Мокрая акварель
Рассказ про школьные дни.
Автор - adam_hlobus, перевод с белорусского мой.
После ужина на клетчатой клеёнке остались лежать жёлтые яблоки. Из Койданова в Минск их привёз мой двоюродный брат Анатоль. Он привёз целую сетку самых разных яблок, но теперь осталось только три, и все - жёлтые.
Мы сидели за прибранным столом и молчали, глядя на эти яблоки. Долго молчали. И вдруг Анатоль предложил:
- Давай я научу тебя писать акварелью по влажной бумаге. Неси краски, кисти, бумагу. Покажу, как писать по мокрому.
У меня было несколько листов плотной белой бумаги. Я берёг их для занятий в изостудии, но для Анатоля и такого листа не пожалел. То есть сначала пожалел, но потом преодолел собственную скупость и положил "хороший" лист на клеёнку. Анатоль налил на него воды из чашки, а потом разогнал эту воду ладонью и убрал её тряпочкой.
- Бумага должна быть влажной, а влага на ней - распределяться ровно. Запомни: никаких лужиц, - сказал он.
Большой кистью Анатоль нарисовал на листе три жёлтых яблока. Краска сразу немного расплылась.
- Расплывчатость краски придаст нашей акварели свежесть, которая останется навсегда. Бумага высохнет, а изображение всё равно останется свежим - таким, как будто оно всё ещё влажное, как будто его только что написали. Понимаешь? - Кузен глядел на меня своими голубыми глазами, как наставник.
- Понимаю. Понять-то легко, но у меня мастерства не хватит нарисовать яблоки так, как ты.
- Мастерство придёт. Ты работай каждый день, и оно обязательно придёт.
Под жёлтыми яблоками тем временем появились синие тени, и они приобрели объём.
- На этом пока остановимся, - сказал Анатоль и закрыл акварельный ящик.
На следующее утро я посмотрел на рисунок брата. Он действительно высох, но остался свежим. Создавалось ощущение, что бумага по-прежнему влажная. Я даже потрогал её рукой - точно ли высохла? Сухая!
Меня так впечатлил этот фокус, что я сам решил показать, как пишут акварель по мокрому, в школе. Знал, конечно, что ничего хорошего из намерения удивить одноклассников и учительницу не выйдет, но решил не отступать.
На урок рисования я принёс и другой такой лист бумаги, и кисти с красками, и поллитровую баночку с водой, и тряпочку, чтобы убирать лишнюю сырость.
Учительница Раиса Валерьевна поставила на столе натюрморт: глиняный кувшинчик и красное парафиновое яблоко. Пока она его готовила, я успел налить на бумагу воды, разогнать её и вытереть. На этом уроке я даже успел нарисовать красное яблоко. Оно, правда, сильно расплылось, но я надеялся, что тёмно-синяя тень под яблоком всё же придаст ему правильную форму и объём. Тень тоже поплыла... И тут ко мне подошла Раиса:
- Ты что тут делаешь?
- Пишу акварель по мокрому...
- Где твоя тетрадь для рисования?
- А зачем мне тетрадь? Смотрите, какой хороший лист бумаги я принёс!
- Я вам разве говорила листы приносить? Ты ученик четвёртого класса, ты должен приходить на занятия с тетрадью для рисования и цветными карандашами. Тетрадь ты не принёс, карандаши не принёс - значит, ты не готов к уроку. И я сейчас напишу в твоём дневнике, что ты не слушаешься учителя.
Мне вдруг сделалось стыдно - за жестокость учительницы, за то, что я не подготовился, за рисунок, который расплылся по бумаге и превратился в два больших пятна - розовое и голубое. И ещё стало стыдно за сильный запах серы из ушей. Раиса была очень привлекательной женщиной. Зеленоглазая полногрудая блондинка. Таких женщин снимают в кино. Такие женщины демонстрируют модную одежду. Им дарят огромные букеты цветов. Ими можно восхищаться бесконечно... до тех пор, пока не почувствуешь этот острый запах ушной серы. От Раисы так несло серой, что хотелось отвернуться. А я однажды с ней в лифте ехал - чуть не вырвало!..
- Раиса Валерьевна!
