Не так давно, уважаемая
eregwen вывесила у себя интереснейший пост про выставку жемчуга в музее Виктории и Альберта. И этот пост вдруг напомнил мне одну забавную историю, вычитанную в мемуарах госпожи Яковлевой, камер-юнгферы императрицы Марии Александровны. Про любимое ожерелье императрицы. Тоже жемчужное.
Кстати говоря, по моему, на двух известных портретах супруга Александра Второго изображена как раз в этом ожерелье.
Итак сама история. Привожу ее по журналу "Исторический вестник" за 1888 год, по возможности сохранив орфографию и пунктуацию оригинала.
"В один из больших праздников, перед переездом в Царское Село, при дворе был выход. Императрица надела драгоценное жемчужное ожерелье, состоявшее из четырех ниток крупного жемчуга; крупнейшие зерна находились на середине, менее крупные к концам и замыкались большим фермуаром из жемчуга же.
Вскоре опять был выход и императрица пожелала снова надеть то же ожерелье. Надо заметить, что жемчуг был так математически верно подобран по величине, и нитки лежали так плотно одна к другой, что составляло как бы нечто сплошное. В этот же день, к крайнему изумлению всех, ожерелье ни коим образом не могли уложить ровно: верхняя нитка постоянно падала на следующую; как ни поправляли, ожерелье было невозможно надеть. Императрица, конечно, этим осталась очень недовольна; она надела длинную нитку крупного жемчуга, спускавшуюся ниже пояса.
Как только государыня ушла в церковь, камер-фрау послала тотчас же за придворным ювелиром и таксиром - Кеммерером. Он знал все бриллианты и драгоценности государыни. Придя, Кеммерер уложил ожерелье в ящик, в котором были сделаны четыре желобка, куда всыпаются зерна, когда их нанизывают. Сейчас же обнаружилось, что тут не все зерна; но симметрическое распределение жемчуга по величине не было нарушено, поэтому и было трудно тотчас определить, сколько и каких зерен не хватает. По весу и справке в книге, ювелир объявил, что не хватает 8 жемчужин, стоимостью в 800 рублей.
Несчастная камер-фрау пришла в отчаянье; она не находила покоя, измученная и озабоченная невозможностью найти виновного и узнать, каким способом и когда могли извлечь из замкнутой витрины жемчуг.
Тотчас дано было знать о пропаже обер-полицмейстеру: конечно, за всеми был учрежден строгий секретный надзор.
На другой день неожиданно приходит к камер-фрау женщина, бросается перед нею на колени, умоляя не погубить ее, и объявляет, что она может указать кем похищен жемчуг.
Камер-фрау успокаивает ее, обещая не только не погубить, но даже наградить, если показания ее окажутся верными. Тогда эта женщина, оказавшаяся крепостной горничной камер-юнгферы О…ниной, называет виновницу и рассказывает как было дело.
В дежурной комнате по очереди ночевали: камер-фрау и старшая камер-юнгфера. Когда О. была дежурная ночью и горничная пришла в дежурную комнату слать постель и помочь раздеться, то увидала в руках О. ожерелье. О. принуждала свою горничную помочь ей перенизать бусы; у нее заранее было подготовлено несколько ниток белого тамбурного шелку, какой обыкновенно употребляют ювелиры для нанизываения бус; на каждом конце нитки были всучены тонкие золотые проволочки, служившие вместо иголки.
Горничная умоляла свою госпожу не трогать жемчуга. О. ничего не хотела слышать и продолжала приводить в исполнение свое намерение. Горничная сообщила, что жемчуг где то заложен. Камер-фрау запретив горничной рассказывать кому бы то ни было о том, что она сообщила, написала и показала императрице анонимное письмо, будто сейчас полученное ею, в котором названа преступница. Тотчас дано было знать об этом обер-полицмейстеру. Уже по первому заявлению о пропаже, полиция объездила всех ростовщиков и напала на след. О..ну поджидал сыщик у одного ростовщика, рассчитав совершенно верно, что она поторопится выкупить жемчуг. Выкупив жемчуг она возвращалась домой, но ее арестовали у дверей квартиры и отвезли в полицию, где ей отвели комнату с одним окном за железною решеткой и крошечным отверстием в дверях, в которое постоянно наблюдал часовой с ружьем. Ее несколько раз допрашивали, но она не сознавалась.
Наконец, к ней в комнату вошел молодой человек приятной наружности; он стал с большим участием расспрашивать и жалеть ее, советовать лучше самой сознаться, чем ждать пока все будет раскрыто полицией; но виновница стойко поддерживала свою невиновность. Тогда, с видом участия, он стал говорить, что совершенно понимает, что любящая женщина на все готова решиться и жертвовать собою для любимого человека; он знает, что для этого она заложила жемчуг за 800 рублей, знает, что она его выкупила, как только разнесся слух о пропаже, но что не успела его вернуть обратно. Она все еще упорствовала и не сознавалась.
Наконец, он сказал, что такого-то числа в таком то доме она позвонила и ей открыл дверь лакей, который видел как она выкупала жемчуг, а этот лакей был он сам, и что в эту минуту жемчуг лежит у нее в сак-вояже. Гораздо лучше, если она сейчас ему его отдаст; тогда он найдет возможность вернуть жемчуг по принадлежности, и никто не будет знать, где он его нашел.
Видя, что все открыто и больше запираться нельзя, она, рыдая, во всем созналась, отдала ему жемчуг и отвечала на все его вопросы, а тем временем за стеною все ея ответы записывались.
Государь приказал ей в 24 часа оставить Петербург с запрещением когда-либо в него вернуться. Кажется, ей было указано жить в Новгороде. Государыня ассигновала ей 400 рублей пенсии.
Года через два, три, она все таки решилась приехать в Петербург и даже показаться в Царском Селе, неподалеку от дворца. Государь, возвращаясь с прогулки, издали ее узнал и тотчас велел полицейскому, стоящему у дворца, немедленно отправить ее обратно на местожительство и повторить ей запрещение показываться в Петербурге и его окрестностях."
Вот такой вот исторический детектив. Что во всей этой истории меня потрясло больше всего, так это наказание, которое получила сия дама за кражу, на минуточку, драгоценной императорской семьи. Высылка в Новгород и пенсия в 400 рублей.
Я поискала информацию насчет финансового обеспечения фрейлин, и по тому, что я нашла, получается, что героине этой истории пожаловали пенсию в размере примерно 1/3 от годового жалования фрейлины. Даже, чуть больше. Оклад фрейлины в то время составлял около 1000 рублей в год.
Вообще, мемуары придворных, даже при том, что большинство из них не являются литературными шедеврами, а зачастую написаны скучнейшим языком, интереснейшее чтиво. Как раз за счет вот таких вот историй, мелких конфликтов, элементов быта. Всего того, что не встретишь в серьезных исторических исследованиях.
И как раз благодаря этим мелочам, исторические личности перестают быть историческими личностями, а становятся просто людьми. А сухие иллюстрации становятся живыми красочными картинками.