во чего нашла
- Страшно она нам не понравилась, и бог знает почему: вид у нее был какой-то оттолкновенный, даром что она будто красивою почиталась. Высокая, знаете, этакая цыбастая, тоненькая, как сойга, и бровеносная.
- Вам этакая красота не нравится? - перебила рассказчика медвежья шуба.
- Помилуйте, да что же в змиевидности может нравиться? - отвечал он.
- У вас, что же, почитается красотою, чтобы женщина на кочку была
похожа?
- Кочку! - повторил, улыбнувшись и не обижаясь, рассказчик. - Для чего
же вы так полагаете? У нас в русском настоящем понятии насчет женского
сложения соблюдается свой тип, который, по-нашему, гораздо нынешнего
легкомыслия соответственнее, а совсем не то, что кочка. Мы длинных цыбов,
точно, не уважаем, а любим, чтобы женщина стояла не на долгих ножках, да
на крепоньких, чтоб она не путалась, а как шарок всюду каталась и
поспевала, а цыбастенькая побежит да спотыкнется. Змиевидная тонина у нас
тоже не уважается, а требуется, чтобы женщина была из себя понедристее и с
пазушкой, потому оно хотя это и не так фигурно, да зато материнство в ней
обозначается, лобочки в нашей настоящей чисто русской женской породе хоть
потельнее, помясистее, а зато в этом мягком добочке веселости и привета
больше. То же и насчет носика: у наших носики не горбылем, а все будто
пипочкой, но этакая пипочка, она, как вам угодно, в семейном быту гораздо
благоуветливее, чем сухой, гордый нос. А особливо бровь, бровь в лице вид
открывает, и потому надо, чтобы бровочки у женщины не супились, а были
пооткрытнее, дужкою, ибо к таковой женщине и заговорить человеку
повадливее, и совсем она иное на всякого, к дому располагающее впечатление
имеет. Но нынешний вкус, разумеется, от этого доброго типа отстал и
одобряет в женском поле воздушную эфемерность, но только это совершенно
напрасно
(Н. Лесков," Запечатленный ангел", 1872-73).
- Вам этакая красота не нравится? - перебила рассказчика медвежья шуба.
- Помилуйте, да что же в змиевидности может нравиться? - отвечал он.
- У вас, что же, почитается красотою, чтобы женщина на кочку была
похожа?
- Кочку! - повторил, улыбнувшись и не обижаясь, рассказчик. - Для чего
же вы так полагаете? У нас в русском настоящем понятии насчет женского
сложения соблюдается свой тип, который, по-нашему, гораздо нынешнего
легкомыслия соответственнее, а совсем не то, что кочка. Мы длинных цыбов,
точно, не уважаем, а любим, чтобы женщина стояла не на долгих ножках, да
на крепоньких, чтоб она не путалась, а как шарок всюду каталась и
поспевала, а цыбастенькая побежит да спотыкнется. Змиевидная тонина у нас
тоже не уважается, а требуется, чтобы женщина была из себя понедристее и с
пазушкой, потому оно хотя это и не так фигурно, да зато материнство в ней
обозначается, лобочки в нашей настоящей чисто русской женской породе хоть
потельнее, помясистее, а зато в этом мягком добочке веселости и привета
больше. То же и насчет носика: у наших носики не горбылем, а все будто
пипочкой, но этакая пипочка, она, как вам угодно, в семейном быту гораздо
благоуветливее, чем сухой, гордый нос. А особливо бровь, бровь в лице вид
открывает, и потому надо, чтобы бровочки у женщины не супились, а были
пооткрытнее, дужкою, ибо к таковой женщине и заговорить человеку
повадливее, и совсем она иное на всякого, к дому располагающее впечатление
имеет. Но нынешний вкус, разумеется, от этого доброго типа отстал и
одобряет в женском поле воздушную эфемерность, но только это совершенно
напрасно
(Н. Лесков," Запечатленный ангел", 1872-73).