Разбег
Наверное, это последний отрывок, который я публикую здесь.
Прошу заметить, это вовсе не финал повести. Жизнь героини только начинается, и вообще, самое интересное впереди.
Продолжение книги «Дама собачкой. Почти по Чехову» (Начало см. tags: Книга)
ЧАСТЬ XХXК концу второго года занятий Аня поменяла профессию. Из перспективной экономики она ушла совсем в другую область.Экономистом она была не плохим, но это было не ее. Она любила литературу, поэтому знала, в каком направлении искать. Она окончила одни редакторские курсы, затем другие и стала редактором.
Ей нравилось подбирать слова, самые точные, самые нужные. Ей нравилось входить в редактируемый текст, как в незнакомый дом. О, она прекрасно знала, что не она хозяйка этого дома, но у нее важная миссия − навести там порядок. И она делала это с трепетным уважением к чужим вещам − мыслям и чувствам.
Она потеряла в деньгах, но приобрела ни с чем не сравнимый кайф − любить свое Дело.
*У нее появились друзья. Не только умные. Разные.
Аня перестала ждать, пока в ее жизнь занесет интересных людей. Она выискивала их сама и кидалась завоевывать. Нет, у нее не появилась «своя» тусовка. Она поняла, что не любит разномастных сборищ, где разговоры вынуждены подчиняться общей теме. Аня предпочитала общаться с каждым отдельно. И училась у каждого − думать, чувствовать, видеть, понимать…
Один покорял ее внутренним уютом и теплом. С ним даже во время телефонного разговора возникало ощущение, будто сидишь у камина и пьешь горячий чай с ромом и ванильными плюшками.
Другой восхищал ее аналитическим складом ума и поисками тонких, сложных связей в мироустройстве. Вместе они пытались постичь и сформулировать законы жизни. Каждый раз во время этих изысканных философских бесед у Ани возникало ощущение, что они взлетают и парят над миром. В этих полетах Аня научилась видеть мир с космической высоты. И поняла, и приняла его. В нем не было случайного, пустого, простого. В его сложной смеси доброго и злого, пошлого и высокого, в его непредсказуемости была великая тайна. Потому что гармония мира была не человеческая, а Божественная…
Третий завораживал ее безбашенной авантюрностью. Он жил в потоке невероятно ярких, чувственных ощущений. Жизнь через край. Если горе, то тьма кромешная. Если радость, то выше неба, ярче солнца. Всех, попадающих в его пространство, накрывала пыльная буря смутных идей. Или закручивал хмельной вихрь желаний.
В нем был риск, азарт, кураж. Зато не было рамок и барьеров. Якоря тоже не было. Он все время во что-нибудь вдряпывался. Прожектер, врун, болтун, мог подвести в любой момент. Ему все прощали. Он был − ослепителен! От него веяло солеными брызгами океана, ледяным ветром, палящим солнцем, ароматом неоткрытых островов, криком «земля» и восторженным матом пьяных, счастливых матросов…
А с четвертым она любила смеяться. Стоило им встретиться, и остановить их было невозможно. Они смеялись над собой и друг другом. Они смеялись над своими слабостями и ошибками. Они смеялись над жизнью и смертью. Их любимой игрой была «игра в эпитафию». Это когда при встрече вместо «здравствуйте» надо быстро спросить: «Что напишут на твоей могиле?» Ценился остроумный ответ. Идею этой игры они взяли из книги Курта Воннегута, где был надгробный камень с надписью «Он старался». Анины эпитафии были полны самоиронии: «Она всю жизнь ждала Жизнь! Теперь она здесь»; «Она не жила. Она была»; «Извините, так получилось…» Они дружно пришли к выводу, что подобные эпитафии здорово бы оживили любое кладбище.
Раньше на вопрос, что такое друг, Аня отвечала как большинство: тот, кто не подведет в трудную минуту. Этакий поиск функциональности в отношениях. Теперь Аня говорила просто: тот, кого любишь.
