Драконы любят не только золото. Часть вторая
Без страстей нет ни великих артистов, ни великих полководцев, ни великих министров, ни великих поэтов, ни великих философов.
Страсти - это пресмыкающиеся, когда они входят в сердце, и буйные драконы, когда они уже вошли в него.
Клод Адриан Гельвеций
Продолжение новой сказки о Трехголовом.
Доктор на провокации не поддался, не стал ни возражать, ни возмущаться, а, покачав головой, снова переключился на свои мудреные замеры, пробы и анализы. Трехголового скребли, словно в бане (если, конечно, кто-нибудь додумался бы до создания драконьей бани). Трехголовый даже смог бы расслабиться и получать удовольствие, когда бы у спецслужб не было намерения расчленить бронированную тушу, пустив ее не то на ингредиенты для декоктов, не то на материал для клонирования мухосранских супергероев. А так пришлось делать вид, что ты наглая самоуверенная тварь, не видящая в жалких приматах достойного противника и оттого ничуть не обеспокоенная своим положением.
Вообще-то Трехголовый и был такой тварью, но все же не настолько самоуверенной, чтобы подставиться. Играть с людьми он предпочитал по своим правилам, и главным драконьим правилом в отношении противника было "Развлекай меня, но не до смерти".
- Док, а чего от тебя начальство хочет? - самым светским тоном поинтересовался Младший. - Ему летающий огнемет подавай или средство Макропулоса?
- Средство кого? - после небольшой паузы все-таки отозвался доктор. Имя потенциального конкурента, придумавшего нечто желанное спецслужбам, оказалось хорошей наживкой.
- Одного ученого из параллельного мира, он изобрел эликсир бессмертия. То есть не совсем бессмертия, дозы хватает на триста лет, потом всем хочется еще дозу, но… - Старший выдержал драматическую паузу.
- Но что? - не выдержал док, радуясь ошибке соперника. - Резистентность?
- Случайности, док, вечно преследующие вас, людей, случайности! - радостно заржал Младший. - Тот, кто привык жить долго, абсолютно беззащитен перед сюрпризами!
- А почему именно тот, кто привык жить?
- А потому что у долгоживущих возникает иллюзия предсказуемости и однообразия бытия, - усмехнулся Старший. - Они забывают про вещи, которые происходят раз в триста лет и оттого даже им будут в новинку.
Доктор поморщился: он, как и большинство серьезных людей, терпеть не мог сюрпризов от жизни. Трехголовый прямо видел, как ученый, безумен он или нет, ощущает свое превосходство над остальными людьми, как это ощущение наполняет его презрением к глупым условностям и общепринятым правилам. Вылитый демиург, создающий миры из ничего посреди ничего.
- Взять хотя бы тех, кто принимал средство Макропулоса, - влез с философствованиями Средний. - Годам к ста они, совсем как наши драконьи подростки, начинают воображать себя всезнающими и всесильными. Правда, в драконьем племени есть кому надрать уши зарвавшимся юнцам, а вот у вас, у людей… Кто станет драть уши придурку, вошедшему в кризис столетнего возраста?
- Неужели бывает такой кризис?
Доктор выглядел заинтересованным даже сильнее, чем в момент соскабливания чешуи с частей драконьего тела и попыток наделать в этом теле дырок - пока еще не слишком трамирующими инструментами (Трехголовый подозревал, что док рано или поздно сменит зубной бур на шахтерский).
- Кризис психики наступает с той периодичностью, с какой меняется ее физический носитель! - сказал, как отрезал, Средний. - Пока тело человека меняется, он переживает психологические кризисы. То же самое происходит и с драконами. И с бессмертными, в том числе и с теми, кто условно бессмертен.
- Но разве тела бессмертных - или условно бессмертных - меняются?
- Наверняка, - пожал общей парой плеч Старший. - Что им еще остается? Только приспосабливаться к миру, который становится другим - да не единожды, а раз пять-десять на их памяти. Обычный человек может прожить жизнь на том, что в детстве и юности накоплено. Правда, в старости он будет выглядеть маразматиком, который только и делает, что твердит: раньше трава была зеленее.
Доктор задумался. Трехголовый любил это глуповатое выражение на людских лицах - в отличие от выражения глубокомысленного, оно означало, что оппонент поистине в раздумьях. К тому же док, похоже, взял тайм-аут на обдумывание еще одного серьезного вопроса: обижаться ему на Трехголового или в обмен на право лезть в душу выторговать квоту на межвидовое сотрудничество.
- Ну ладно! - Заскучав, Младший снова принялся расспрашивать своих собратьев от имени доктора. - А какие изменения могут произойти в человеческом теле ста лет? Нестояк? Пардон, снижение либидо?
Средний едва удержался от гаденького хихиканья, когда доктор изо всех сил навострил уши.
- Это самое простое, что может произойти со столетним старцем, - буркнул Старший.
- Или отнюдь не старцем! - хихикнул Младший.
- Если проблема не физиологического плана, значит, какого? - требовательным "училкиным" тоном спросила старшая голова.
- Психологического! - хором ответили остальные головы. И не только драконьи.
- Или эволюционного! - поднял вверх когтистый палец Трехголовый. - Человек к столетию может утерять множество элементов биологической программы: инстинкт размножения - потому что репродуктивный возраст прошел, функция выполнена или в выполнении отказано, стадный инстинкт - потому что столетняя особь сильнее и умнее соплеменников, инстинкт самосохранения…
- Последнее - это вряд ли! - покачал головой док.
