Отличное оправдание жизни! Гарантированное занятие!
Продолжение книги «Дама собачкой. Почти по Чехову» (Начало см. tags: Книга)
ЧАСТЬ XХY
Но самым страшным открытием Ани в этот период была свергнутая с пьедестала родительская любовь.
Аня привыкла, что слово «мама» следует произносить с благоговением. И всю жизнь она была уверена, что каждая мать своему ребенку желает только добра, и что дети появляются исключительно от любви и по страстному желанию.
С нынешней Аниной точки зрения, это была неправда. Детей заводили, потому что это был зов природы, требование социума и страх одиночества. Дети, это было единственное, где интересы природы, государства и собственные смыкались.
Возможно, далеко не все морально или материально были готовы иметь детей. Возможно, не все их сильно и хотели. Секрет был в том, что деторождение вовсе не являлось личным делом каждого, как могло показаться на первый взгляд. Оно было выше и больше собственных желаний. Это была - программа, самая древняя, самая мощная на Земле. Ее реализация сопровождалась чувством удовлетворения. Так, в цирке, животным за выполненный трюк дают что-нибудь вкусненькое.
А еще, обзаведение ребенком, сулило множество различных выгод. На любой вкус.
Во-первых, это было гарантированное занятие на много лет вперед.
Во-вторых, отличное оправдание своей жизни. Человеку совсем не обязательно было становиться кем-то, достаточно было завести ребенка. Дешево, сердито и весьма одобряемо обществом.
В-третьих, на детей можно было возложить надежды и взвалить амбиции. Тогда ребенок становился чем-то вроде накопительного счета в банке, чтобы потом, когда сумма станет достаточной, иметь с нее проценты.
В-четвертых, на детях можно было всласть отыграться за все обиды, полученные от людей или судьбы, за крах иллюзий, за свою бестолковую, бессмысленную жизнь.
И, наконец, из ребенка можно было вылепить отличного партнера по одиночеству. Вроде деда с бабой, которые от скуки испекли себе Колобка, (по другой версии его звали - Снегурочка). Впрочем, финал в обоих случаях был печальный, потому что дети захотели жить своей жизнью.
Анины размышления о сказках довели ее до «Буратино». И немедленно эта веселая история в Анином воспаленном мозгу получила новое прочтение. Она увидела, что во всех ее знакомых семьях из детей старательно делают полено. Им обрезали корни, обрубали ветки - их выстругивали под себя. Личность ребенка должна была соответствовать вкусу заказчика, то есть иметь те формы, цвет и размер, которые были сочинены его родственниками.
А чтобы материал не доставлял особых хлопот, ему следовало, как можно раньше подрезать крылья, то есть искоренить всякое желание иметь собственные мысли и чувства. Эта операция считалась столь же нормальной, как, например, кастрация любимого кота, чтобы не кричал и не беспокоился по весне.
В каждой порядочной семье были авторские рецепты, как замариновать душу ребенка быстро и качественно. Критерии были известны: у правильно приготовленного ребенка в глазах не должно было теплиться даже искры интереса к чему-либо за границами, установленными его родными. Стоило этим искрам только мелькнуть в воздухе, как их немедля гасили. Не жестко и не впрямую. Обиняком. Здесь хорошо работали старые, добрые приемы - веселые, опускающие шуточки, перемежаемые ледяным молчанием и пренебрежительными интонациями.
Кричать на ребенка, тем более бить его считалось грубой работой. Это повсеместно осуждалось. Ценились действия более тонкие. Например, разговаривать с детьми надлежало только об учебе или здоровье. Сложные, противоречивые загадки бытия полагалось низводить до простых правил общежития, со специальной пометкой, где добро, а где зло. Что-то типа дорожных знаков. Или детской азбуки на кубиках, где нарисована буква и рядом картинка, начинающаяся на эту букву.
Откровенные разговоры следовало пресекать. Интерес к людям душить на корню. Самостоятельных поступков и решений не допускать. О проблемах вне школьного масштаба родители ничего не должны были знать - ведь это могло их встревожить. По негласным законам семьи на детей можно было тратить сколько угодно сил, времени и денег, главное, сохранять собственный душевный покой.
В общем, с одной стороны следовало держать ребенка на коротком поводке, с другой − на хорошей дистанции от себя.
Иногда особо усердным родителям удавалось переломать ребенку хребет, и он становился явно несчастным или откровенно беспомощным. Это не котировалось. Успехом в воспитании считалось, если ребенок функционировал, но только в заданном направлении. Никаких фрондерских штучек, типа: дайте мне точку опоры, и я переверну мир. Только смиренное: скажите, как надо жить, и я не буду переворачивать мир, я в нем устроюсь.
В этой сложной, кропотливой работе мамы, как правило, преуспевали больше остальных. Страшнее мам бывали только бабушки. Папы старались меньше - у них были свои радости.
Сделать ребенка удобным для использования, это действительно была большая работа. Значит, не зря о самоотверженном материнском труде слагали песни…
Отчего это - думала Аня - всем на свете выгодно считать, что женщины от природы наделены особой мудростью в воспитании?
