Дед мой, Яков Абрамович, был человеком героческим, прошедшим всю войну до самого Берлина.
Будучи ребенком, о героизме деда я мог судить по многочисленным шрамам на его теле, один из которых пробороздил живот деда от правого до левого бедра; по закрытому бельмом глазу; по черным точкам - осколкам под кожей рук. А еще по количеству медалей, которые дед надевал на пиджак в День Победы. Из полутора десятка наград, восемь были фронтовые, дед их особенно берег.
Каждый год, девятого мая он протирал свои награды, аккуратно развешивал на праздничный пиджак и выходил на парад ветеранов. Одну из медалей он традиционно вешал своему внуку, т.е. мне. Мы шевствовали по центральной артерии города - улице Советской: я - гордый внук участника войны с фронтовой наградой на груди, и дед, в бренчащем медалями пиджаке, держа за руку внука, тоже гордый!
Подобное шествие мы совершали 9-го мая ежегодно.
Однажды во время парада ветеранов, я попросил деда остановиться и зайти в туалет, ну приспичило ребенку. Дед согласился. Мы были в самом центре города и общественная уборная была рядом. Он подвел меня к двери туалета, а сам остался жадать на улице. Я справил малую нужду, и нaклонился к ручке унитаза чтобы слить воду. В этот момент, застрежка медали прицепленной к моей рубашке растегнулать и медаль упала в унитаз. Я в смятении, не осознавая толком, что произошло, слил воду. Oсознав свою ошибку, я здорово испугался. В тоже время я знал, что дед никогда и ни за что меня не ругает, поэтому выйдя из туалета я даже ничего не сказал, просто опустил глаза в землю.
Деду было достаточно взглянуть на меня, чтобы понять, что произошло. Он мигом бросился в уборную и, склонившись над туалетом, не снимая праздничного пиджака, сунул в унитаз руку, пытаясь выловить в темной пустоте канализации потеряную медаль. Я стоял за спиной деда не дыша.
Минуты две дед кряхртел, совершая беспорядочные движения в недрах унитаза, но тщетно, медаль уплыла.
Мы вышли на улицу. Я никогда не видел деда таким огорченным. Он смотрел на меня убитым взглядом, потом стал на колени и крепко обнял. И вдруг он заплакал навзрыд, как ребенок, застонал, крепко прижимая меня к себе и шепча: "Это было самое тяжелое, самое тяжелое. Это был Сталинград".
Никогда больше в моей жизни я не видел деда плачущим.
После этого случая он не брал меня с собой на парад, да я и не настаивал.
Теперь каждый год, в канун Дня Победы, я вспоминаю эту историю и каюсь. Прости меня, Яков Абрамович, за то, что причинил тебе боль в тот день.
Не важно, что сейчас пишут о той войне и как трактуют историю. Для меня ты навсегда останешься Героем. Надеюсь, что где-то на небесах ты занял достойное место в ряду истинных войнов, защитивших мир от насилия и рабства.