Глаза Арджуны, или цветной камушек филологической детальки
Оригинал взят у edgar_leitan в Глаза Арджуны, или цветной камушек филологической детальки
Читая начало второй главы Бхагавадгиты, при сравнении различных переводов первого стиха мне бросился в глаза некий нюанс, который оба известных мне русских переводчика (Смирнов и Семенцов) предпочли элегантно обойти молчанием. Также и красивый стихотворный, хотя и вольный немецкий перевод венского индолога Леопольда фон Шрёдера проходит мимо него.
Итак, для освежения в памяти: дело было после того, как Арджуна, стоя напротив выстрившихся полчищ Кауравов, своих близких родичей, а ныне врагов, понял, что вот тут он должен будет их недрогнувшей рукой безжалостно убивать. Смятение, охватившее при этом царевича-Индровича, отразилось во всём его теле и каждом отдельном члене. В зияющем бездной осознании этого - пожалуй, самый драматичный, но и самый по-человечески трогательный момент во всей Гите.
И тут, уже в самом начале 2-й главы, как нам повествуется от лица эпического певца (суты) Санджаи, его царственный (и, как оказывается позже, божественный) колесничий и сердечный сотаинник Кришна, обратил словеса свои (idaṃ vākyam… uvāca Madhusūdana) к нему, к Арджуне Индровичу: taṃ tathā kṛpayāviṣṭam aśrupūrṇākulekṣaṇaṃ viṣīdantam!
В своём "буквальном переводе" акад. Б. Л. Смирнов передаёт эту строфу следующим образом: "Тогда ему, охваченному состраданием, с глазами, полными слёз, скорбящему, Мадхусудана промолвил такое слово".
В. С. Семенцов переводит более вольно, хотя и красиво:
"И когда потрясённый Партха
так сидел, проливая слёзы,
преисполненный состраданья, -
ему молвил Убийца Мадху".
Русский прабхупадовский перевод Песни, претендующий на то, что он передаёт Гиту, "как она есть" (на самом деле), выдаёт нечто синтасически крайне путаное:
"Глядя на Арджуну, сердце которого наполнилось состраданием, он был охвачен горем, а в глазах стояли слезы. Мадхусудана, Кришна, произнес следующее".
Итак, согласно русской версии "Гиты как она есть", получается, что "охвачен горем" и со слезами на глазах был не Арджуна, а Кришна. Что, конечно, полный нонсенс.
Взглянем на сам текст оригинала. Кришна, именуемый здесь Убийцей или Губителем/Уничтожителем [°sūdana] (демона) Мадху, обращается к нему (tam), сиречь к Арджуне, такожде (tathā) проникнутому/охваченному (āviṣṭam) состраданием (kṛpayā), … отчаивающемуся (viṣīdantam) [или: "бессильно опускающемуся вниз", прич. наст. врем. oт vi+sad], чьи глаза (īkṣaṇe) (были) полными (°pūrṇa°) слёз (aśru°), а также ещё и °ākula°.
Одно из известных значений слова "аакула" (ākula) - также "полный". Итак, получается, что глаза Арджуны "полные исполненные слёз" - нечто вроде того. Это всё равно, что утверждать, что-де у меня дома "растительномасляный елей" или "масляное масло". Странная для мастеров устного санскритского стихосложения тавтология. Словцо, которое ровно ничего не добавляет для понимания ситуации, попросту парафразируя стоящее тут же рядом.
Если исследовать текст МБх с помощью доступного всем электронного текста (скачать можно хотя бы здесь: http://gretil.sub.uni-goettingen.de/gretil.htm), то довольно быстро окажется, что слово ākula употребляется в в Махабхарате ряде типических, стандартных выражений (т. н. формул), характеризующих глаза эпического героя: krodha-paryākulekṣana ("глаза, преисполненные гнева"), или же bāṣpa-paryākulekṣaṇa, т. е. некто имеет "глаза, преисполненные слёз". Во всех этих случаях формулы используют слово °ākula с префиксом-упасаргой pari°, означающим целостность, высшую степень, законченность, которую можно передать по-русски префиксом "пре-".
