В честь праздников
Спойлер из "Крови". Любовная сцена где-то через несколько (еще не написанных) глав.
- Что такое, Стефан?
Она стояла на крыльце - тонкая, темная на фоне сизо-розового неба. Услышав, его, торопливо спустилась по ступенькам
- Юлия, я хотел поговорить с вами. Отчего бы на осень вам не съездить в Чезарию? Вы так устали, а там солнце, морской воздух... В Монтелле живут Марецкие, они будут рады вас принять на месяц-другой...
Она не стала ни расспрашивать, ни протестовать. Сказала просто:
- Значит, все решено?
- Боюсь, что так
Она сошла со ступеней, встала рядом, положив руку на перила. Закат выкрасил балюстраду в ровные оранжевые и розовые полосы, и кудри Юлии стали огненно-рыжими
- Что ж, мы все видели, что к этому идет. Даже вы не смогли бы их остановить.
Стефан хмыкнул:
- Как бы мне теперь не пришлось их возглавить...
- Обо мне не беспокойтесь, - сказала она, теребя вылезшую из манжеты черную нитку. - Я давно переписываюсь с пани Яворской. Мы еще в начале лета решили, что, в случае чего, поедем в Монтеллу вместе. Двум вдовам будет уютно в обществе друг друга
- Разумное решение, - кивнул Стефан. Он бы никому не признался, что разочарован отъездом пани воеводовой
А чего ты хотел? Чтобы Вдова бегала по пылающему городу, размахивая флагом? Или тебе мало безумцев? Так иди посмотрись в зеркало - пока оно еще способно тебя отражать.
- Я сегодня же прикажу начать подготовку к отъезду, - Юлия накрутила нитку на палец и оторвала. - Но и я бы хотела кое-что вам сказать.
Она подошла ближе. Стефан необыкновенно четко видел ее тонкое, ясное лицо. Так, говорят, видят люди перед самой смертью
- Я люблю вас, Стефан, - сказала она. - И хочу, чтоб вы это знали. Возможно, вы могли принять мои чувства к вам за семейную привязанность, за жалость к раненому... Это не то
Она зябко обняла себя за плечи, хотя в саду было не холодно. Посмотрела в темнеющее небо
- Юзефу не за что злиться на меня. Матерь свидетель, я его любила, как могла. Да и как же, - запнулась, - кто бы мог его не любить? Только вот детей нам Матушка не дала - но против ее воли что сделаешь? Я ведь и на Белую Гору поднималась, вымаливала..
Она на мгновение замолчала, а потом проговорила решительно:
- Может, за то она меня и наказала. Да только что бы я с этим сделала? Я хочу, чтоб вы знали. Мне уезжать скоро, вам... уезжать
Стало душно, как перед приступом
- По... пожалуйста, - вымолвил он. Юлия поняла:
- Я люблю вас, - повторила она. - Наверное, с самого первого раза... Помните, я тогда споткнулась на этих ступеньках, а вы меня поддержали?
Стефан стоял, как оглушенный. Больше самого признания он был поражен ее смелостью, открытостью; насколько храбрей его она снова оказалась, насколько благородней. Горло сжалось, и через мгновение Юлия снова вытирала ему щеки ладонью, как тогда, над могилой собаки
- Ну что вы, Стефан... разве я за этим... ну что это...
Он думал, что сможет уйти, справиться с этим, как справлялся с жаждой. Отступить, поблагодарить ее, объясниться - раз уж не хватило духу сделать это первым. И объяснить, что слов ему довольно, это и так куда больше, чем он заслуживает. Не трогать ее.
Ничего не вышло.
Вместо этого он схватил ее руку, прижался губами к запястью; с яростью, которая испугала его самого, целовал ее губы, лоб, виски, покрасневшие от усталости глаза
- Юлия... Юленька... Я же никого так, Мать свидетель, никогда... Вы не знаете, как я думал о вас, каждый день, каждый...
Задыхаясь, он вжимал Юлию в себя, а она не отстранялась, не ускользала, обняла за шею - после всех его снов настолько реальная, что в нее трудно было поверить. Губы его касались без разбору ее волос, шеи, воротника платья. С этой жаждой никакая жажда крови сравниться не могла. Не стало Стефана, он был штормом, селем, прорвавшим плотину; где уж тут остановиться...
Восстания. Революции. Ерунда-то какая, Матерь добрая...
Не оставлю.
Не отдам.
Юлия...
"Только вот детей нам Матушка не дала.."
Значит, можно; можно хотя бы сейчас, хотя б один раз не отрываться друг от друга, а что до вины..
Пусть; что отцу теперь до них, а если есть вина - так она на Стефане, пускай, его уж дальше не проклясть...
Он подхватил ее с земли, вжался лицом в плечо, целуя прямо через ткань платья.
Черного платья. Траурного.
Стефан в толк не мог взять, как хватило у них сил разомкнуть объятья, отойти друг от друга - хотя б на шаг. В саду было тихо, слышно только их тяжелое дыхание, да где-то в ветвях угукала птица
- Я не могу. Не имею права
- Я знаю, - сказала Юлия. Она прижала ладонь к его груди, то ли удерживая его на расстоянии, то ли успокаивая разбушевавшееся сердце.
- Все еще больно?