Это вдруг подал голос мой сосед по парте - Сергей Меншаков.
- Слушаю тебя, Меншаков.
- Раиса Валерьевна, вы не имеете права писать Володе в дневник, что он не готов к уроку. Он готов. Он вас слушается. Он принёс кисти и краски. Он хотел показать, как можно рисовать на мокрой бумаге.
- Меншаков, ты думаешь, ты умней учителя? Думаешь, что ты имеешь право мне советы давать? Ты, между прочим, сам цветные карандаши не принёс и простым рисуешь, так что я и тебе в дневник красными чернилами замечание напишу.
- Пишите! Пишите мне в дневник. Вы у всех дневники возьмите и всем по замечанию напишите. Пускай у каждого в нашем классе будет ваш мудрый совет, написанный яркими красными чернилами!..
- Сейчас же положи дневник мне на стол и выметайся за дверь. Постой там, может, тебе повезёт - директора встретишь!
Мне совсем не хотелось получать замечание в дневник. Не хотелось вечером выслушивать упрёки от мамы - а она меня точно отругает за такую гадкую запись. Не хотелось и заступаться за этого лупоглазого и болтливого Меншакова, - но я за него заступился:
- Раиса Валерьевна, вы несправедливо выгнали Сергея.
- Что, и ты просишься за дверь? Думаешь, ему там грустно? Ну ладно. Встал и вышел вон из класса!
Пришлось оставить мокрую бумагу на столе и выйти в коридор. Меншаков так обрадовался, что крепко-крепко обнял меня:
- Я всё слышал! Ну ты молоток! Настоящий друг!
Мы почувствовали гордость за себя. Мы расправили плечи, подняли подбородки и пошли на улицу. Был тёплый весенний день - на улице не замёрзнешь и без куртки. Мы подошли к окнам нашего класса.
- А давай мусорку под окно подставим, залезем на неё и поглядим, что делает Раиска - лицо как миска! - предложил Меншаков.
Чтобы догадаться, что делает злая Раиса, можно было и не тащить урну до окна. Но мы всё же подтащили и залезли. Раиса сидела за столом. Наши одноклассники знай себе рисовали кувшинчик с яблоком. Меншаков прислонился лицом к стеклу и принялся кривляться. В классе возникло весёлое оживление: Серёга был мастер строить смешные рожи с вытаращенными глазами и длиннющим острым языком. Я не отставал от него, растягивал мизинцами рот, а большими пальцами оттопыривал уши. Из-за двойной рамы не было слышно, как смеялся весь класс. И так же беззвучно ругалась на нас Раиса.
А вот голос директрисы мы услышали неожиданно, и был он очень громким:
- Ну-ка слезли с урны. Поставили её на место. И пошли за мной в кабинет.
Рыжеволосая директриса зацокала языком - она всегда начинала громко цокать, если сильно разозлится. За эту вредную привычку её и прозвали - Цокалка.
В кабинет директора школьники попадают нечасто. А я в тот раз оказался у Цокалки вообще впервые. Через просторную учительскую мы зашли в тёмное маленькое помещение. А я-то думал, что у такого большого начальника и кабинет должен быть большой и светлый. А тут всего одно окно, - да и то почти полностью закрыто тяжёлой вишнёвой шторой, - стол, шкаф и несколько кресел. Да ещё серый напольный сейф. Без него в этом кабинетике вообще не на что было бы посмотреть. Сейф мне понравился. Наверное, в него запросто можно посадить непослушного ученика, чтобы он там посидел без воздуха и подумал, что такое рожи корчить. И пока директриса ругалась да цокала языком, я так и думал про этого ученика в сейфе...
- Откуда такое нахальство и дикость? Учительница старается, а вы над ней издеваетесь! Она молодая женщина, а вы - два оболтуса, два хама, два... Скажу просто... Цок-цок-цок... Два дурака! Вам место в спецшколе! Не можете учиться в нормальной школе - поедете в специальную, с решётками, как в тюрьме. Там и надзиратели есть, и доктора - пускай они с вами разбираются! Всё вам ясно? Цок-цок-цок... Ещё раз повторится такое хамство, и вылетите из нашей школы. Поняли? Выматывайтесь из кабинета!
