Ошибка волка
Эли Бар-Яалом. ОШИБКА ВОЛКА
1
- А что это за книга - «Ошибка волка»? - спрашиваю я у Сёренсена чуть ли не на пороге. У меня на книги охотничий нюх.
- Я давно замечал, что шуточки у тебя сомнительные, но не до такой же степени! - хмыкает Сёренсен. И это странно. Мы с ним, кажется, сегодня утром только познакомились. «Давно замечал»? Хамство какое-то. Ладно, на ваше хамство - нашим хамством. Я без всякого позволения хватаю том в тёмно-зелёном переплёте и открываю.
- А что это за книга - «Ошибка волка»? - спрашиваю я у Сёренсена чуть ли не на пороге.
Стоп. Это, кажется, где-то было уже.
- Ты так шутишь, я уже понял, - хмыкнул Сёренсен. - Но это, действительно, не очень смешно.
- В каком смысле?
- Ты что, действительно не…? Ну ладно, давай открывай, всё равно уже запороли вечер.
Я с недоумением беру с полки толстый тёмно-зелёный том в суперобложке. «Ошибка волка», автор Quadranza (псевдоним?). Вместо названия издательства - QR-код. По виду - страниц семьсот, наверное. Сейчас узнаем, сколько в точности. Открываю.
- А что это за книга…? - спрашиваю я у Сёренсена чуть ли не на пороге… и спохватываюсь. И ловлю его понимающий взгляд.
- Потом, - одними губами шепчет он. - Если ты ещё чего-то не понял, поговорим. Где-нибудь в уголке. Окей?
Мимо нас пробегают дети - белокурые хозяйские Лив, Рикке и Расмус с какими-то гостями.Мимоходом отмечаю, что один из них, смуглый, в набедренной повязке, а другой - в явных доспехах, правда, каких-то нелепых. Книга на полке манит меня. Я её не беру.
- Осторожно, не наступи на него, - говорит мне Сёренсен.
На полу лежит зверюга. Собака? Стоп, это же кот. Рыжий, как мой Цап, только размером с… Батюшки, какая собака, какой кот - это же львёнок. Серьёзно, львёнок.
- Лео, - с гордостью восклицает Сёренсен. Зверь поднимает голову, услышав своё имя. - Пять месяцев, двадцать пять килограмм.
- Откуда он у вас?
- Из троянского королевского зоопарка, - спокойно объясняет Сёренсен. - Нео притащил Лео в подарок Лив. Поэтому мы его и назвали Лео, чтобы было созвучно с Нео. Ничего, - он понижает голос, - может, от волков защитит. Пригодится.
- Какой Нео? - я опять ничего не понимаю. Как сон какой-то. Может, я действительно сплю?
- Неоптолем, - отвечает хозяин. - Ты его видел, в доспехах. Сын Ахилла.
- Погоди, Оле, - останавливаю я его.
- Что?
Мне страшно задать вопрос. Ладно.
- Оле, какой сейчас год?
Сёренсен смеётся.
- А любой, - беспечно отвечает он. - Любой. Идём, я тебя с гостями познакомлю.
2
- А это Айрис, подруга жены, - продолжает знакомить меня Сёренсен. - Она писательница, как ты. Вам может быть интересно вместе… хотя она иногда теряет связь с реальностью. Правда, это и с тобой случается, как мы видели.
Он весь добродушный-добродушный. А ну как в самом деле я того-с? Теряю связь?
- Оле, по поводу этого… и насчёт книги…
- Погоди! Вот двух последних гостей представлю, ты наберёшь вкусностей со стола в тарелку - там и поговорим. А вот и они, гляди!
Два джентльмена: пухленький и худенький. Вокруг них стояла толпа. Все хохотали, а у них самих лица оставались совершенно серьёзными. И какими-то странными вдобавок. Бледными…
Мать честная. Они чёрно-белые. И я их знаю.
- Толстый и Тощий! - почти ору я. - Лорел и Харди!
