Не то беда, что я давно не нужен вам, беда -- что вы мне тоже не нужны...
Месть - сладкая тема. Можно изобразить натуралистически, как в «Выжившем» с ДиКаприо, а можно вот так - изощреннее и тоньше. И неясно, что больнее. Том Форд задумал этот фильм, оттолкнувшишь от одной идеи: когда людям трудно общаться, они могут передать друг другу свои мысли и ощущения через литературу. Один написал книгу, другой прочитал. Но, как мне кажется, такое опосредственное общение уже означает, что люди стали совершенно чужими друг другу. Ведь общение это всегда попытка понять друг друга, понять, то есть сблизиться. Сделать шаг навстречу. А тут какое общение, просто желание выйти из своей боли, а то, мол, нечестно: для одного жизнь продоолжается, а другой застрял в прошлом. Боль не пускает, обиды. И единственный выход - отомстить.
А как лучше всего? Равносильной болью: сначала самому стать лучше, выучить языки, стать безупречным, поразить чем-то, воскресить уважение или по крайней мере интерес, а потом нанести такой же удар, от которого сам корчился все эти годы.
Только так не бывает, конец у фильма неправдоподобный. Ведь, поднявшишь над обидами и ситуацией, просто сам теряешь к этой ситуации интерес. И получается как в песне Щербакова, строчки из которой процитированы в начале.
И, вообще-то, более реалистично эта ситуация описана в другой песне Щербакова:
Сначала я, натурально, жил без всякого разуменья.
Затем подрос, но, будучи слеп, рассчитывал на чутье.
Потом однажды раздался звон, послышалось дуновенье
И вдруг открылись мои глаза. И я увидел ее.
Желанье чуда светилось в ней прожилкою голубою,
Но я еще не умел ни дать, ни вымолвить ничего...
Она была - то кристалл, то газ; а я представлял собою
Какое-то неизвестное химикам бурое вещество.
Потом я видел ее на перекрестках шумного града:
Клыки молодых людей то здесь, то там ее стерегли.
То здесь, то там движением каблучка, плеча или взгляда
Она приказывала клыкам не сметь - и те не могли.
Статистов, как мотыльком огонь, влекла ее пантомима,
Суля призы и казни - кому зазря, кому поделом.
Мой брат ступал по ее следам, страдая неутомимо...
Лишь я скучал в стороне. И все текло своим чередом.
Потом я выучил языки и сделался безупречен,
В ее расчеты сюрприз такой, скорей всего, не входил.
Поэтому стоило мне мелькнуть, как я уже был замечен:
Не то чтобы избран, но учтен во всяком случае был.
Итак, "великий слепой прозрел", дальнейшее - не загадка:
Безногий пошел плясать, лишенный слуха сел за рояль.
Она и я оказались вдруг единой частью порядка,
Сменить который не властны ни безумие, ни мораль.
В конце концов (не ведаю, кто из демонов научил нас),
Свершилось нечто - и навсегда сокрылось в царстве теней...
Уже два года минуло с той поры, как это случилось,
Но больше я ее не встречал. И мало слышал о ней.
Все так же, видимо, где-то она маячит и пропадает,
Вертя пространство перед собой, как пряха веретено.
Все так же брат мой ходит за ней вослед и так же страдает.
Но это мне, простите, уже два года как все равно.