Когда мы выходили из учительской, зазвенел звонок. Уроки закончились. Пора было домой, но домой идти совсем не хотелось, так как в наших дневниках красовались многословные красные записи про плохое поведение на уроке рисования. Хорошо ещё, что в них не предлагалось нашим родителям прийти в школу к директрисе.
Мой листок с недорисованным натюрмортом высох и немного сморщился. Я положил его в ранец и сказал своему товарищу:
- Менш, давай на гору за троллейбусным кольцом сгоняем. Там есть высокий склон с жёлтым песком, с него прыгать можно - песок мягкий...
- Пойти пойду, а прыгать не буду. Не люблю, когда песок в ботинки попадает. Его потом вытряхиваешь, вытряхиваешь, а его всё равно меньше не становится!
Мы шли на гору через наш серый микрорайон и всю дорогу кривлялись. Мы опять строили рожи и дурными голосами пересказывали речь Цокалки.
- Отькудя такёе няхальсьтьво и дикость? - кривлялся я.
- Учительниття стяряеття, а ви нядь ней издивяетесь! - кривлялся Менш.
- Паетете фь сьпецшколу для дебилов!
- Сь ришотками!
- Сь рищётьками!
- Пусть сь вями дяктяря и сянитяри рязьбиряюття!
На горе мы остановились и замолчали.
Прыгать в песок я любил, как любил летать с горы на санках или лыжах. Мне вообще нравилось летать. Нравилось, когда летишь так, что захватывает дух и даже сердце останавливается.
- Ты как хочешь, а я прыгать точно не буду, - заныл Меншаков. - Что-то мне подсказывает, что сегодня прыгать не надо. День плохой. Чёрная полоса.
- Да не ной ты! Скажи просто: боюсь. Я тебя пойму. Давай я первым прыгну, а ты за мной. Я прыгну и ты прыгнешь - так из этой чёрной полосы и выскочим!
- Можешь прыгать и выскакивать сколько влезет, а я спущусь по тропинке, по которой поднимались, - Менш повернулся ко мне спиной и пошёл, а потом побежал по тропинке вниз.
Я разогнался, взмахнул руками и полетел... Пролетел немного - метра с два - и приземлился на мёрзлый, твёрдый, словно камень, песок. Левая нога подвернулась, хрустнула. Боль пронзила меня от пяток до макушки. В глазах потемнело, а потом из ни посыпались мелкие яркие звёздочки. С окаменевшего песка я кое-как переместился на покрытый асфальтом тротуар. Там попробовал подняться на ноги. Встал. Слава богу, нога не сломана, только подвёрнута.
Хромая, опираясь на плечо Меншакова, я доковылял до дома.
Ногу-то подворачивать не впервой, - знал, что и как с ней надо делать. У моей тёти Регины, жившей раньше у нас, был хронический вывих. От неё в аптечке остался эластичный бинт. Обмотав им ногу, я приложил к ней металлическую банку с помидорами из холодильника. Холод и покой должны были помочь. Помогли. Банку я продержал около ноги, наверно, час. Держал её до тех пор, пока не пришёл из своего художественного училища Анатоль.
- Что с ногой? - спросил он.
- Да так, чёрная полоса в жизни. С горы неудачно спрыгнул. Думал, там песок мягкий, а он твёрдый, как асфальт...
- Может, надо ногу доктору показать?
- Не надо, почти уже и не болит. Слушай, Толь, я сегодня в школе попробовал написать акварель по мокрому - ничего не получилось!
- Ну-ка покажи...
Я принёс на кухню портфель, достал из него сморщенный лист с расплывшимися пятнами.
- Что это?
- Красное яблоко, под ним синяя тень. Там рядом ещё глиняный кувшинчик стоял.
Анатоль аккуратно намочил и разгладил мою неудачную акварель. Потом напісал круглой кисточкой рыжее пятно света на глиняном кувшинчике и красное - на яблоке. На кувшине к свету была добавлена зеленоватая тень. Синяя тень дополнила красный свет на яблоке. Вокруг двух предметов Анатоль сделал спокойный серый фон, а под ними изобразил коричневую поверхность стола.
Эту сочную акварель с яблоком я подарил своему однокласснику - Сергею Меншакову.