Он накрыл ее руку своей.
- Теперь нет.
- Что такое, Стефан?
Она стояла на крыльце - тонкая, темная на фоне сизо-розового неба. Услышав, его, торопливо спустилась по ступенькам
- Юлия, я хотел поговорить с вами. Отчего бы на осень вам не съездить в Чезарию? Вы так устали, а там солнце, морской воздух... В Монтелле живут Марецкие, они будут рады вас принять на месяц-другой...
Она не стала ни расспрашивать, ни протестовать. Сказала просто:
- Значит, все решено?
- Боюсь, что так
Она сошла со ступеней, встала рядом, положив руку на перила. Закат выкрасил балюстраду в ровные оранжевые и розовые полосы, и кудри Юлии стали огненно-рыжими
- Что ж, мы все видели, что к этому идет. Даже вы не смогли бы их остановить.
Стефан хмыкнул:
- Как бы мне теперь не пришлось их возглавить...
- Обо мне не беспокойтесь, - сказала она, теребя вылезшую из манжеты черную нитку. - Я давно переписываюсь с пани Яворской. Мы еще в начале лета решили, что, в случае чего, поедем в Монтеллу вместе. Двум вдовам будет уютно в обществе друг друга
- Разумное решение, - кивнул Стефан. Он бы никому не признался, что разочарован отъездом пани воеводовой
А чего ты хотел? Чтобы Вдова бегала по пылающему городу, размахивая флагом? Или тебе мало безумцев? Так иди посмотрись в зеркало - пока оно еще способно тебя отражать.
- Я сегодня же прикажу начать подготовку к отъезду, - Юлия накрутила нитку на палец и оторвала. - Но и я бы хотела кое-что вам сказать.
Она подошла ближе. Стефан необыкновенно четко видел ее тонкое, ясное лицо. Так, говорят, видят люди перед самой смертью
- Я люблю вас, Стефан, - сказала она. - И хочу, чтоб вы это знали. Возможно, вы могли принять мои чувства к вам за семейную привязанность, за жалость к раненому... Это не то
Она зябко обняла себя за плечи, хотя в саду было не холодно. Посмотрела в темнеющее небо
- Юзефу не за что злиться на меня. Матерь свидетель, я его любила, как могла. Да и как же, - запнулась, - кто бы мог его не любить? Только вот детей нам Матушка не дала - но против ее воли что сделаешь? Я ведь и на Белую Гору поднималась, вымаливала..
Она на мгновение замолчала, а потом проговорила решительно:
- Может, за то она меня и наказала. Да только что бы я с этим сделала? Я хочу, чтоб вы знали. Мне уезжать скоро, вам... уезжать
Стало душно, как перед приступом
- По... пожалуйста, - вымолвил он. Юлия поняла:
- Я люблю вас, - повторила она. - Наверное, с самого первого раза... Помните, я тогда споткнулась на этих ступеньках, а вы меня поддержали?
Стефан стоял, как оглушенный. Больше самого признания он был поражен ее смелостью, открытостью; насколько храбрей его она снова оказалась, насколько благородней. Горло сжалось, и через мгновение Юлия снова вытирала ему щеки ладонью, как тогда, над могилой собаки
- Ну что вы, Стефан... разве я за этим... ну что это...
Он думал, что сможет уйти, справиться с этим, как справлялся с жаждой. Отступить, поблагодарить ее, объясниться - раз уж не хватило духу сделать это первым. И объяснить, что слов ему довольно, это и так куда больше, чем он заслуживает. Не трогать ее.
Ничего не вышло.
Вместо этого он схватил ее руку, прижался губами к запястью; с яростью, которая испугала его самого, целовал ее губы, лоб, виски, покрасневшие от усталости глаза
- Юлия... Юленька... Я же никого так, Мать свидетель, никогда... Вы не знаете, как я думал о вас, каждый день, каждый...
Задыхаясь, он вжимал Юлию в себя, а она не отстранялась, не ускользала, обняла за шею - после всех его снов настолько реальная, что в нее трудно было поверить. Губы его касались без разбору ее волос, шеи, воротника платья. С этой жаждой никакая жажда крови сравниться не могла. Не стало Стефана, он был штормом, селем, прорвавшим плотину; где уж тут остановиться...
Восстания. Революции. Ерунда-то какая, Матерь добрая...
Не оставлю.
Не отдам.
Юлия...
"Только вот детей нам Матушка не дала.."
Значит, можно; можно хотя бы сейчас, хотя б один раз не отрываться друг от друга, а что до вины..
Пусть; что отцу теперь до них, а если есть вина - так она на Стефане, пускай, его уж дальше не проклясть...
Он подхватил ее с земли, вжался лицом в плечо, целуя прямо через ткань платья.
Черного платья. Траурного.
Стефан в толк не мог взять, как хватило у них сил разомкнуть объятья, отойти друг от друга - хотя б на шаг. В саду было тихо, слышно только их тяжелое дыхание, да где-то в ветвях угукала птица
- Я не могу. Не имею права
- Я знаю, - сказала Юлия. Она прижала ладонь к его груди, то ли удерживая его на расстоянии, то ли успокаивая разбушевавшееся сердце.
- Все еще больно?
Он накрыл ее руку своей.
- Теперь нет.