Помню.
Победа, победа... Два людоеда
подрались тысячу лет назад.
И два твоих прадеда, два моих деда,
теряя руки, из ада в ад,
теряя ноги, по Смоленской дороге
по старой топали на восход,
потом обратно. "... и славы ратной
достигли, как грится, не посрамили!
Да здравствует этот... бля... во всем мире...
солоночку передайте!
А вы, в платочках, тишей рыдайте,
В стороночке и не группой.
А вы, грудастые, идите рожайте.
И постарайтесь крупных.
Чтоб сразу в гвардию. Чтоб леопардию,
в смысле, тигру вражьему руками
башню бы отрывали... ик!
хули вы передали? это перечница..."
А копеечница - это бабка, ждущая, когда выпьют.
Давно откричала болотной выпью,
отплакала, невернувшихся схоронила,
на стенке фото братской могилой
четыре штуки, были бы внуки,
они б спросили,
бабушка, кто вот эти четыле...
"Это Иван. Почасту был пьян,
ходил враскоряку, сидел за драку,
с Галей жил по второму браку,
их в атаку горстку оставшуюся подняли,
я письмо читала у Гали,
сам писал, да послал не сам,
дырка красная, девять грамм.
А это Федор. Федя мой. Помню,
пару ведер несу домой, а он маленький,
дайте, маменька, помогу,
а сам ростом с мою ногу,
тяжело, а все-ж таки ни гу-гу, несет,
в сорок третьем, под новый год,
шальным снарядом, с окопом рядом,
говорят, ходил за водой с канистрой,
тишина была, и вдруг выстрел.
А это Андрей.
Все морей хотел повидать да чаек,
да в танкисты послал начальник,
да в танкистах не ездят долго,
не "волга",до госпиталя дожил,
на столе прям руки ему сложил
хирург,Бранденбург, в самом уже конце,
а я только что об отце
такую же получила, выла.
А это Степан. Первый мой и последний.
Буду, говорит, дед столетний,
я те, бабке, вдую ишо
на старческий посошок,
сыновей народим мешок
и дочек полный кулечек,
ты давай-ка спрячь свой платочек,
живы мы и целы пока,
четыре жилистых мужика,
батя с сынами,
не беги с нами, не смеши знамя,
не плачь, любаня моя, не плачь,
мы вернемся все, будет черный грач
ходить по вспаханной полосе,
и четыре шапки будут висеть,
мы вернемся все, по ночной росе,
поплачь, любаня моя, поплачь,
и гляди на нас,
здесь мы все в анфас,
Иван, Федор, Андрей, Степан,
налей за нас которому, кто не пьян..."
(с) Евгений Шестаков
С дедушкой Оником я был на Вы, так было принято. В 70-80-х годах я был маленьким ещё пацаном, а дед - одним из самых юных участников войны, лично я не знал никого моложе из фронтовиков. Дедушка попал на фронт после артиллерийского училища в феврале 1945-го и сразу уже в Польшу. За Родину? За Сталина? В какой-то мере - возможно, но в основном, конечно же, за семью. За строгого отца, за мачеху, за младшую сестренку Седочку.
Каждый год, 9 мая дедушка Оник надевал военный китель со своими наградами, часто оставаясь в домашних брюках и рубашке. Каждый год мы фотографировались всей семьёй, как положено, на диване на фоне ковра на стене.
Дедушка вёл здоровый образ жизни, много ходил в силу работы, планировал жить 125 лет, а инсульт настиг деда во время утренней зарядки. Из запланированного едва прожил чуть больше половины.
И до последних дней во сне видел войну и снились ему взрывы.
Спасибо Вам, Оганес Ервандович.