сыграешь немца?
- А как же я буду говорить? - растерялся я.
- А ты не говори,- засмеялся отец.- Ты вроде глухонемой иностранец. Объясняться можно я жестами.
- Никакой Юра не глухонемой! - Клавдия Семеновна радостно встрепенулась, почувствовав поддержку, и продолжала:
- Пусть Юра говорит по-русски, но немного с акцентом, как Карл Вальтерович.- И она кивнула в сторону мужа.
Мама замяла разговор, переведя его на другую тему. Однако Клавдия Семеновна, видимо, в душе затаила эту идею. Через день она сообщила по телефону, что все "согласовала со своими" и "все очень обрадовались", но только нужно идти мне не одному, а с какой-нибудь девочкой.
На следующий день снова звонок и опять уговоры. Отец не возражал, чтобы я пошел.
- Ну пускай мальчик сходит,- говорил он матери.-Что он, немца не сыграет? Чай им дадут с чем-нибудь вкусненьким.
("Будет для них шикарный чай с подарками",- обещала Клавдия Семеновна.)
В конце концов мама махнула рукой, делайте, мол, что хотите.
Решили, что в детский сад пойду вместе с Таней Холмогоровой. Таня отнеслась к предложению спокойно, спросив только, в каком платье полагается идти.
Одежду для нас подбирали старательно. Для Тани это не составило проблемы. А вот мне собирали костюм по разным знакомым. Штаны-гольф попросили у родителей одного мальчика во дворе. У кого-то разыскали туфли с пряжками (я все переживал, что они девчачьи). Клетчатую рубашку-ковбойку взяли у Эрика.
Пионерские галстуки нам сделали синими. На голову я надел берет.
Решили говорить по-русски, но с акцентом, а из немецких слов только: "гутен таг", "данке", "рот фронт"...
За день до посещения спохватились: а что немецкие пионеры будут делать, что говорить? Выручила фантазия отца. Выдвинув из-под кровати чемодан, где у него хранился реквизит для кружка самодеятельности, который он вел, отец извлек оттуда старый черный цилиндр, смятый в гармошку (видимо, на него кто-то сел). Потом с полчаса отец репетировал со мной шепотом - что и как мне говорить.
Мама все время приговаривала:
- Только не выдумывай, Володя, ерунды.
Настал день нашего выступления. "Немецких пионеров" повезли на такси к детскому саду. Когда я увидел в окнах лица детей, которые с любопытством нас разглядывали, меня забила нервная дрожь.
Цилиндр, завернутый в немецкую газету (ее выписывала домработница наших соседей - обрусевшая немка), я судорожно прижимал к груди.
Вошли в зал.
- Дети! У нас в гостях немецкие пионеры! - крикнула неестественно высоким голосом Клавдия Семеновна.
Дети радостно захлопали в ладоши. Когда наступила тишина, она, указывая на меня, громко объявила:
- Фриц Бауэр!
Я, глотнув воздуха, сказал:
- Гутен таг...
Опять все захлопали.
Таню представили как Грету Миллер. Потом нас посадили на почетные места, и дети исполняли хором песни и танцевали "Лезгинку".
Наконец пришла очередь нашего выступления.
Я встал и произнес отрепетированную с отцом речь.
- Дети! Ми есть немецкий пионер... Ми биль первый май - демонстрация. Полиций нас разгоняль... Один буржуй на лошадь ехаль на меня. Я схватиль камен и збиль с него шляп. Вот он!..- на последнем слове я развернул газету и показал всем мятый цилиндр.
Успех превзошел все ожидания. Дети захлопали в ладоши и с криками подбежали ко мне. Все хотели потрогать подлинный цилиндр с буржуя.
Клавдия Семеновна, не зная об этом моем трюке, ахнула, вся засияла от удовольствия и захлопала громче всех.
На этом официальная встреча с "иностранцами" закончилась. На прощанье я успел крикнуть под аплодисменты детей: "Рот фронт", и нас с Таней повели в отдельную комнату поить чаем.
К чаю подали шоколадные конфеты, пирожные, апельсины и красную икру.