Продолжение...
ЧАСТЬ XХY
Но самым страшным открытием Ани в этот период была свергнутая с пьедестала родительская любовь.
Аня привыкла, что слово «мама» следует произносить с благоговением. И всю жизнь она была уверена, что каждая мать своему ребенку желает только добра, и что дети появляются исключительно от любви и по страстному желанию.
С нынешней Аниной точки зрения, это была неправда. Детей заводили, потому что это был зов природы, требование социума и страх одиночества. Дети, это было единственное, где интересы природы, государства и собственные смыкались.
Возможно, далеко не все морально или материально были готовы иметь детей. Возможно, не все их сильно и хотели. Секрет был в том, что деторождение вовсе не являлось личным делом каждого, как могло показаться на первый взгляд. Оно было выше и больше собственных желаний. Это была - программа, самая древняя, самая мощная на Земле. Ее реализация сопровождалась чувством удовлетворения. Так, в цирке, животным за выполненный трюк дают что-нибудь вкусненькое.
А еще, обзаведение ребенком, сулило множество различных выгод. На любой вкус.
Во-первых, это было гарантированное занятие на много лет вперед.
Во-вторых, отличное оправдание своей жизни. Человеку совсем не обязательно было становиться кем-то, достаточно было завести ребенка. Дешево, сердито и весьма одобряемо обществом.
В-третьих, на детей можно было возложить надежды и взвалить амбиции. Тогда ребенок становился чем-то вроде накопительного счета в банке, чтобы потом, когда сумма станет достаточной, иметь с нее проценты.
В-четвертых, на детях можно было всласть отыграться за все обиды, полученные от людей или судьбы, за крах иллюзий, за свою бестолковую, бессмысленную жизнь.
И, наконец, из ребенка можно было вылепить отличного партнера по одиночеству. Вроде деда с бабой, которые от скуки испекли себе Колобка, (по другой версии его звали - Снегурочка). Впрочем, финал в обоих случаях был печальный, потому что дети захотели жить своей жизнью.
Анины размышления о сказках довели ее до «Буратино». И немедленно эта веселая история в Анином воспаленном мозгу получила новое прочтение. Она увидела, что во всех ее знакомых семьях из детей старательно делают полено. Им обрезали корни, обрубали ветки - их выстругивали под себя. Личность ребенка должна была соответствовать вкусу заказчика, то есть иметь те формы, цвет и размер, которые были сочинены его родственниками.
А чтобы материал не доставлял особых хлопот, ему следовало, как можно раньше подрезать крылья, то есть искоренить всякое желание иметь собственные мысли и чувства. Эта операция считалась столь же нормальной, как, например, кастрация любимого кота, чтобы не кричал и не беспокоился по весне.
В каждой порядочной семье были авторские рецепты, как замариновать душу ребенка быстро и качественно. Критерии были известны: у правильно приготовленного ребенка в глазах не должно было теплиться даже искры интереса к чему-либо за границами, установленными его родными. Стоило этим искрам только мелькнуть в воздухе, как их немедля гасили. Не жестко и не впрямую. Обиняком. Здесь хорошо работали старые, добрые приемы - веселые, опускающие шуточки, перемежаемые ледяным молчанием и пренебрежительными интонациями.
Кричать на ребенка, тем более бить его считалось грубой работой. Это повсеместно осуждалось. Ценились действия более тонкие. Например, разговаривать с детьми надлежало только об учебе или здоровье. Сложные, противоречивые загадки бытия полагалось низводить до простых правил общежития, со специальной пометкой, где добро, а где зло. Что-то типа дорожных знаков. Или детской азбуки на кубиках, где нарисована буква и рядом картинка, начинающаяся на эту букву.
Откровенные разговоры следовало пресекать. Интерес к людям душить на корню. Самостоятельных поступков и решений не допускать. О проблемах вне школьного масштаба родители ничего не должны были знать - ведь это могло их встревожить. По негласным законам семьи на детей можно было тратить сколько угодно сил, времени и денег, главное, сохранять собственный душевный покой.
В общем, с одной стороны следовало держать ребенка на коротком поводке, с другой − на хорошей дистанции от себя.
Иногда особо усердным родителям удавалось переломать ребенку хребет, и он становился явно несчастным или откровенно беспомощным. Это не котировалось. Успехом в воспитании считалось, если ребенок функционировал, но только в заданном направлении. Никаких фрондерских штучек, типа: дайте мне точку опоры, и я переверну мир. Только смиренное: скажите, как надо жить, и я не буду переворачивать мир, я в нем устроюсь.
В этой сложной, кропотливой работе мамы, как правило, преуспевали больше остальных. Страшнее мам бывали только бабушки. Папы старались меньше - у них были свои радости.
Сделать ребенка удобным для использования, это действительно была большая работа. Значит, не зря о самоотверженном материнском труде слагали песни…
Отчего это - думала Аня - всем на свете выгодно считать, что женщины от природы наделены особой мудростью в воспитании?
Продолжение...