***А еще Аня увидела сына. Отчего-то ей легче было говорить по душам с другими людьми, чем с собственным ребенком. Для нее было странно и мучительно, что она не знает самого главного о нем - какого ему живется в этом мире?
Сын ее попытки выйти на душевную близость встретил с вежливым недоумением. Прошло много времени, прежде чем он начал открывать ей свою душу.
Оказалось, он был одинок и страдал. И о своих страданиях никому рассказать не мог. Что полгода назад он думал о смерти, потому что предал друга. Он не хотел, так получилось, − мальчишеская бравада перед толпой одноклассников толкнула его на подлость.
Аня с болью подумала, что всю его маленькую жизнь она, как и ее родители, холодно отшвыривала его от себя фразой: «Не бери в голову». Она вспомнила свое привычное одиночество в родительской семье. Ни обид, ни претензий у нее не было, только глубокая печаль на сердце. И вдруг, впервые в жизни, она заплакала при сыне. Она плакала и говорила: «Я понимаю тебя! Я знаю, как это бывает. У меня было, было такое же». Она рассказала ему о своей первой обожаемой подруге, о своем отчаянии, о рельсах в метро, о таблетках, о своем открытии, что никто никому не нужен.
Они проговорили тогда целую ночь, и под утро ее 14-летний мальчик заплакал тоже и кинулся обнимать ее. Это было их первым шагом навстречу друг другу.
«…И, может быть, доживут до любви…»
***Аня завоевала и меня, − мы стали дружить. Мы были на равных и «на ты». Какое-то время я выполняла в ее жизни функции Пигмалиона, но в нашей истории Галатея становилась независимой и сама выбирала, как жить, кого любить.
Ахматова писала: «Когда б вы знали, из какого сора рождаются стихи». Я могу повторить за ней: если бы вы знали, из какого мусора может вырасти дивная, редкой красоты орхидея!
Продолжение не следует...
Прошу заметить, это вовсе не финал повести. Жизнь героини только начинается, и вообще, самое интересное впереди.
Продолжение книги «Дама собачкой. Почти по Чехову» (Начало см. tags: Книга)
ЧАСТЬ XХXК концу второго года занятий Аня поменяла профессию. Из перспективной экономики она ушла совсем в другую область.Экономистом она была не плохим, но это было не ее. Она любила литературу, поэтому знала, в каком направлении искать. Она окончила одни редакторские курсы, затем другие и стала редактором.
Ей нравилось подбирать слова, самые точные, самые нужные. Ей нравилось входить в редактируемый текст, как в незнакомый дом. О, она прекрасно знала, что не она хозяйка этого дома, но у нее важная миссия − навести там порядок. И она делала это с трепетным уважением к чужим вещам − мыслям и чувствам.
Она потеряла в деньгах, но приобрела ни с чем не сравнимый кайф − любить свое Дело.
*У нее появились друзья. Не только умные. Разные.
Аня перестала ждать, пока в ее жизнь занесет интересных людей. Она выискивала их сама и кидалась завоевывать. Нет, у нее не появилась «своя» тусовка. Она поняла, что не любит разномастных сборищ, где разговоры вынуждены подчиняться общей теме. Аня предпочитала общаться с каждым отдельно. И училась у каждого − думать, чувствовать, видеть, понимать…
Один покорял ее внутренним уютом и теплом. С ним даже во время телефонного разговора возникало ощущение, будто сидишь у камина и пьешь горячий чай с ромом и ванильными плюшками.
