Тотем и табу
Во время одного из своих путешествий я оказалась далеко в пустыне, в стойбище бедуинов. Как всякого городского жителя меня удивляло многое. Начем с того, что дорогой, спустя несколько часов езды по пескам, мы увидали хрупкую фигурку человека. Конечно, остановили машину. Разговора как такового не складывалось, но было ясно, что наш первый и единственный встречный, был не прочь, если мы его подвезем. Около часа он молчаливо восседал на заднем сидении джипа, а потом совершенно неожиданно оживился и знаками попросил остановить. Поблагодарив, вскоре исчез в пустыне. Куда и откуда он шел навсегда осталось загадкой, как и то каким образом он смог сориентироваться в пейзаже где жили лишь небо и дюны.
Добравшись до приветливого к туристам селения кочевников, мы остановились на ночь. Ночь в пустыне действительно удивительное зрелище, однако скромность жилища заставила меня обратиться к одному из его жителей: Где ты живешь? Спросила я маленькую приветливую девчонку, в надежде представить себе благословенный водой и прохладой оазис. Чумазая малявка приветливо улыбнулась мне, широко обвела рукой это звездное небо, эту безбрежную пустыню и сказала: Здесь! Это мой дом. Для европейца подобное заявление прозвучало более чем забавно, однако спустя время я убедилась, так и есть. Для бедуина вся пустыня - дом. И как только в одной из его «комнат» становиться неуютно или более непригодно для жизни, шатер снимается и спальней может начать служить местечко за несколько сотен километров. Какая незнакомая для любителей ипотеки реальность!
Не менее интересная для меня встреча состоялась в африканской саванне. К нашей компании путешественников был приставлен самый настоящий «сафари-бой», о которых до того я читала лишь у Хэмингуэя. Он был смешливый и болтливый, все как положено. И очень хороший следопыт. Благодаря ему многие тайны природы открывались нам и на другой день мы даже смогли выследить дикого африканского слона (самец никогда не живет со стадом). Вертлявый и обычно несерьезный проводник неожиданно перевоплотился в сурового хитрого воина, который обычно выходит против льва с копьем, и он смог путем различных ухищрений подвести нас к дикому животному на расстояние в несколько десятков метров. Сафари-боя звали Лейрана и он с удовольствием отвел нас, и в одну из деревень, где мы наблюдали обряд «вечерних новостей». Молодые люди племени проходят иногда по сотне километров на такие сборища, чтобы поведать последние известия - к колодцу на западе их территорий по утрам приходит леопард, деревня на юге подверглась нападению враждебного племени, у соседа сдохла корова - кстати это самое большое горе. Сам Лейрана владел английским, оттого-то мы и смогли погрузиться в эту удивительную для нас реальность. Правда заплатил за это знание наш провожатый дорогой ценой. Те кто учится в школе не имеют права проходить обряды инициации племени, а значит и не могут рассчитывать на привычный уклад жизни. У Лейраны всего одна жена, что является в понимании его племени позором. Не имел он права и проживать на территориях принадлежавших ему по рождению. Он был изгнан из своего мира, но оставался далек от мира нашего. Хотя бы потому что на ланч ему приходилось возвращаться домой - идти пешком с десяток километров только в одну сторону. Его желудок не приспособлен к твердой пище, рацион масаев в основном молоко, в удачные дни с коровьей кровью, пущенной из вены. С восхищением наблюдая за его ловкостью, выносливостью, легкостью с которой он проходил в день десятки километров, его уникальной наблюдательностью и умением читать землю как книгу, я спросила его: О чем ты мечтаешь? Он рассмеялся и сказал: «Я слишком умный, хочу в город. Говорят там все такие и одна жена там хорошо, а еще дома поставлены один на другой и упираются в небо». Позже я увижу в большом городе тех несчастных, кто был изолирован от жизни племен, зато овладел английским. Эти потерявшие всякие ориентиры и оттого теперь очень опасные люди, станут виновниками многих трагедий в столице.
