Желтые двухэтажные дома на Елизаровской (построенные шесть десятилетий назад пленными немцами), оказались сегодня фисташковыми. Дорожки в саду Ткачей - терракотовыми, влажными, с белой крошкой по краям. Возводимое бригадами тружеников-таджиков будущее здание Невского народного суда отливает молочным… Оно еще совсем «легкое», без груза людских тяжб, - так младенец, улыбающийся всем из пеленок, не рассказывает никому, что он станет прокурором…
Дождь преображает Город, людей и настроение. Я спонтанно оделась в зелено-синее, сине-седые джинсы, кофточка цвета листвы зрелого тополя при вечернем свете, сверху вязаная безрукавка-беспуговка в сине-зелено-желтую полоску. Травяная яркая ветровка от Акварели. И даже носки в полном согласии с бессознательным нашлись в тон - цвета подсохшего июльского сена. Когда свободный луч солнца разрезает синие тучи, он такой же мягкий зелено-желтый, честное слово…
Обо всем этом я подумала, только когда вышла из дома. И о том, что йодистый сине-зеленый - это качество дождя. Летне-осеннего, на переходе. И о том, что только зонт у меня розовый. Как макушка цветка.
Дождь поливает меня бережно и неумолимо. Я расту под ним и вдруг, посреди шага из арки на улицу, из сухого асфальта на влажную землю - окунаюсь в другой мир. Я чувствую себя вдруг парижанкой. Вот я бегу под дождем на работу - в кафе, в цветочный магазин - хотя нет, я бегу на дневные лекции. А работаю я ночью - складываю ткани, кружева… Или дежурю на телефоне доверия для раковых больных…
На мне легкое бирюзовое пальто из плащевки, бело-синяя юбка до колена и голубые босоножки - дождь ведь не повод спрятать дома обновку… И пусть в другой реальности на мне сине-зеленые кеды - я чувствую, как дождь меняет мою походку, я чувствую холодок между пальцев ног, я подпрыгиваю и чувствую ритм «та-та-та, та-та, та-та», и так все время, пока я не добегаю до подземки…
Я думаю о том, что перед дежурством я поеду кататься с однокурсником по дождливым улицам Парижа, недавно пыльного, а сейчас умытого, такого приличного, такого лощеного. Этот пожилой господин бодрится перед юными неопытными красотками с дерзкими глазами, он выдает свои остроты, он галантен и оставляет слишком большие чаевые, но украдкой заглядывает в свое портмоне - хватит ли ему на вечернее вино (иначе бессонница и кашель до рассвета) и заплатить за арендованный фрак?..
Я буду смотреть на огни и брызги парижских кварталов, мой спутник расскажет мне о достижениях физики и наверняка попытается меня обнять, «чтобы согреться, ведь души греют друг друга». Но даже чувствуя запах рядом сидящего мужчины, сканируя структуры его волос и степень его небритости, я буду думать не о нем. А о Франко и об Эжене. Первый бросил меня и уехал в Ниццу торговать музыкальными инструментами - это официальная версия, но я ведь знаю, что на самом деле он просто задолжал всем своим знакомым безумную кучу денег, а еще пытается слезть с наркотиков и начать новую жизнь. А от второго я ушла, потому что поняла, что мне противен его патриотизм, его всезнайство, его крем от прыщей и кричащие запонки с драгоценными камнями. Ведь никто стоящий не носит запонки - кроме Парижа с его попытками выдать себя за человека с положением…
Но что позволено Парижу, то… - и тут меня обливает грязью мусоровоз. За рулем сидит улыбчивый мулат, и я понимаю, что ему совершенно безразличны огромные пятна на моей юбке и мое отношение к запонкам и слезам умирающих безнадежных больных. Я кричу во весь голос, добавляя все испанские и итальянские ругательства, какие только знаю, я показываю неприличные жесты вслед этой долбанной машине и прыгаю от возмущения. Черт, branquignol, capullo, porco!
И краем глаза вижу, как изумленно смотрит на меня мальчуган лет четырех. Он стоит на углу, беспокойно озираясь, пока его мама что-то нервно ищет в сумочке. Это, наверное, туристы - наши дети не цепляются так за край маминой одежды. Удивительный взгляд - словно у одного из моих ночных собеседников - глубокий и горестный, из-под темного, изнутри. Но и жаждущий преодолеть, разувериться в той страшной правде - взгляд сквозь дождь вверх, как луч, прорезывающий сизую пеленку неба. Вверх, к Солнцу, к Чуду сияющему, желтому с легким оттенком зеленого - как морской камушек, как монпансье, как мои глаза, когда я утром варила Франко его любимое какао…