Получается, что вместо того, чтобы некрасиво городить "масло масляное", наши переводчики передали два разных слова, которые, по их мнению, являются синонимами, всего лишь одним: глаза Арджуны были "полные слёз", или же он вообще "проливал слёзы" (у Семенцова). А у фон Шрёдера Арджуна был также "tränenübertrömten Augs", то есть с "глазами, залитыми слезами".
Но в эпическом языке (в МБх и Рамаяне) слово ākula может означать также - "смущённый, беспокойный, взволнованный" (желающие сами да ищут примеры!). Примеров в словарях Бётлингка или Апте достаточно, как и в самих текстах обоих эпических памятников. Далее, мне попался на глаза один из традиционных индийских английских переводов Гиты, распространяемых в Индии на гроши издательством Gita Press, и сделанный с перевода на хинди автором, неким Jayadalal Goyandka. Перевод, кстати, хоть и не претендующий на эстетические красоты, но вовсе неплохой.
В этом переводе глаза Арджуны "were filled with tears AND AGITATED", то есть "полные слёз и беспокойные". Этот перевод в данном случае полностью соответствовал моей интерпретации, отвергающей неталантливое "масло масляное", которое русские перводчики просто перевели как "масло", и вносящей новый, яркий нюанс в понимание драматики происходящих с Арджуной внутренних борений.
Итак, нашему взору захваченных динамикой эпических событий внимательных наблюдателей предстаёт царевич Арджуна на колеснице, только что осознавший, ЧТО ему предстоит делать. От всего этого члены его тела задрожалки, ум заколебался, пересох рот... (ср. Гита 1, 28-29). А в начале второй главы мы узнаём, что глаза его от сострадания к родичам "полны слёз", и при этом они "беспокойные/возбуждённые", то есть, по-видимому, беспокойно бегают вокруг, оглядывая Курукшетру: от временного помрачения разума, вызванного сильным волнением, Арджуна не может сосредоточиться, остановив глаза хоть на мгновение, хоть на чём-то. Кто не испытывал такого "синдрома" беспокойного, бегающего взгляда в минуты сильного волнения?..
И Арджуна не просто как-то абстрактно "отчаивается". Нет, мы прямо гипнотически видим, чувствуем всей "инлибрированной" санскритской фактурой текста, как он от переживаний "бессильно съезжает" (viṣīdan) на дно колесницы, не будучи в состоянии удержаться на предательски ослабевших вдруг ногах, из глаз его текут слёзы жалости, а сам взор возбуждён и беспокоен, как бы стараясь хоть где-то остановиться на подобии надежды или просто скрыться от страшных видений надвигающейся уничтожительной, братоубийственной битвы. Но всё напрасно! И тут Кришна изрекает своё Слово, постепенно преобразуя эмоциональный вопль и телесное бессилие своего несчастного друга - в "йогу отчаяния" (arjuna-viṣāda-yoga) [или: в "натяжение/упорядочивание отчаяния Арджуны", из которого рождается новые для него прозрения].
DIXI!
Надеюсь, что эта небольшая заметка послужит к вящему назиданию тех (хоть согласных с автором, хоть и не соглашающимся во всём с его интерпретациями и выводами), для кого чтение великого памятника мировой религиозно-философской литературы весьма отличается по свойствам от поспешного проглатывания газет или новостных полос в интернете, как изысканный, бесконечно длящийся обед в дорогом ресторане под неспешную классическую музыку и дружескую беседу разнится с одиноким глотанием на ходу в метро пластиковых гамбургеров из Макдональдса.
Приглашаю вослед за В. Н. Топоровым читать такие тексты медленно и вдумчиво, ценя и наслаждаясь сверканием всё новых, нечаянно открываемых граней то тут, то там рассыпанных и порою основательно сокрытых самоцветов.