Их трогательная по своей наивности душевная жизнь и одновременно слепое следование жестоким законам самой природы, которые рассматривают ребенка - как средство к существованию - чем больше детей, тем больше рабочих рук (тела умерших не достигших зрелости просто выкидывают в качестве «наказания»), где содержание старика возможно лишь при условии востребованности его практических знаний, вся эта жизнь исполнена множеством табу. Или как переводит со многих языков это понятие Фрейд «священным трепетом». Цель табу - состоит в защите интересов внутри общества, стоящего на определенной ступени развития. Так защищается положение высокопоставленных лиц или напротив положение самых слабых, кроме того табу накладывается на собственность внутри племен и, конечно же, оно охраняет от гнева могущественных существ. Нарушение табу влечет за собой страшнейшие наказания, чаще всего оно карается смертью. И ведь сегодня те, кто исполнен этих дремучих и глубочайших инстинктов сохранения рода, оказываются нашими непосредственными соседями. Для некоторых в прямом смысле этого слова - соседями по дому. Мы присутствуем при настоящем столкновении цивилизаций. Не просто различных между собой, но стоящих на разных стадиях развития.
Такого опыта у человечества пока еще не существовало. История знает о завоеваниях и таким образом об уничтожении древних и нередко вышестоящих по развитию обществ, однако приглашение к сожительству и мирное расселение это нечто другое. Уже не важно кто прав, кто виноват. Пусть вопрос оправдывает ли цель средства останется на совести тех, кто принимает решения такого масштаба. Прямо сейчас гораздо важнее понять что делать. Как будет складываться это взаимодействие, на каких условиях. Чья дикарская нетерпимость победит насаждаемую толерантность.
Мы с недоумением наблюдаем за состоянием территорий, которые покидают люди привыкшие сниматься с места за считанные часы. Жизнь в природе учит что всякий мусор и прочие отходы жизнедеятельности поглощаются землей гораздо быстрее, чем можно себе представить человеку из современного города. Однако «наша природа» давно окультурена и не в состоянии производить такую работу за десятками тысяч людей. И вот находятся волонтеры, которые идут тропами беженцев, чтобы привести места привалов в обычное для них состояние. Только через одну измученную Сербию за последние два месяца прошло более 250 тысяч человек.
Мы в ужасе узнаем о том, что на закрывающихся границах отчаявшиеся люди перекидывают детей через стены или выставляют их вперед живым щитом и в ответ публикуем фотографии погибших в этом страшном путешествии, призывая общественность к сочувствию. И пусть мы не понимаем устройства их общества, но мы обращаем внимание на то, что их не интересует устройство нашего. И вот уже наряду с требованием открыть границы, раздаются призывы к введению языковой полиции, которая будет следить чтобы на языке страны пребывания разговаривали и внутри образовывающихся диаспор. И одновременно большое количество людей по доброй воле начинает помогать в адаптации будущих граждан, в изучении языка новой родины. Но отношение к происходящему не определено. Мы слышим заявления политиков о том что остановить нашествие можно только с помощью пулеметов, а на следующий день узнаем из газет что подобное высказывание было обусловлено «временным помешательством». Мы слышим призывы ограничить рождаемость в среде мигрантов с помощью стерилизации, а чуть позже и наблюдаем несопоставимое к официальной статистике количество «лайков» под подобным заявлением. И мы так громко кричали «Я - Шарли», что теперь в полной растерянности рассматриваем карикатуры Шарли на смерть сирийского мальчика.
На фэйсбуке распространяют разъясняющие ситуацию ролики. Они своевременны, но не несут всей правды. Поток сирийских беженцев всего лишь третий, в других источниках - даже четвертый по численности. Люди, которым необходима сейчас помощь, образованные и достаточно европеизированные - вовсе не в большинстве.
Предложенные материалы рассказывают и как просто будет влиться людям другого племени в обычную рабочую городскую среду. Хотя опыта Европы уже известно, что несколько поколений мигрантов выращены на деньги налогоплательщиков и немногие из них жаждут выйти на работу.
Интересно, что в Австрии, например, минимальная заработная плата - меньше чем социальное пособие, однако ни одному австрийцу не придет в голову находится на иждивении общества. Это не принято. Ты должен быть включен в социальную среду и действовать во благо. Смогут ли люди прорвавшиеся на территории, презрев границы и законы уважать чужие табу? Некие мифические "моральные устои"? Те, которые отказались селиться в одном из городов в приготовленный специально к их приезду лагерь и попытались штурмом взять отель. Конечно, люди измучены страшным путешествием, да инфраструктура оказалась не готова, да неоднородный состав человеческой массы приводит и к конфликтам внутри нее, к дракам на железных трубах. Ведь это пройдет?
