холодное ариозо
В купе было холодно.
Редич одиноко сидел в углу, пил кофе, поглядывал в окно.
Окно было темным, кофе - теплым.
Настроение идентифицировалось как норма. Относительная.
Редич ездил к отцу. Давно обещал навестить. Долго не мог вырваться. Выкроил пару суток. Съездил, навестил, многого наслушался. Теперь возвращался домой.
Спать не хотелось. Хотелось одиночества. Пусть на эти восемь ночных часов, но абсолютного.
Телефон - в режиме полета. В наушниках - флегматичный Тим Хаттон.
Редич пьет кофе, поглядывает в окно.
Стоит перед глазами Ленка. Ленка - одноклассница с соломенной косой, с холодной улыбкой, переплавившей в полное равнодушие всю боль того високосного года.
Угораздило ведь встретиться. Да и пусть бы, но нахрена в разговор ввязался? Мудак! Лучше б в другую аптеку зашел.
"Мечтам и годам нет возврата..."
Редич усмехнулся. Встал. Сделал десяток приседаний. Помахал руками. Покрутил головой. Пригладил гриву.
Что ж так холодно-то?
Любил Ленку страшно. До одури любил. До умопомрачения. Предложение даже делал. Давно.
- Кто ты, Стасик? Кто ты такой? Машинист поезда? Машинист с общагой? Так? Стасик, мне нужны перспективы. Понимаешь? Пер-спек-ти-вы! Общага мне не нужна! Извини, Стасик, но нет. Без обид!
Ленка медколледж закончила. В каких-то санаториях работала, в больницах каких-то. Моталась туда-сюда. Перспективы искала. Не нашла. Год назад домой вернулась. Одна. Вернее, с сыном.
Стучат колеса, бегут километры.
А смог бы поезд вести? Вряд ли. Лет десять не сидел в кабине. Теперь не так все. Давно не так. Совсем не так.
Нет того машиниста, Елена Аркадьевна. Исчез. Скрылся за поворотом. Некому принять твои раскаяния. Не с кем начинать все с чистого листа. Извини, Ленка!
А сожаления твои... Понимаешь... Никуда они мне теперь не уперлись. Грубо? Извини! Не хотел. Так получилось.
Так, кончай эти рефлексии. Спать пора. Завтра Онегина петь. Ночью в Вену вылет, оттуда опять в Ганновер. Там и релаксну чутка.
Стучат колеса, бегут километры. Проносящиеся фонари равнодушно мажут по окнам электрической желтизной.