* * *
Кто-то считает, что сожалеть о чем-то - это удел слабых. Мол, было и прошло. Не изменить ничего. Другие уверены, что люди, не испытывающие сожалений ни о чем, идут рука об руку с дьяволом. Я часто стала ловить себя на мыслях о том, что с каким бы удовольствием отыграла назад многие, казалось бы, мелочи, случившиеся когда-то очень давно. Те ситуации никогда не повторятся, поэтому сожаления как извлечение некой пользы для будущего, не касаются моих теперешних переживаний. Вот мне лет десять, мне очень хочется отнести учительнице букет сирени, а только что прошел дождь и дедушке лезть на дерево опасно, можно поскользнуться. Но я стою и ною. Ведь можно же это сделать и завтра. Но приспичило сейчас. И дедушка ломает мне тяжелые ветки, с которых градом льются капли. Или мама с дедушкой собираются в Армению в гости к его друзьям, с кем когда-то строили оросительные системы Ставрополья. Зовут меня. Но мне куда интереснее друзья во дворе. Тем более, что кажется, что какой-то приехавший к бабушке на лето пацан оказывает мне знаки внимания. Плохо слушала дедушкиных друзей, когда мы с ним ходили в гости. Мне было скучно. А сколько интересного могла бы сейчас вспомнить. Или мама летом забирала Машку со Стасей, а я никогда не говорила ей за это Спасибо. Все тогда воспринималось как само собой разумеющееся.
Я много о такого рода мелочах думаю. И наверное поэтому иногда, когда вроде уже проснулась, а глаза еще не открыла, в эти мгновения существую как будто в той, другой жизни. На днях вот было ощущение того, что мне двенадцать, что надо скорее вставать, потому что мы с друзьями родителей идем в поход куда-то в Куртатинское ущелье. И было четкое ожидание маминого "ну ты встала? Все проспишь, уйдем без тебя!". В другой раз проснулась среди ночи, прислушиваясь к дедушкиному приемнику с "Голосом Америки" и скрипу снега за окном под ногами редкого прохожего. Вот почему тогда, давно, было не встать и не обнять дедушку, не сказать, как его люблю? ...
Зимой, практически каждое утро ругалась с мамой, настаивавшей на том, чтобы я надела шапку, которую я терпеть не могла. Почему не надеть, а выйдя, сунуть ее в сумку? Нет, надо было настаивать на своем. Или всего несколько лет назад в чем иногда была сложность позвонить ей, сказать, что да, я уже дома, не волнуйся. Забывала, а она нервничала, звонила сама. Когда продавали дедушкин дом, часть их старой мебели забрали к нам, потому что она была им зачем-то нужна. А я пыхтела и высказывала недовольство теснотой.
Столько разных мелочей, которые, конечно, теряются на фоне добрых взаимоотношений в нашей семье, но теперь они возвращаются ко мне молчаливым укором. И да, ничего нельзя вернуть и изменить...
Я много о такого рода мелочах думаю. И наверное поэтому иногда, когда вроде уже проснулась, а глаза еще не открыла, в эти мгновения существую как будто в той, другой жизни. На днях вот было ощущение того, что мне двенадцать, что надо скорее вставать, потому что мы с друзьями родителей идем в поход куда-то в Куртатинское ущелье. И было четкое ожидание маминого "ну ты встала? Все проспишь, уйдем без тебя!". В другой раз проснулась среди ночи, прислушиваясь к дедушкиному приемнику с "Голосом Америки" и скрипу снега за окном под ногами редкого прохожего. Вот почему тогда, давно, было не встать и не обнять дедушку, не сказать, как его люблю? ...
Зимой, практически каждое утро ругалась с мамой, настаивавшей на том, чтобы я надела шапку, которую я терпеть не могла. Почему не надеть, а выйдя, сунуть ее в сумку? Нет, надо было настаивать на своем. Или всего несколько лет назад в чем иногда была сложность позвонить ей, сказать, что да, я уже дома, не волнуйся. Забывала, а она нервничала, звонила сама. Когда продавали дедушкин дом, часть их старой мебели забрали к нам, потому что она была им зачем-то нужна. А я пыхтела и высказывала недовольство теснотой.
Столько разных мелочей, которые, конечно, теряются на фоне добрых взаимоотношений в нашей семье, но теперь они возвращаются ко мне молчаливым укором. И да, ничего нельзя вернуть и изменить...