Но достаточно ли теперь апеллировать понятиями терпимости, когда общество расколото на части отношением к происходящему. Вполне вероятно что введенная в Европе цензура - определенный подход при подаче новостей, премодерация интернет-высказываний, например, - единственные действенные средства для того чтобы остановить европейскую истерию. как бы там ни было. Похоже сейчас следует всем просто помолчать. А вот что превратиться в табу, покажет только время.
Добравшись до приветливого к туристам селения кочевников, мы остановились на ночь. Ночь в пустыне действительно удивительное зрелище, однако скромность жилища заставила меня обратиться к одному из его жителей: Где ты живешь? Спросила я маленькую приветливую девчонку, в надежде представить себе благословенный водой и прохладой оазис. Чумазая малявка приветливо улыбнулась мне, широко обвела рукой это звездное небо, эту безбрежную пустыню и сказала: Здесь! Это мой дом. Для европейца подобное заявление прозвучало более чем забавно, однако спустя время я убедилась, так и есть. Для бедуина вся пустыня - дом. И как только в одной из его «комнат» становиться неуютно или более непригодно для жизни, шатер снимается и спальней может начать служить местечко за несколько сотен километров. Какая незнакомая для любителей ипотеки реальность!
Не менее интересная для меня встреча состоялась в африканской саванне. К нашей компании путешественников был приставлен самый настоящий «сафари-бой», о которых до того я читала лишь у Хэмингуэя. Он был смешливый и болтливый, все как положено. И очень хороший следопыт. Благодаря ему многие тайны природы открывались нам и на другой день мы даже смогли выследить дикого африканского слона (самец никогда не живет со стадом). Вертлявый и обычно несерьезный проводник неожиданно перевоплотился в сурового хитрого воина, который обычно выходит против льва с копьем, и он смог путем различных ухищрений подвести нас к дикому животному на расстояние в несколько десятков метров. Сафари-боя звали Лейрана и он с удовольствием отвел нас, и в одну из деревень, где мы наблюдали обряд «вечерних новостей». Молодые люди племени проходят иногда по сотне километров на такие сборища, чтобы поведать последние известия - к колодцу на западе их территорий по утрам приходит леопард, деревня на юге подверглась нападению враждебного племени, у соседа сдохла корова - кстати это самое большое горе. Сам Лейрана владел английским, оттого-то мы и смогли погрузиться в эту удивительную для нас реальность. Правда заплатил за это знание наш провожатый дорогой ценой. Те кто учится в школе не имеют права проходить обряды инициации племени, а значит и не могут рассчитывать на привычный уклад жизни. У Лейраны всего одна жена, что является в понимании его племени позором. Не имел он права и проживать на территориях принадлежавших ему по рождению. Он был изгнан из своего мира, но оставался далек от мира нашего. Хотя бы потому что на ланч ему приходилось возвращаться домой - идти пешком с десяток километров только в одну сторону. Его желудок не приспособлен к твердой пище, рацион масаев в основном молоко, в удачные дни с коровьей кровью, пущенной из вены. С восхищением наблюдая за его ловкостью, выносливостью, легкостью с которой он проходил в день десятки километров, его уникальной наблюдательностью и умением читать землю как книгу, я спросила его: О чем ты мечтаешь? Он рассмеялся и сказал: «Я слишком умный, хочу в город. Говорят там все такие и одна жена там хорошо, а еще дома поставлены один на другой и упираются в небо». Позже я увижу в большом городе тех несчастных, кто был изолирован от жизни племен, зато овладел английским. Эти потерявшие всякие ориентиры и оттого теперь очень опасные люди, станут виновниками многих трагедий в столице.
Их трогательная по своей наивности душевная жизнь и одновременно слепое следование жестоким законам самой природы, которые рассматривают ребенка - как средство к существованию - чем больше детей, тем больше рабочих рук (тела умерших не достигших зрелости просто выкидывают в качестве «наказания»), где содержание старика возможно лишь при условии востребованности его практических знаний, вся эта жизнь исполнена множеством табу. Или как переводит со многих языков это понятие Фрейд «священным трепетом». Цель табу - состоит в защите интересов внутри общества, стоящего на определенной ступени развития. Так защищается положение высокопоставленных лиц или напротив положение самых слабых, кроме того табу накладывается на собственность внутри племен и, конечно же, оно охраняет от гнева могущественных существ. Нарушение табу влечет за собой страшнейшие наказания, чаще всего оно карается смертью. И ведь сегодня те, кто исполнен этих дремучих и глубочайших инстинктов сохранения рода, оказываются нашими непосредственными соседями. Для некоторых в прямом смысле этого слова - соседями по дому. Мы присутствуем при настоящем столкновении цивилизаций. Не просто различных между собой, но стоящих на разных стадиях развития.