- Тссс… - шипит Сёренсен. - Не дай Бог, они услышат. Если бы я заполучил к себе Лорела и Харди! Но эти пришли первыми, а вместе в одном доме эти парочки отказываются появляться. Это Эбботт и Костелло.
- Кто из них кто?
- Я и сам путаю… но нет, Костелло - который потолще.
И совсем шёпотом добавил:
- Кажется.
Между тем чёрно-белые гости развлекались вовсю.
- По-моему, десятый Доктор самый удачный, - провозгласил Эбботт.
- Кто? - тоненьким голоском протянул обширный Костелло.
- Да, - на полном серьёзе ответил Эбботт.
- Что «да»? - промямлил Костелло.
- Ты правильно понял. Доктор Кто.
- Откуда я знаю, кто этот твой доктор? Это же ты рассказываешь!
- Не кто, а телесериал так называется, английский. Понял?
- Да.
- Научно-фантастический. Понял?
- Да.
- И это у него название такое.
- Да.
- «Доктор Кто».
- Да откуда я знаю, кто этот твой доктор? Я вообще не смотрю сериалов!
Публика качалась от хохота, хотя, на мой взгляд, юмор был так себе. На занятиях в моей литстудии даже семиклассники без подготовки выдают намного лучше. Правда, они у меня одарённые.
- Тебе не смешно? - заботливо спросил Сёренсен.
- А… должно быть? - забеспокоился я.
- Ну как… - осторожно сказал он. - Я же тоже телевизор не смотрю. Но эта их беседа… это вся наша жизнь здесь, ты не находишь? Повторы…
- У нас повторы для того, чтобы лучше понять, - ответил я, хотя вовсе не был уверен, что что-то понимаю. - А они ничего не понимают.
Эбботт с Костелло между тем успели перескочить на актрису, которая, по мнению Эбботта, была лучшим кандидатом на роль Доктора. Актрису звали Айя, а Костелло всё время принимал это имя за вопрос «а я?» и пытался отвечать. Мне стало скучно.
- Это как в компьютерной игре, - попробовал я сформулировать. - Ты перегружаешься, чтобы пройти непроходимый участок квеста, а получается опять всё как по-старому.
- Я никогда не играл в компьютерные игры, - признался Сёренсен. - Сыну вот купил компьютер, а сам… Ну не разбираюсь я в этом, я жил при Христиане Седьмом… там. Не было их тогда.
3
- Господин мой, - кланяется Сёренсену смуглый мальчик в набедренной повязке.
- Что тебе, Чауфе? - спрашивает тот.
- Да будешь ты жив, невредим и здрав, о господин мой, и да хранят тебя боги Верхнего и Нижнего Египта! Хочу я, раб твой, раб жены и детей твоих, попросить тебя о милости великой.
- Ну ты даёшь, - улыбнулся Сёренсен. - О какой?
- Да будет известно тебе, о господин мой, что я родился рабом, и рос рабом, и трижды ещё ребёнком продавался в рабство, и всюду работал, не покладая рук, пока не разлучила меня воля богов с госпожою моею Саашенптах и не поместила сюда. Так вот, о господин мой…
Сёренсен очень терпеливо слушал. По-видимому, ему было не впервой.
- Так вот, о господин мой, негоже мне, рабу, прохлаждаться в безделии. Милость великую окажи мне и возложи на меня хоть какую работу, чтобы не казаться мне бесполезным в собственных глазах.
- Ты спрашивал у Лив? У Рикке?
- О господин! Они отвергли мою просьбу! «Отдыхай с нами, о Чауфе» - так сказала одна. «Поиграй с детёнышем льва, о Чауфе» - так промолвила вторая. И супруга ваша, да будет она жива, невредима и здрава, тоже…
- Хорошо, - прервал его Сёренсен. - На втором этаже, в нашей спальне, под кроватью, подарки. Принеси и раздай всем. Там написано, что кому. Читать умеешь?
