Любители драм и скандалов
Нервная барышня не на шутку всколыхнула мирную, смиренно ждущую своего поезда толпу. Она носилась по перрону с телефоном, преувеличенно драматично кричала в трубку, воздевала руки к небу. Мама её, скромная седая тетушка, что- то тихо шептала ей, грустно смотря в землю и извиняясь за шумную дочь одними лишь губами. Драма казалось пустой, незначительной и надутой. Флегматичный и сдержанный австрийский народ в драму не поверил, лишь недовольно оборачивался на иностранную речь и расступался брезгливо и быстро, привычно отсекая себя от всякой чужеродности. И лишь один представитель этой славной нации не удержался и пал жертвой пустого любопытства.
Он незаметно выделился из толпы и чуть подвинулся к ним поближе. Вероятно, услышав нюансы бурного скандала, порадовавшие его, он тихонько хихикнул, удивленно поднял брови и придвинулся ещё ближе, став к скандалу спиной. Чтобы ни у кого не возникло подозрений в его любопытстве. Девушка продолжила метаться и орать, краем глаза заприметив публику. Субъект не выдержал и снова повернулся к ним лицом. Глаза его восхищенно горели. Разве только восхищение было какое-то лоснящееся. Сам он весь приосанился, слегка порозовел щеками и весь подобрался. И стал танцевать: отойдёт чуть в сторону и любуется; приблизится и прислушается; с другого бока зайдёт и снова наблюдает; не стесняясь осматривает пару с ног до головы и чуть ли языком не причмокивает. И ещё озираться успевает, чтобы его никто не застукал. А барышня все надрывается, с небом о чем-то договаривается. Мать же, наоборот, с землёй.
И счастье его продлилось. Подошел поезд, народ стал загружаться, и последнее, что я увидела - это мятежные руки девушки в окне и смакующий взгляд любопыта. Он сел рядом с барышней и её мамой. Смело напротив.
Я потом все силилась вспомнить лица, да не смогла. Все эти женские руки видела да глаза любопытного человека. Прямо символ нашего времени - надутая драма и жадное любопытство вокруг. Жадное и непреодолимое.
Он незаметно выделился из толпы и чуть подвинулся к ним поближе. Вероятно, услышав нюансы бурного скандала, порадовавшие его, он тихонько хихикнул, удивленно поднял брови и придвинулся ещё ближе, став к скандалу спиной. Чтобы ни у кого не возникло подозрений в его любопытстве. Девушка продолжила метаться и орать, краем глаза заприметив публику. Субъект не выдержал и снова повернулся к ним лицом. Глаза его восхищенно горели. Разве только восхищение было какое-то лоснящееся. Сам он весь приосанился, слегка порозовел щеками и весь подобрался. И стал танцевать: отойдёт чуть в сторону и любуется; приблизится и прислушается; с другого бока зайдёт и снова наблюдает; не стесняясь осматривает пару с ног до головы и чуть ли языком не причмокивает. И ещё озираться успевает, чтобы его никто не застукал. А барышня все надрывается, с небом о чем-то договаривается. Мать же, наоборот, с землёй.
И счастье его продлилось. Подошел поезд, народ стал загружаться, и последнее, что я увидела - это мятежные руки девушки в окне и смакующий взгляд любопыта. Он сел рядом с барышней и её мамой. Смело напротив.
Я потом все силилась вспомнить лица, да не смогла. Все эти женские руки видела да глаза любопытного человека. Прямо символ нашего времени - надутая драма и жадное любопытство вокруг. Жадное и непреодолимое.