Такого опыта у человечества пока еще не существовало. История знает о завоеваниях и таким образом об уничтожении древних и нередко вышестоящих по развитию обществ, однако приглашение к сожительству и мирное расселение это нечто другое. Уже не важно кто прав, кто виноват. Пусть вопрос оправдывает ли цель средства останется на совести тех, кто принимает решения такого масштаба. Прямо сейчас гораздо важнее понять что делать. Как будет складываться это взаимодействие, на каких условиях. Чья дикарская нетерпимость победит насаждаемую толерантность.
Мы с недоумением наблюдаем за состоянием территорий, которые покидают люди привыкшие сниматься с места за считанные часы. Жизнь в природе учит что всякий мусор и прочие отходы жизнедеятельности поглощаются землей гораздо быстрее, чем можно себе представить человеку из современного города. Однако «наша природа» давно окультурена и не в состоянии производить такую работу за десятками тысяч людей. И вот находятся волонтеры, которые идут тропами беженцев, чтобы привести места привалов в обычное для них состояние. Только через одну измученную Сербию за последние два месяца прошло более 250 тысяч человек.
Мы в ужасе узнаем о том, что на закрывающихся границах отчаявшиеся люди перекидывают детей через стены или выставляют их вперед живым щитом и в ответ публикуем фотографии погибших в этом страшном путешествии, призывая общественность к сочувствию. И пусть мы не понимаем устройства их общества, но мы обращаем внимание на то, что их не интересует устройство нашего. И вот уже наряду с требованием открыть границы, раздаются призывы к введению языковой полиции, которая будет следить чтобы на языке страны пребывания разговаривали и внутри образовывающихся диаспор. И одновременно большое количество людей по доброй воле начинает помогать в адаптации будущих граждан, в изучении языка новой родины. Но отношение к происходящему не определено. Мы слышим заявления политиков о том что остановить нашествие можно только с помощью пулеметов, а на следующий день узнаем из газет что подобное высказывание было обусловлено «временным помешательством». Мы слышим призывы ограничить рождаемость в среде мигрантов с помощью стерилизации, а чуть позже и наблюдаем несопоставимое к официальной статистике количество «лайков» под подобным заявлением. И мы так громко кричали «Я - Шарли», что теперь в полной растерянности рассматриваем карикатуры Шарли на смерть сирийского мальчика.
На фэйсбуке распространяют разъясняющие ситуацию ролики. Они своевременны, но не несут всей правды. Поток сирийских беженцев всего лишь третий, в других источниках - даже четвертый по численности. Люди, которым необходима сейчас помощь, образованные и достаточно европеизированные - вовсе не в большинстве.
Предложенные материалы рассказывают и как просто будет влиться людям другого племени в обычную рабочую городскую среду. Хотя опыта Европы уже известно, что несколько поколений мигрантов выращены на деньги налогоплательщиков и немногие из них жаждут выйти на работу.
Интересно, что в Австрии, например, минимальная заработная плата - меньше чем социальное пособие, однако ни одному австрийцу не придет в голову находится на иждивении общества. Это не принято. Ты должен быть включен в социальную среду и действовать во благо. Смогут ли люди прорвавшиеся на территории, презрев границы и законы уважать чужие табу? Некие мифические "моральные устои"? Те, которые отказались селиться в одном из городов в приготовленный специально к их приезду лагерь и попытались штурмом взять отель. Конечно, люди измучены страшным путешествием, да инфраструктура оказалась не готова, да неоднородный состав человеческой массы приводит и к конфликтам внутри нее, к дракам на железных трубах. Ведь это пройдет?
Но достаточно ли теперь апеллировать понятиями терпимости, когда общество расколото на части отношением к происходящему. Вполне вероятно что введенная в Европе цензура - определенный подход при подаче новостей, премодерация интернет-высказываний, например, - единственные действенные средства для того чтобы остановить европейскую истерию. как бы там ни было. Похоже сейчас следует всем просто помолчать. А вот что превратиться в табу, покажет только время.