Драконы любят не только золото. Часть шестая
Сказки о Трехголовом можно найти по тегу "Трехголовый". Часть пятая - здесь, а это - шестая часть сказки "Драконы любят не только золото".
Средний морщит нос:
- Закись азота. Но с кислородом. В общем, хирургический наркоз. Жадные сукины дети, не теряют надежды нас усыпить и разделать, как курицу на сациви.
- Што та-ак-кое с-сцив-ви? - вежливо осведомляется доктор. Из последних сил осведомляется. Это дракону для засыпания понадобится дышать веселящим газом добрых полчаса. Доку уже хватило.
- Хорошо, что доктор спит, - философски замечает Младший. - А то началось бы: "Что происходит? Что это такое, беленькое и вонючее? Давай, объясни всё, а до того времени я от тебя не отстану - и плевать, что мы уснем и проснемся в тюряге или вообще расчлененкой в банке со спиртом!" Люди так любят поговорить в боевой обстановке на жизненно важные темы...
- Можно подумать, сам ты не любишь поговорить, - ворчит Средний, закидывая обмякшего спутника на бронированное плечо. - И болтаешь, и болтаешь... Делом бы занялся! Дверку выбил, например.
- Какую дверку? Ах. ЭТУ дверку? - Младший указывает на щит, закрывающий лифтовую шахту. - А может, сразу потолок проломим? Чего мелочиться-то?
- Вот трепло, - вздыхает Средний. - Чем проламывать полдюжины, а то и десяток потолков, проще выйти через шахту, мелкий.
- Или вы снова не в состоянии? - голосом Маргариты Павловны Хоботовой произносит Старший.
"Мелкий" скалится, шипит раздраженно и, отвернувшись от сородичей-насмешников, врубается крутым таранным лбом в двери лифта. Двери не выдерживают, лопаются, раскрываясь внутрь шахты, словно огромный цветок с лепестками рваного металла. Смяв железное растение пятью лапами и бережно придерживая тело доктора шестой, дракон протаскивает ставшее длинным и тонким тело через отверстие в самом низу шахты. Темный зев ее непроглядно темен, никаких ламп, прожекторов и прочей подсветки. С одной стороны, это хорошо: люди не увидят, когда Трехголовый достигнет верха. Зато и никакого эффектного зрелища - дракон, ползущий вверх по вертикальной стене, будто геккон, прости господи.
Трехголовый поправляет на плече безвольно висящего дока и цепляется за перекладину. Впереди еще много, много этажей. Газ затопляет шахту, но его недостаточно, он беспомощно и бесполезно плещется на уровне драконьей талии. Если это возможно - найти талию у дракона.
- Шевели лапами! Раз-два, раз-два! - командует младшая голова. Хорошо быть трехглавым, мрачно думают две другие. Всегда есть кем покомандовать.
- А ну цыц! - не выдерживает Средний. - Шумы создаешь. Щас как встретят нас наверху ядерной бомбежкой, будешь знать.
- И светиться в ночи будешь, как елочка, - ухмыляется Старший. - Лет эдак сто.
- Зато красиво, - меланхолически замечает Младший. - Хотя здешнему техническому прогрессу до такой красоты еще скакать и скакать.
- Значит, встретят артобстрелом, - деловито предполагает Средний. - Не впервой.
- Доктора жалко, - вздыхает младшая голова. - Убьют. А он ведь нам поверил. Дурачок.
- Мы постараемся, чтобы док выжил, - успокаивает ее старшая. - С тобой станешь сентиментальным, малыш.
Старшая голова действительно чувствует себя старше. Как будто считанные минуты, что отделяют ее от двух других, придают Старшему особый статус мудреца, Среднему - резонера, а Младшему - их общей души. И чувствительности, если такое вообще возможно для дракона. Вот они и собачатся всю жизнь: мудрость, резонерство и чувствительность никогда друг с дружкой не примирятся. Одно хорошо: они знают друг друга с рождения, им не приходится бояться поступков, а то и преступлений другой личности, мучительно разгадывать знаки, которые подает сознанию подсознание - сны, оговорки, комплексы и прочую муть. У Трехголового все три его "Я" могут разговаривать напрямую, ссориться, мириться, язвить и поучать.