Читая начало второй главы Бхагавадгиты, при сравнении различных переводов первого стиха мне бросился в глаза некий нюанс, который оба известных мне русских переводчика (Смирнов и Семенцов) предпочли элегантно обойти молчанием. Также и красивый стихотворный, хотя и вольный немецкий перевод венского индолога Леопольда фон Шрёдера проходит мимо него.
Итак, для освежения в памяти: дело было после того, как Арджуна, стоя напротив выстрившихся полчищ Кауравов, своих близких родичей, а ныне врагов, понял, что вот тут он должен будет их недрогнувшей рукой безжалостно убивать. Смятение, охватившее при этом царевича-Индровича, отразилось во всём его теле и каждом отдельном члене. В зияющем бездной осознании этого - пожалуй, самый драматичный, но и самый по-человечески трогательный момент во всей Гите.
И тут, уже в самом начале 2-й главы, как нам повествуется от лица эпического певца (суты) Санджаи, его царственный (и, как оказывается позже, божественный) колесничий и сердечный сотаинник Кришна, обратил словеса свои (idaṃ vākyam… uvāca Madhusūdana) к нему, к Арджуне Индровичу: taṃ tathā kṛpayāviṣṭam aśrupūrṇākulekṣaṇaṃ viṣīdantam!
В своём "буквальном переводе" акад. Б. Л. Смирнов передаёт эту строфу следующим образом: "Тогда ему, охваченному состраданием, с глазами, полными слёз, скорбящему, Мадхусудана промолвил такое слово".
В. С. Семенцов переводит более вольно, хотя и красиво:
"И когда потрясённый Партха
так сидел, проливая слёзы,
преисполненный состраданья, -
ему молвил Убийца Мадху".
Русский прабхупадовский перевод Песни, претендующий на то, что он передаёт Гиту, "как она есть" (на самом деле), выдаёт нечто синтасически крайне путаное:
"Глядя на Арджуну, сердце которого наполнилось состраданием, он был охвачен горем, а в глазах стояли слезы. Мадхусудана, Кришна, произнес следующее".
Итак, согласно русской версии "Гиты как она есть", получается, что "охвачен горем" и со слезами на глазах был не Арджуна, а Кришна. Что, конечно, полный нонсенс.
Взглянем на сам текст оригинала. Кришна, именуемый здесь Убийцей или Губителем/Уничтожителем [°sūdana] (демона) Мадху, обращается к нему (tam), сиречь к Арджуне, такожде (tathā) проникнутому/охваченному (āviṣṭam) состраданием (kṛpayā), … отчаивающемуся (viṣīdantam) [или: "бессильно опускающемуся вниз", прич. наст. врем. oт vi+sad], чьи глаза (īkṣaṇe) (были) полными (°pūrṇa°) слёз (aśru°), а также ещё и °ākula°.
Одно из известных значений слова "аакула" (ākula) - также "полный". Итак, получается, что глаза Арджуны "полные исполненные слёз" - нечто вроде того. Это всё равно, что утверждать, что-де у меня дома "растительномасляный елей" или "масляное масло". Странная для мастеров устного санскритского стихосложения тавтология. Словцо, которое ровно ничего не добавляет для понимания ситуации, попросту парафразируя стоящее тут же рядом.
Если исследовать текст МБх с помощью доступного всем электронного текста (скачать можно хотя бы здесь: http://gretil.sub.uni-goettingen.de/gretil.htm), то довольно быстро окажется, что слово ākula употребляется в в Махабхарате ряде типических, стандартных выражений (т. н. формул), характеризующих глаза эпического героя: krodha-paryākulekṣana ("глаза, преисполненные гнева"), или же bāṣpa-paryākulekṣaṇa, т. е. некто имеет "глаза, преисполненные слёз". Во всех этих случаях формулы используют слово °ākula с префиксом-упасаргой pari°, означающим целостность, высшую степень, законченность, которую можно передать по-русски префиксом "пре-".
