Мы для себя с первой ходки решили, что киностудия - наша. И как только заканчивался рабочий день, мы спрыгивали из окна первого этажа в тенистую прохладу аллеи, а оттуда мелкими перебежками начинали освоение пространства. По студии патрулировали охранники с собаками, но страшная опасность лишь придавала сладость нашим приключениям.
Поймать нас было очень сложно. Маленькие быстрые и легкие, наделенные языком условных сигналов, куда там против нас. Но бывали случаи. Ведь в какой-то момент мы настолько осмелели, что даже пригласили с нами за компанию одну милую барышню из нашего класса одесской школы номер 35, в которой мы учились по субботам - ведь все остальное время мы работали. По иронии судьбы, в течении почти двух лет, на эти наши субботы приходились уроки труда, которые мы просыпали, украинский язык который мы посещали иногда и обязательная математика. Так что нет ничего удивительного в том, что я до сих пор не выяснила отношения с мягким знаком в каких-то там глаголах не говоря уже обо всем остальном.
В тот день дабы запутать следы и отвести все возможные подозрения мы решили проникнуть на студию запасным способом - через чужие дворы. До сих пор помню трогательную невысокую ограду задних одесских двориков завешанных бельем и увитых диким виноградом - они примыкали к студии. Забравшись на крышу шаткого клозета, что при нашей практике не составляло труда, мы прыгали вниз, а дальше через колючую проволоку, для приличия положенную на широкий забор, прямехонько к пиротехническому складу. Ну а дальше как фишка ляжет.
Проблемы начались с самого начала. Во-первых наша гостья долго не решалась прокрасться в чужой двор, потом не верила что можно забираться на крышу туалета, потом боялась проволоки и только на пустынной студии расслабилась немножко, и согласилась попробовать пожарить каштанов. Мы, питерские дети, насмотревшись французских фильмов - где все едят их, никак не могли поверить что дикие каштаны не едят. И вправду - оказалось совсем не вкусно. А дальше мы отправились бродить по студии и на центральной площади среди гигантских надписей «Тихо идет съемка» и среди самого что ни на есть сосредоточения фонарей, мы начали кидаться этими каштанами, раз уж не пригодились. Военные действия по ходу переросли в настоящую угрозу здоровья, потому что теперь ура! мы были двое на двое и можно было играть командами. Нас с этой девочкой от поражения спасло лишь то что Егор в пылу атаки расколошматил фонарь. В ответ на звуки хрупкого стекла послышались свистки и на аллее показались собаки. Димка закричал: На лихтваген, скорее! О! лихтваген это чудо машина. Не помню уж чем она таким занимается, но принадлежит операторской группе и на крышу этого автобуса ведет лестница! По ней мы быстренько взобрались на недосягаемую высоту и затаились. Как лают псы до рвоты - мне знакомо. И даже не только лают, но знаю что и прыгают очень высоко. Казалось их челюсти смыкались в сантиметрах от наших макушек, а мы тихо сопели уткнувшись в еще теплое железо крыши.
За фонарь нас таки сдали в охранку. И выпустить обещали только на поруку режиссеру.
Аленников увидев нас в заточении и желая потрафить охране за бдительность в качестве наказания попросил написать объяснительные, которые обстоятельно объясняли бы порчу государственного имущества. Мы страшно волновались, переглядывались, но переговорить и прийти хотя бы к относительному консенсусу нам не было дано. Могу сказать одно - Егора мы не сдали. Не помню, что было в моей записке, но Димкину я запомнила. По его версии выходило, что фонарь разбили инопланетяне, от которых мы и прятались на крыше автобуса. Ведь ни один сознательный гражданин не может поступить таким не разумным образом. Разбить фонарь! Где это видано?
Нас отпустили. С тех пор в караулку больше не загоняли. А на все шалости, подробности которых передавали из уст в уста по всей студии, ласково улыбались и говорили - наши дети!