реквием по мавру
Это произошло ранней весной. По своей пустяковой значимости случившееся не стоило никакого внимания, поэтому я о нем сразу забыла, но вскоре оно напомнило о себе своей глубинной сутью и мощной пост-рефлексией, что неумолимо привело меня к раздумьям о метафизической подоплеке всех текущих событий нашей жизни, о неслучайности всех альтернатив, о предопределенности свободы выбора.
Однако, обо всем по порядку, как любят говорить апологеты банальностей.
Ежедневно мы совершаем великое множество разнокалиберных дел, равно как и наблюдаем за аналогичными со стороны, наблюдать за которыми порой совсем не хочется, но избежать невозможно.
Кто-то разматывает любую цепь событий в надежде узреть все причинно-следственные связи и стать умнее умного, а кто-то благоразумно не грузит себя всеми этими философскими спекуляциями и отдает свое время более приятным делам. Решить, кто поступает правильнее в оговоренной плоскости - дело личных пристрастий, вкуса и жизненного опыта каждого из нас в отдельности.
Я забыла, к чему вела эту длинную пространную мысль и о чем хотела сказать. Извините!
Пока сейчас ходила в душ, потом сушила волосы и делала кофе с кардамоном, медом и водкой, пыталась вспомнить суть потерянной канвы.
Вполне возможно, я хотела сказать о том, что между делами и словами, между реальными фактами и нашим их восприятиями должно присутствовать некое валентное равенство, относительная тождественность, логический паритет соответствий.
А, быть может, во мне кричало желание подтвердить, что и в грязной придорожной луже можно увидеть отражения ночных звезд, как говаривал Брэдбери.
Попробую, уподобившись апологетам банальностей, отследить утраченное с самого начала.
В воздухе уже витал март. Птички, эти полномочные предвестницы весны, радостно пророчили буйное торжество природы.
Снег лежал на обочинах и лениво готовился перейти в другое физическое состояние, на исходе февраля явив изголодавшемуся взору сырую землю с едва наметившимися ростками жизни, робко тянувшихся к яркому весеннему солнышку.
Я шла по тротуару, слушала через наушники бетховенскую "An die Freude" и улыбалась.
Хмурые прохожие не обращали на меня внимания, или же в ответ пытались неумело примерять улыбки, или же подозрительно посмотрев, быстро отводили взгляд, что меня ничуть не расстраивало. Все во мне радовалось, пело и торжествовало в гармонии и согласии с окружающей меня природой.
Но чу!
Я споткнулась, налетевши на железный бетон стены, и остолбенела.
Под вечерним небом, в лучах заходящего солнца, на обочине тротуара, скорчившись в снегу, в неприглядном бесстыдстве валялся использованный презерватив.
Да, он был использован. Это означало только одно - по долгу службы он соединил два любящих тела и сгорел в жарком горниле их пылкой возвратно-поступательной страсти.
Как тот мавр, он исправно сделал свое полезное дело и был равнодушно выброшен за ненадобностью.
Увлажнились мои глаза и дрогнуло мое черствое сердце.
Я молча стояла над презервативом, сраму не имущем, внимательно смотрела на него - нечаянного свидетеля чужой любви, молчаливого стража предусмотрительности, неутомимого пристава, призванного исполнять вердикты амуров и купидонов.
Я увидела отражения звезд!
Клянусь, я сразу захотела его сфотографировать, поскольку мгновенно поняла - я буду писать о нем пост.
Шли мимо люди, а я стояла возле него - распятого на грязном снегу - старательно делая вид, будто что-то обдумываю, не решалась достать телефон и запечатлеть презерватив.
Взойдя на мост, я огляделась и упрямо вернулась к свидетелю чужой любви в твердом намерении сфотографировать его, но тут снова, как сговорившись, появились прохожие и даже один полицейский, а при них я не могла осмелиться сделать фотографию использованного мавра, о чем сейчас жалею.
Мне ничего не оставалось делать, как развернуться и пойти своей дорогой.
А он остался лежать там - не нужный более никому пособник любви, одинокий, подобный увядшему цветку, использованный, выброшенный.
Над ним по высокому бесконечному небу ползли облака. А я брела, погруженная в раздумья о бренности земного бытия, о преходящей суете вокруг, о хладном тлене, неумолимо ждущем нас в финальном акте.
"Да, все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме тишины и успокоения." - примерно так подумала я, и врубила Криса Ри.