Вспомнить себя
Когда-то больше всего я любила сбегать гулять ночью. И бежала к ручью, реке, морю. Купалась, сидела на ветках ив и на еловых подстилках, спала в стогах сена, на обрывах.
В Одессе мы жили на городской окраине, за то на краю вселенной. У моря. 247 ступенек в низ, к морю. Пацаны ловили бычков, учили меня проверять ловушки на них. На мелководье ловили креветок, и потом выковыривали и ловили эту прыгающую мелочь по пирсу. Ныряли с дрянными перочинными ножами вдоль волнорезов и срезали мидий, складывая их в обычный целлофановый пакет. Мама очень ругалась всегда, после всех таких заходов, вычесывать водоросли из волос, которые я все время забывала собирать. Иногда хочется стать такой же свободной. Оррофин вернул со своим рассказам немного моего детства.
"Иногда рассказы пишутся сами собой, как под диктовку. Такие вещи обычно выходят плодами случайного настроения или зацепившейся мысли. Этот именно из таких, дитя вечерней меланхолии.
Свет
Писатель жил на башне старого маяка, что стоял неподалеку от города.
В его комнате стояли шкафы, полные книг письменный стол и глубокое кресло. Там пахло пылью, морской солью и крепким кофе. Каждое утро, еще не вполне проснувшись, Писатель садился в кресло, придвигал к себе стопку чистой бумаги и работал до полудня. После он пил свой кофе и редактировал написанное.
Ночью же, когда начинало темнеть, он брал фонарь и поднимался по длинной крученой лестнице, чтобы разжечь огонь на самом верху башни. Свет было видно за много миль, и капитаны могли привести свои корабли в гавань.
В городе говорили, что Писатель поддерживает огонь, сжигая неудачные свои работы, и видели в этом дурной знак.
Писатель не был нелюдим, просто чужие мысли слишком громко отдавались в его голове, мешали спать и слушать истории, которые ему приносил из-за моря ветер. Законченные работы Писатель отдавал мальчишкам, что любили играть в прибрежной полосе. Мальчишки читали их друг другу, а после относили в город, другим детям, так что романы, повести, рассказы и сонеты, выходившие из рук Писателя, вскоре перепутывались и расходились повсеместно. Читать их таким образом, отыскивая недостающие страницы и переписывая у соседей беглые четверостишия, доставляло жителям города особое удовольствие. Рано или поздно все работы Писателя оказывались у Печатника. Иногда глава-другая терялись, оседая в тенях и камнях города, но Печатник никогда не заполнял пробелы. Собрав очередной роман или стихотворение, он шел к Писателю, одевшись парадно, стучал в дверь, пил предложенный кофе с корицей и спрашивал: “Как всегда, мастер?”
“Да”, - отвечал ему Писатель.
Так его романы и повести, рассказы и сонеты оказывались в большом мире, всякий раз под другим псевдонимом.
У Писателя были самые мягкие в мире волосы и усталые глаза, прячущиеся за стеклами круглых очков. Говорили, что иногда из-за моря к нему приплывает женщина, не то сестра, не то дочь, не то любимая. Каждый раз, появившись в городе, она сходила с палубы нового корабля, причалившего в утренних сумерках. Она поднималась к маяку, входила без стука и смотрела, как писатель спит, вытянув длинные ноги вдоль узкой кушетки, служившей ему постелью.
Он просыпался от запаха кофе, который варить умела лишь она одна, и целый день они проводили вместе. С закатом она уходила, чтобы снова исчезнуть на многие месяцы, и никогда не оставалась на ночь.
Изредка Писателя можно было встретить и в городе, медленно гуляющим в далеких от порта узких переулках. Иногда он писал на стенах мелом эпиграммы и стихи из книг своей библиотеки. Говорили, что так он пытается уйти от моря, перестать слушать его шепот и ждать ветра, но всякий раз переулки выводили его обратно в порт. Тогда писатель вздыхал, шел на рынок, покупал там продукты и специи для кофе, а потом возвращался на маяк.
Среди капитанов ходило поверье, что свет этого маяка можно увидеть не только на этих берегах. Многие из них рассказывали, что в далеких водах, попав в страшный туман или заплутав в коварных рифах, они видели далекий огонь, который ни с чем не спутать. Тот, кто шел на этот огонь возвращался домой невредимым.
Писателя любили дети, кошки и эльфы, иногда бросавшие якорь в гавани. Пока люди удивлялись чудным очертаниям их белых кораблей, эльфы приходили к Писателю, никем не замеченные, и пели у маяка свои печальные песни.
После их визитов Писатель много дней писал одни лишь сказки.
Кошки к маяку не приходили, они просто жили там, нежась на солнце в хорошую погоду и укрываясь в башне, когда набегало ненастье. Писатель относился к ним с уважением, а они взамен лечили его от тоски, ожидания и других болезней.
Еще иногда к нему приезжали бродяги, из тех, которым что море, что суша - одна дорога. Их в городе не любили, и какие дела могут быть у таких с Писателем, не могли представить.
Дети же были единственными, у кого Писатель принимал заказы. Мальчишкам он писал приключенческие романы про пиратов и рыцарей, девочкам - серьезные рассказы о далеких землях и гордых правителях. О любви он писал редко, и уж точно не по чьей-нибудь просьбе.
Разумеется, слух о том, что он сжигает в фонаре маяка свои ошибки и неудачи, был ложью. Этот огонь Писатель кормил длинным романом, который считал лучшим из всего, что вышло из-под его руки. Эта история была единственной, которую он придумывал сам, а не брал у заморского ветра, из песен эльфов, кошачьих взглядов или историй бродяг. Писатель не разводил огня и не жег рукописей, он просто поднимался на самый верх, садился лицом к морю и рассказывал вслух о приключениях своих героев.