Когда толстая женщина в белом халате наливала мне вторую чашку чаю, я смущенно сказал:
- Данке.
- Можешь мне отвечать по-русски,-шепнула она. - Я все знаю.
Когда нас повезли домой, Таня сказала единственную за все время фразу:
- Как-то стыдно мне было...
Я ничего ей не ответил, но на душе остался неприятный осадок, будто я что-то украл и об этом узнали. Через два дня Клавдия Семеновна передала нам приглашение еще из одного детского сада, которым заведовала ее приятельница.
На этот раз мама твердо сказала - нет, да и я не очень хотел ехать.
Очень хорошо показана способность советской системы идти на обман. Даже не надо запугивать, но достаточно было поманить печенюшками к чаю. Другим хватило записи о проделанной общественной работе, или возможности актерской практики. Даже отец Никулина, который до революции учился в юридическом, и тот не возражал. Про обман знают многие, но возражение весьма слабые.
Думаю, что через несколько лет, толстая женщина в белом халате всерьез и сама поверила, что к ним приходили настоящие немецкие пионеры. Совкофилы и сейчас верят липовой советской статистике и пропаганде куда больше, чем реальным воспоминаниям. К примеру, все упирают на пропаганду о традиционном коллективизме, но достаточно посмотреть, что температуру кондиционера в офисе устанавливает начальник, совершенно игнорируя мнение коллектива.
…Его мать, Клавдия Семеновна, заведовала небольшим детским садом и вместе с моей мамой вела общественную работу в нашей школе.
Однажды, когда я с родителями пошел к ним в гости, она, разливая чай, как бы невзначай сказала моей маме:
- Вы знаете, Лидия Ивановна, сейчас в Москву часто приезжают иностранные делегации. Бывают и дети из-за границы. Вот в детском садике при Наркомпросе выступали американские пионеры. А в наш сад, конечно, никогда никого не пришлют. И знаете, что я надумала, хорошо бы ваш Юрочка пришел бы к нашим ребятишкам как иностранец. Ну, например, будто он немецкий пионер. Ведь как все нам будут завидовать!
Муж Клавдии Семеновны, худой, угрюмый латыш, взорвался:
- Да ты думаешь, что говоришь? Это же обман. И потом никто в это не поверит.
- Ну и пусть обман, пусть,- затараторила Клавдия Семеновна,- зато сколько радости детям: к ним приехал иностранец! А потом Юрочка похож на немца. Он такой белобрысенький...
Моя мама, прихлебывая чай, сказала:
- Не выдумывайте ерунду. Нечего Юре морочить голову вашим детям.
Тогда Клавдия Семеновна начала обрабатывать моего отца. А он, принимая все это с юмором, подмигнув мне, спросил:
- Ну как, Юра, сыграешь немца?
- А как же я буду говорить? - растерялся я.
- А ты не говори,- засмеялся отец.- Ты вроде глухонемой иностранец. Объясняться можно я жестами.
- Никакой Юра не глухонемой! - Клавдия Семеновна радостно встрепенулась, почувствовав поддержку, и продолжала:
- Пусть Юра говорит по-русски, но немного с акцентом, как Карл Вальтерович.- И она кивнула в сторону мужа.
Мама замяла разговор, переведя его на другую тему. Однако Клавдия Семеновна, видимо, в душе затаила эту идею. Через день она сообщила по телефону, что все "согласовала со своими" и "все очень обрадовались", но только нужно идти мне не одному, а с какой-нибудь девочкой.
На следующий день снова звонок и опять уговоры. Отец не возражал, чтобы я пошел.
- Ну пускай мальчик сходит,- говорил он матери.-Что он, немца не сыграет? Чай им дадут с чем-нибудь вкусненьким.
("Будет для них шикарный чай с подарками",- обещала Клавдия Семеновна.)
В конце концов мама махнула рукой, делайте, мол, что хотите.
Решили, что в детский сад пойду вместе с Таней Холмогоровой. Таня отнеслась к предложению спокойно, спросив только, в каком платье полагается идти.