Получается, что вместо того, чтобы некрасиво городить "масло масляное", наши переводчики передали два разных слова, которые, по их мнению, являются синонимами, всего лишь одним: глаза Арджуны были "полные слёз", или же он вообще "проливал слёзы" (у Семенцова). А у фон Шрёдера Арджуна был также "tränenübertrömten Augs", то есть с "глазами, залитыми слезами".
Но в эпическом языке (в МБх и Рамаяне) слово ākula может означать также - "смущённый, беспокойный, взволнованный" (желающие сами да ищут примеры!). Примеров в словарях Бётлингка или Апте достаточно, как и в самих текстах обоих эпических памятников. Далее, мне попался на глаза один из традиционных индийских английских переводов Гиты, распространяемых в Индии на гроши издательством Gita Press, и сделанный с перевода на хинди автором, неким Jayadalal Goyandka. Перевод, кстати, хоть и не претендующий на эстетические красоты, но вовсе неплохой.
В этом переводе глаза Арджуны "were filled with tears AND AGITATED", то есть "полные слёз и беспокойные". Этот перевод в данном случае полностью соответствовал моей интерпретации, отвергающей неталантливое "масло масляное", которое русские перводчики просто перевели как "масло", и вносящей новый, яркий нюанс в понимание драматики происходящих с Арджуной внутренних борений.
Итак, нашему взору захваченных динамикой эпических событий внимательных наблюдателей предстаёт царевич Арджуна на колеснице, только что осознавший, ЧТО ему предстоит делать. От всего этого члены его тела задрожалки, ум заколебался, пересох рот... (ср. Гита 1, 28-29). А в начале второй главы мы узнаём, что глаза его от сострадания к родичам "полны слёз", и при этом они "беспокойные/возбуждённые", то есть, по-видимому, беспокойно бегают вокруг, оглядывая Курукшетру: от временного помрачения разума, вызванного сильным волнением, Арджуна не может сосредоточиться, остановив глаза хоть на мгновение, хоть на чём-то. Кто не испытывал такого "синдрома" беспокойного, бегающего взгляда в минуты сильного волнения?..
И Арджуна не просто как-то абстрактно "отчаивается". Нет, мы прямо гипнотически видим, чувствуем всей "инлибрированной" санскритской фактурой текста, как он от переживаний "бессильно съезжает" (viṣīdan) на дно колесницы, не будучи в состоянии удержаться на предательски ослабевших вдруг ногах, из глаз его текут слёзы жалости, а сам взор возбуждён и беспокоен, как бы стараясь хоть где-то остановиться на подобии надежды или просто скрыться от страшных видений надвигающейся уничтожительной, братоубийственной битвы. Но всё напрасно! И тут Кришна изрекает своё Слово, постепенно преобразуя эмоциональный вопль и телесное бессилие своего несчастного друга - в "йогу отчаяния" (arjuna-viṣāda-yoga) [или: в "натяжение/упорядочивание отчаяния Арджуны", из которого рождается новые для него прозрения].
DIXI!
Надеюсь, что эта небольшая заметка послужит к вящему назиданию тех (хоть согласных с автором, хоть и не соглашающимся во всём с его интерпретациями и выводами), для кого чтение великого памятника мировой религиозно-философской литературы весьма отличается по свойствам от поспешного проглатывания газет или новостных полос в интернете, как изысканный, бесконечно длящийся обед в дорогом ресторане под неспешную классическую музыку и дружескую беседу разнится с одиноким глотанием на ходу в метро пластиковых гамбургеров из Макдональдса.
Приглашаю вослед за В. Н. Топоровым читать такие тексты медленно и вдумчиво, ценя и наслаждаясь сверканием всё новых, нечаянно открываемых граней то тут, то там рассыпанных и порою основательно сокрытых самоцветов.