Другой восхищал ее аналитическим складом ума и поисками тонких, сложных связей в мироустройстве. Вместе они пытались постичь и сформулировать законы жизни. Каждый раз во время этих изысканных философских бесед у Ани возникало ощущение, что они взлетают и парят над миром. В этих полетах Аня научилась видеть мир с космической высоты. И поняла, и приняла его. В нем не было случайного, пустого, простого. В его сложной смеси доброго и злого, пошлого и высокого, в его непредсказуемости была великая тайна. Потому что гармония мира была не человеческая, а Божественная…
Третий завораживал ее безбашенной авантюрностью. Он жил в потоке невероятно ярких, чувственных ощущений. Жизнь через край. Если горе, то тьма кромешная. Если радость, то выше неба, ярче солнца. Всех, попадающих в его пространство, накрывала пыльная буря смутных идей. Или закручивал хмельной вихрь желаний.
В нем был риск, азарт, кураж. Зато не было рамок и барьеров. Якоря тоже не было. Он все время во что-нибудь вдряпывался. Прожектер, врун, болтун, мог подвести в любой момент. Ему все прощали. Он был − ослепителен! От него веяло солеными брызгами океана, ледяным ветром, палящим солнцем, ароматом неоткрытых островов, криком «земля» и восторженным матом пьяных, счастливых матросов…
А с четвертым она любила смеяться. Стоило им встретиться, и остановить их было невозможно. Они смеялись над собой и друг другом. Они смеялись над своими слабостями и ошибками. Они смеялись над жизнью и смертью. Их любимой игрой была «игра в эпитафию». Это когда при встрече вместо «здравствуйте» надо быстро спросить: «Что напишут на твоей могиле?» Ценился остроумный ответ. Идею этой игры они взяли из книги Курта Воннегута, где был надгробный камень с надписью «Он старался». Анины эпитафии были полны самоиронии: «Она всю жизнь ждала Жизнь! Теперь она здесь»; «Она не жила. Она была»; «Извините, так получилось…» Они дружно пришли к выводу, что подобные эпитафии здорово бы оживили любое кладбище.
Раньше на вопрос, что такое друг, Аня отвечала как большинство: тот, кто не подведет в трудную минуту. Этакий поиск функциональности в отношениях. Теперь Аня говорила просто: тот, кого любишь.
***А еще Аня увидела сына. Отчего-то ей легче было говорить по душам с другими людьми, чем с собственным ребенком. Для нее было странно и мучительно, что она не знает самого главного о нем - какого ему живется в этом мире?
Сын ее попытки выйти на душевную близость встретил с вежливым недоумением. Прошло много времени, прежде чем он начал открывать ей свою душу.
Оказалось, он был одинок и страдал. И о своих страданиях никому рассказать не мог. Что полгода назад он думал о смерти, потому что предал друга. Он не хотел, так получилось, − мальчишеская бравада перед толпой одноклассников толкнула его на подлость.
Аня с болью подумала, что всю его маленькую жизнь она, как и ее родители, холодно отшвыривала его от себя фразой: «Не бери в голову». Она вспомнила свое привычное одиночество в родительской семье. Ни обид, ни претензий у нее не было, только глубокая печаль на сердце. И вдруг, впервые в жизни, она заплакала при сыне. Она плакала и говорила: «Я понимаю тебя! Я знаю, как это бывает. У меня было, было такое же». Она рассказала ему о своей первой обожаемой подруге, о своем отчаянии, о рельсах в метро, о таблетках, о своем открытии, что никто никому не нужен.
Они проговорили тогда целую ночь, и под утро ее 14-летний мальчик заплакал тоже и кинулся обнимать ее. Это было их первым шагом навстречу друг другу.
«…И, может быть, доживут до любви…»
***Аня завоевала и меня, − мы стали дружить. Мы были на равных и «на ты». Какое-то время я выполняла в ее жизни функции Пигмалиона, но в нашей истории Галатея становилась независимой и сама выбирала, как жить, кого любить.
Ахматова писала: «Когда б вы знали, из какого сора рождаются стихи». Я могу повторить за ней: если бы вы знали, из какого мусора может вырасти дивная, редкой красоты орхидея!
Продолжение не следует...