- А ощущение "Я в этой жизни все уже видел"? - повел бровью Средний. - А дефицит желаний?
- Желания надо вырабатывать глобальные, а не сиюминутные! - фыркнул Младший. - Не фигню типа разбогатеть, прославиться, на топ-модели жениться - а, например, завоевать галактику… - Доктор в ответ только скривился. - Ну или изобрести перпетуум мобиле. - На докторском лице появилось некое подобие одобрения. - На цели вроде этих можно и три века пахать, не отвлекаясь на баб и селфи!
- На что? - Безумный ученый опять купился на подначки дракона, еще более безумного - по человеческим меркам.
- На одну из самых глупых и недостойных целей, придуманных цивилизацией параллельного мира, - объяснил Средний. - На портреты себя в приукрашенном виде, которые потом показывают как можно большему количеству зрителей.
- И требуют, чтобы их портреты хвалили! - Младший блаженно прищурился, представляя, какое море лайков собрал бы в инете он сам.
Средняя голова поглядела на младшую с выражением крайнего, а вернее, бескрайнего разочарования:
- Уж ты бы точно не утерпел, красавчик. Фоткался бы по десять раз на дню и всех своей распрекрасной мордой за...долбал.
- Средний, не нуди. Вполне приличный, даже традиционный способ заявить о себе миру, - хмыкнул Старший. - А заодно накормить тщеславие Ребенка и твою, Родитель ты наш, жажду нотаций. Парадный портрет с каких времен существует? Небось, уже те отпечатки грязных рук, что оставили древние люди в своей пещере, можно считать первым групповым портретом.
- Чистый Рембрандт, - покивал Младший. - Ночной боевой дозор, тайно выступающий на облаву белым днем под фанфары в своих лучших одеждах.
Старшая голова шикнула на младшую, посигналив глазами: не отвлекай клиента на незнакомые имена! Пусть думает о насущном! Головы показательно призадумались. Если бы док не был занят вещами, которые кажутся людям ужасно важными (то есть мыслями о себе), столь выдающийся ученый бы заметил, что за ним наблюдают исподтишка, одним глазом из шести, в то время как остальные пять изображают скучающее равнодушие.
Младший недолго изображал равнодушие. Он не любил молчать и выжидать, пока собеседник сам дозреет до тех нехитрых мыслей, что внушал людям дракон. Ну, то есть самому дракону они казались нехитрыми, как и идеи, которые внушали людям люди, пользуясь драконовым образом и драконовскими мерами.
- Так что же, остается кризис амбиций, - деловито подытожила самая шебутная из драконьих сущностей. - К столетнему юбилею сменить амбиции просто необходимо. Не жить же с теми, которые появились после кризиса двадцати трех лет?
- А чем они плохи? - насмешливо поинтересовалась старшая голова. - Посадить дерево, построить дом, вырастить сына порой и к столетию не соберешься. Разве что изобрести перпетуум мобиле, когда тебе сто лет, уже не надеешься...
- Это почему же? - Док, похоже, обиделся.
- Потому что смертный человек остро чувствует свою смертность и не верит, что успеет совершить еще одно открытие. Смерть остановит его, - проникновенно произнес Старший, подпустив в голос особой теплоты, будто намекая: мы оба смертные, и ты, человек, и даже я, пусть и в разное время - но я понимаю тебя, а ты меня.
Средняя и младшая головы немедленно сделали выражение лица… э-э-э… морды, соответствующее моменту. Доктор глядел на этот театр одного актера в трех лицах с явным недоверием. Трехголовый мысленно потер лапы: ну и твердый орешек ему попался! Дракону нравились твердые орешки, а не ерунда в тонких скорлупках, на жерновах его зубов мгновенно превращающаяся в муку.
- На той Земле, о которой я рассказывал, док, есть пословица: "Если бы молодость знала, если бы старость могла", - вкрадчиво, намекающе произнесла старшая голова. - Там даже не надеются совместить знание и силу, молодость и зрелость, Ребенка, Родителя и Взрослого. На Земле их привыкли противопоставлять. И не только на Земле. Но это можно изменить. Изменить это в наших силах, док.
- И что я должен делать? - Доктор нервно потер руки. У дракона этот жест означал предвкушение, а у человека - растерянность.
В этот момент Трехголовый понял про своего тюремщика всё. В вечном бардаке силовых структур замухрышка в белом халате был богом. Одна его фраза могла лишить правящую верхушку спокойного сна. Безумный ученый был необходим большим шишкам настолько, что выжил бы и в торнадо. К тому же он лучше всех знал, где у торнадо самое безопасное место - ровно в эпицентре. В случае с поимкой трехголовой многотонной ящерицы, плюющейся напалмом, ситуация была абсолютно такой же.
И все-таки что делать здесь и сейчас, в странно-интимной обстановке, в компании с мягко улыбающимся Трехголовым, доктор не знал. Впервые в жизни не знал, как вести себя, чтобы добиться желаемого и предсказуемого результата.
Трехголовый осклабился и подмигнул доку тремя из шести глаз. Синхронное подмигивание было излюбленным трюком его голов. В свободное от драконьего сна время они отменно натренировались подмигивать перед зеркалом водяной глади и поверхностью серебряного водопада, падающего в каменную чашу у входа в пещеру. В его уютную пещеру, куда Трехголовый собирался вернуться… но не раньше, чем выиграет в навязанной спецслужбами игре.