Драконье общение специфично, человеки, как правило, его не выдерживают. Но есть же исключения из правил! Наверное, для того мы и утащили доктора из лаборатории, размышляет старшая голова. Над ним можно и не смеяться... хоть иногда. Порой и драконам нужен взгляд со стороны, чтобы осознать что-то новое, а не только для того, чтобы высмеять самоубийцу, вздумавшего поболтать с драконом по душам. Вот доктор с его социопатией нам и пригодится, усмехается старшая голова. Чем безнравственней сознание, тем оно пластичней. Лепить из дока ничего не потребуется, он сам из себя вылепит прекрасного собеседника и соратника, промежуточное звено между драконьим родом и человеческим.
Внизу бухает взрыв, огненная роза на длинном-длинном стебле расцветает неподалеку от драконьей задницы с инстинктивно поджатым хвостом. Прикрыв доктора крыльями, Трехголовый пережидает шквал осколков и горячего воздуха, фыркает, отряхивается и продолжает ползти. Балки под его лапами прогибаются и потрескивают, со дна шахты тянет гарью и жаром еще небольшого, разгорающегося огня.
- Придурки, ну какие придурки! - радостно гомонит Младший. - Сами себя в горящем бункере заперли!
- А сколько их спит мертвым сном... под газом, - ухмыляется Старший. Он бы пожалел этих людей, он бы даже спас еще нескольких - но кто спасет людей от самих себя?
- Не один же у них лифт, - возражает Средний. - Лестницы, опять же, пути экстренной эвакуации...
- Схема на стене и топорик под стеклом, - хихикает младшая голова. - Лестницы наверняка заперты. Не удивлюсь, если у них даже вентиляционные ходы с решетками. На случай, если на волю вырвется страшный-ужасный эксперимент сумасшедших ученых...
- На слчай пр-рыв-ва эк-к-кспермента, - внезапно отверзает уста док, - выплняй плн триндцть "А"! - и всхрапывает, недовольно ворочаясь под чешуйчатой лапой.
- Ну если тринадцать "А", - уважительно присвистывает Младший, - тогда конечно... Можем быть спокойны и за спящих, и за неспящих.
Так, в приятной беседе похитителя с самим собой и изредка - с похищенным, они добираются до наземных этажей. Одна из голов, в темноте уж и не разобрать какая, со всего размаху бухает в потолок, точно колокольное било, аж гул идет по шахте. Потолок крякает, голова радостно сообщает:
- Ура, свобода!
- Ты не радуйся преждевременно, - ворчит Средний. - Небось, снаружи целая армия собралась.
Проломив потолок и обрушив стену, Трехголовый выходит наружу, встряхивается, оглядывает простирающуюся вокруг - ну кто бы сомневался! - пустыню. В пределах видимости никаких армий не наблюдается. Но в трехстах метров здание бункера огибает небольшой земляной вал. Средний кивает Старшему в сторону бруствера и оскаливается в подобии улыбки.
- А где все? - разочарованно спрашивает Младший. - Где цветы, фейерверки, девушки и младенцы, которых надо поцеловать?
- Всё бы тебе целоваться, а не воевать, - мрачно замечает старшая голова. - Хиппи-сластолюбец.
Младший приосанивается: топорщит гребень, выкатывает глаза и надувает щеки. Будто в ответ на эту гримасу со стороны насыпи прилетает туча стрел, мчащихся без малого со скоростью пули. Словно рой огромных железных ос, они вонзаются во все, что встретят на своем пути - в стену здания за спиной Трехголового, в землю под его лапами... Пытаются вонзиться и в драконью броню, но смертоносным осам слабо. Мгновенно повернувшийся спиной и скрестивший на груди тонкие, будто паруса, кожистые крылья, Трехголовый после залпа оглядывается, озирает нетронутую броню на хребте и констатирует:
- Баллисты. Или тяжелые арбалеты. Похоже, артобстрела не будет. Не доросли мы еще до артобстрела.