Одежду для нас подбирали старательно. Для Тани это не составило проблемы. А вот мне собирали костюм по разным знакомым. Штаны-гольф попросили у родителей одного мальчика во дворе. У кого-то разыскали туфли с пряжками (я все переживал, что они девчачьи). Клетчатую рубашку-ковбойку взяли у Эрика.
Пионерские галстуки нам сделали синими. На голову я надел берет.
Решили говорить по-русски, но с акцентом, а из немецких слов только: "гутен таг", "данке", "рот фронт"...
За день до посещения спохватились: а что немецкие пионеры будут делать, что говорить? Выручила фантазия отца. Выдвинув из-под кровати чемодан, где у него хранился реквизит для кружка самодеятельности, который он вел, отец извлек оттуда старый черный цилиндр, смятый в гармошку (видимо, на него кто-то сел). Потом с полчаса отец репетировал со мной шепотом - что и как мне говорить.
Мама все время приговаривала:
- Только не выдумывай, Володя, ерунды.
Настал день нашего выступления. "Немецких пионеров" повезли на такси к детскому саду. Когда я увидел в окнах лица детей, которые с любопытством нас разглядывали, меня забила нервная дрожь.
Цилиндр, завернутый в немецкую газету (ее выписывала домработница наших соседей - обрусевшая немка), я судорожно прижимал к груди.
Вошли в зал.
- Дети! У нас в гостях немецкие пионеры! - крикнула неестественно высоким голосом Клавдия Семеновна.
Дети радостно захлопали в ладоши. Когда наступила тишина, она, указывая на меня, громко объявила:
- Фриц Бауэр!
Я, глотнув воздуха, сказал:
- Гутен таг...
Опять все захлопали.
Таню представили как Грету Миллер. Потом нас посадили на почетные места, и дети исполняли хором песни и танцевали "Лезгинку".
Наконец пришла очередь нашего выступления.
Я встал и произнес отрепетированную с отцом речь.
- Дети! Ми есть немецкий пионер... Ми биль первый май - демонстрация. Полиций нас разгоняль... Один буржуй на лошадь ехаль на меня. Я схватиль камен и збиль с него шляп. Вот он!..- на последнем слове я развернул газету и показал всем мятый цилиндр.
Успех превзошел все ожидания. Дети захлопали в ладоши и с криками подбежали ко мне. Все хотели потрогать подлинный цилиндр с буржуя.
Клавдия Семеновна, не зная об этом моем трюке, ахнула, вся засияла от удовольствия и захлопала громче всех.
На этом официальная встреча с "иностранцами" закончилась. На прощанье я успел крикнуть под аплодисменты детей: "Рот фронт", и нас с Таней повели в отдельную комнату поить чаем.
К чаю подали шоколадные конфеты, пирожные, апельсины и красную икру.
Когда толстая женщина в белом халате наливала мне вторую чашку чаю, я смущенно сказал:
- Данке.
- Можешь мне отвечать по-русски,-шепнула она. - Я все знаю.
Когда нас повезли домой, Таня сказала единственную за все время фразу:
- Как-то стыдно мне было...
Я ничего ей не ответил, но на душе остался неприятный осадок, будто я что-то украл и об этом узнали. Через два дня Клавдия Семеновна передала нам приглашение еще из одного детского сада, которым заведовала ее приятельница.
На этот раз мама твердо сказала - нет, да и я не очень хотел ехать.
Очень хорошо показана способность советской системы идти на обман. Даже не надо запугивать, но достаточно было поманить печенюшками к чаю. Другим хватило записи о проделанной общественной работе, или возможности актерской практики. Даже отец Никулина, который до революции учился в юридическом, и тот не возражал. Про обман знают многие, но возражение весьма слабые.
Думаю, что через несколько лет, толстая женщина в белом халате всерьез и сама поверила, что к ним приходили настоящие немецкие пионеры. Совкофилы и сейчас верят липовой советской статистике и пропаганде куда больше, чем реальным воспоминаниям. К примеру, все упирают на пропаганду о традиционном коллективизме, но достаточно посмотреть, что температуру кондиционера в офисе устанавливает начальник, совершенно игнорируя мнение коллектива.