И слово его становилось светом, видимым в любой туман или бурю."
(с) Оррофин
В Одессе мы жили на городской окраине, за то на краю вселенной. У моря. 247 ступенек в низ, к морю. Пацаны ловили бычков, учили меня проверять ловушки на них. На мелководье ловили креветок, и потом выковыривали и ловили эту прыгающую мелочь по пирсу. Ныряли с дрянными перочинными ножами вдоль волнорезов и срезали мидий, складывая их в обычный целлофановый пакет. Мама очень ругалась всегда, после всех таких заходов, вычесывать водоросли из волос, которые я все время забывала собирать. Иногда хочется стать такой же свободной. Оррофин вернул со своим рассказам немного моего детства.
"Иногда рассказы пишутся сами собой, как под диктовку. Такие вещи обычно выходят плодами случайного настроения или зацепившейся мысли. Этот именно из таких, дитя вечерней меланхолии.
Свет
Писатель жил на башне старого маяка, что стоял неподалеку от города.
В его комнате стояли шкафы, полные книг письменный стол и глубокое кресло. Там пахло пылью, морской солью и крепким кофе. Каждое утро, еще не вполне проснувшись, Писатель садился в кресло, придвигал к себе стопку чистой бумаги и работал до полудня. После он пил свой кофе и редактировал написанное.
Ночью же, когда начинало темнеть, он брал фонарь и поднимался по длинной крученой лестнице, чтобы разжечь огонь на самом верху башни. Свет было видно за много миль, и капитаны могли привести свои корабли в гавань.
В городе говорили, что Писатель поддерживает огонь, сжигая неудачные свои работы, и видели в этом дурной знак.
Писатель не был нелюдим, просто чужие мысли слишком громко отдавались в его голове, мешали спать и слушать истории, которые ему приносил из-за моря ветер. Законченные работы Писатель отдавал мальчишкам, что любили играть в прибрежной полосе. Мальчишки читали их друг другу, а после относили в город, другим детям, так что романы, повести, рассказы и сонеты, выходившие из рук Писателя, вскоре перепутывались и расходились повсеместно. Читать их таким образом, отыскивая недостающие страницы и переписывая у соседей беглые четверостишия, доставляло жителям города особое удовольствие. Рано или поздно все работы Писателя оказывались у Печатника. Иногда глава-другая терялись, оседая в тенях и камнях города, но Печатник никогда не заполнял пробелы. Собрав очередной роман или стихотворение, он шел к Писателю, одевшись парадно, стучал в дверь, пил предложенный кофе с корицей и спрашивал: “Как всегда, мастер?”
“Да”, - отвечал ему Писатель.
Так его романы и повести, рассказы и сонеты оказывались в большом мире, всякий раз под другим псевдонимом.
У Писателя были самые мягкие в мире волосы и усталые глаза, прячущиеся за стеклами круглых очков. Говорили, что иногда из-за моря к нему приплывает женщина, не то сестра, не то дочь, не то любимая. Каждый раз, появившись в городе, она сходила с палубы нового корабля, причалившего в утренних сумерках. Она поднималась к маяку, входила без стука и смотрела, как писатель спит, вытянув длинные ноги вдоль узкой кушетки, служившей ему постелью.
Он просыпался от запаха кофе, который варить умела лишь она одна, и целый день они проводили вместе. С закатом она уходила, чтобы снова исчезнуть на многие месяцы, и никогда не оставалась на ночь.
Изредка Писателя можно было встретить и в городе, медленно гуляющим в далеких от порта узких переулках. Иногда он писал на стенах мелом эпиграммы и стихи из книг своей библиотеки. Говорили, что так он пытается уйти от моря, перестать слушать его шепот и ждать ветра, но всякий раз переулки выводили его обратно в порт. Тогда писатель вздыхал, шел на рынок, покупал там продукты и специи для кофе, а потом возвращался на маяк.
Среди капитанов ходило поверье, что свет этого маяка можно увидеть не только на этих берегах. Многие из них рассказывали, что в далеких водах, попав в страшный туман или заплутав в коварных рифах, они видели далекий огонь, который ни с чем не спутать. Тот, кто шел на этот огонь возвращался домой невредимым.
Писателя любили дети, кошки и эльфы, иногда бросавшие якорь в гавани. Пока люди удивлялись чудным очертаниям их белых кораблей, эльфы приходили к Писателю, никем не замеченные, и пели у маяка свои печальные песни.
После их визитов Писатель много дней писал одни лишь сказки.
Кошки к маяку не приходили, они просто жили там, нежась на солнце в хорошую погоду и укрываясь в башне, когда набегало ненастье. Писатель относился к ним с уважением, а они взамен лечили его от тоски, ожидания и других болезней.
Еще иногда к нему приезжали бродяги, из тех, которым что море, что суша - одна дорога. Их в городе не любили, и какие дела могут быть у таких с Писателем, не могли представить.
Дети же были единственными, у кого Писатель принимал заказы. Мальчишкам он писал приключенческие романы про пиратов и рыцарей, девочкам - серьезные рассказы о далеких землях и гордых правителях. О любви он писал редко, и уж точно не по чьей-нибудь просьбе.
Разумеется, слух о том, что он сжигает в фонаре маяка свои ошибки и неудачи, был ложью. Этот огонь Писатель кормил длинным романом, который считал лучшим из всего, что вышло из-под его руки. Эта история была единственной, которую он придумывал сам, а не брал у заморского ветра, из песен эльфов, кошачьих взглядов или историй бродяг. Писатель не разводил огня и не жег рукописей, он просто поднимался на самый верх, садился лицом к морю и рассказывал вслух о приключениях своих героев.
И слово его становилось светом, видимым в любой туман или бурю."
(с) Оррофин