- Взлетаем! - командует Старший.
- Пока есть, на чем лететь, - бурчит Средний, и дракон берет короткий разбег, точно бомбардировщик. Для того, чтобы не тратить силы на разбег, драконы и селятся на самых высоких скалах, на столовых горах, над тучами - многотонной ящерице проще взлетать, бросаясь с обрыва в небесную синеву, а не шлепать лапами по твердой плоской земле.
Кряхтя от натуги, Трехголовый поднимается над окопами, из которых выставлены жерла и грибами торчат шлемы и каски - солдатня и офицеры вперемешку. Младшая голова борется с искушением плюнуть огнем - не прицельно, так, попугать, но средняя предостерегающе шикает:
- А ну не балуй!
- А чего я, чего я-то? - ерничает Младший. - Уж и пошутить нельзя!
- Вот интересно, заметили эти болтоплюи, что док без сознания? - интересуется Старший. - Они с подзорными трубами были или в одних шлемах и подштанниках, как по тревоге подняли, так в неглиже и прибежали?
- Думаешь, даже если стрелки углядят, что доктор был в беспамятстве, они сообщат об этом народу? - удивляется средняя голова. - Спецслужбы будут долго решать, на кого стрелки перевести, искать предателя в рядах честных сынов отечества. Как водится, наградят непричастных, накажут невиновных, а самый невиновный здесь кто?
- Я! - хором отвечают Младший и Старший. - Мы тут самые невиновные. И вообще жертва, единая в трех лицах.
- Но доктора сделать козлом отпущения выгодней, - отвечает Средний. - Он предал всех и вся: и маршрут разработал, и свидетелей убрал, и проклятую тварь расковал, польстившись на златые горы и реки, полные вина. То бишь жизненного эликсира.
- Из-за него тварь вырвалась на свободу и угробила храбрых воинов! - восклицает младшая голова.
- Ага, - соглашается старшая. - Каковые воины бросались на тварь грудью в силу природного идиотизма. И что характерно, без всякого эффекта, кроме массовой героической гибели.
- Жаль, переговорщиков не было, - сетует средняя голова. - Уж я бы с ними побеседовал.
- Всё бы тебе болтать! - насмешничает Старший. - А младшенькому целоваться. Вас надо вдвоем на переговорщика выпускать - один убалтывает, другой целует. Живым бы не ушел!
- Любовь - это страшная сила, - философски замечает Младший.
Трехголового расщепление собственной личности, в общем-то, вполне устраивает: всегда есть с кем поболтать, а то ищи-свищи себе компанию на Драконьем кекуре, на скальной вершине под самыми небесами. Или посередь чащобы, где водятся вкусные и питательные кабаны. Не с добычей же беседовать. Но говорить с тем, кто понимает тебя до донышка и если спорит, то исключительно из спортивного азарта, а вовсе не от различия взглядов - все равно что есть идеально сбалансированную, полезную, правильную пищу. Никакого вреда, а значит, и удовольствия все меньше и меньше. Эдак и надоесть друг другу можно. Лет через двести, не успеешь и оглянуться.
Не-е-ет, теперь у него есть доктор, не случайный мимохожий-мимоезжий, ради ответа на дурацкие человеческие вопросы (или ради намерения поживиться золотом, а то и частями драконьего тела) забравшийся аж в логово к премудрому шизофренику о трех головах. Теперь у Трехголового есть свой, с риском для жизни (ну или для самолюбия) добытый ученик! Почти такой же умный, как сам Трехголовый. Но куда более наивный и нравственный. Ничего, это мы поправим за те же двести лет, шепчет дракону внутренний голос. Не успеешь и оглянуться, как док станет циником, интриганом и эгоцентриком. Всё как мы любим.