- Благодарю тебя, как солнце и самого фараона, о милосердный господин мой! - обрадовался мальчик. - Так, по слову твоему, я и сделаю. И да, я умею читать и даже писать, ибо волею госпожи моей Саашенптах посещал занятия в писцовой школе, где учитель изволил колотить меня ежедневно, так что я хорошо усвоил грамоту!
Маленький египтянин убежал.
- Ты хотел меня о чём-то спросить? - понизив голос, спросил Сёренсен.
- Вот мы сейчас… это загробный мир?
Сёренсен задумался.
- Один мой знакомый так считает. Но вот беда - он и там считал то же самое! В самом деле, посмотри - вот ветчина. Ты пробовал ветчину?
- Я соблюдаю традиции. Мы, евреи, свинину не едим.
- В самом деле? Знавал я евреев, которые свинину поедали пуще моего, и нахваливали вдобавок. А что тебе можно? Попробуй! Это моя Карин готовила, ей будет приятно. И тебе будет приятно. Ну, давай!
Я попробовал миниатюрное пирожное. Вкус у него был совершенно потрясающий. И…
- Ой, Оле, - спохватился я. - Это просто сказочно вкусно, но у меня диабет, а тут сахара, как в…
- Вот тебе ответ, - величественно произнёс он. - У покойников диабета не бывает.
4
- Папа, - подошёл пухленький, под стать Костелло, красавчик Расмус. - Мы с Лео проверили. Всё чисто.
- Молодец, сынок, - похвалил Сёренсен.
- О чём это он?
- Можно жить, - пояснил Сёренсен. - Волков в доме нет.
- А что, они могли прокрасться?
- Да ты, что, не знаешь? Или притворяешься всё-таки?
Я как-то даже испугался.
- Оле, - сказал я наиболее проникновенным тоном. - Я не притворяюсь. Я впервые узнал про книгу… которая «Ошибка волка»… когда зашёл к тебе сегодня.
В глазах Сёренсена зажглись недобрые огоньки недоверия.
- Ну хорошо, - поправился я. - Это повторилось несколько раз. Но в целом я толком ещё ничего не знаю. Ни про волков, ни про их ошибку.
Мимо с довольным видом пробежал Чауфе, груженный цветными коробками с подарками.
- И дома у тебя этой книжки нет? У всех есть, а у тебя нет?
- Дома…
Мать честная. А есть ли у меня дом? Там точно был, я хорошо его помню - выщербленные ступеньки в сад, большие двери, мне всегда казалось, что дом велик на меня или я мал в сравнении с ним. Мама, которая не давала мне завести нормальную семью, даром что сама половину времени жила не в нашем доме, а у вечно больной бабушки, в её домике по ту сторону парка, заставленном дорогущей медицинской аппаратурой… Робот-пылесос. Книги. Пять компьютеров. Рыжий кот Цап.
Но где я живу - здесь? И что вообще такое - там?
- Я не знаю, Оле.
- Тогда ясно, - сочувственно пробормотал он и положил руку мне на плечо. - Просто трудно поверить почему-то. Ты такой… настоящий. А ведь на самом деле и я когда-то начинал в первый раз… Правда, этот первый раз тысячу раз переигран, поэтому я и сам толком не помню, какой был первый…
Публика в очередной раз грохнулась со смеху. Кажется, Эбботт и Костелло тоже получили свои подарки и устроили из их открывания комедию положений.
- Волки везде, - заявил Сёренсен. - На самом деле они не волки… то есть не те волки, которые были там. Там волки - это вроде собак диких, да? А здесь они главные. Кого хотят, того и… Что такое?
Громко плакала белокурая Лив.
- Почему мне платочек, а Расмусу компьютер? Почему?
- Ничего, - утешала её старшая сестра, восемнадцатилетняя Рикке. - Мне досталась авторучка.
- Но почему-у-у-у?
- Лив златокудрая, лик чей прекрасный способен подвигнуть
сто кораблей, или двести, на пересечение моря!
Всяк, воевавший у стен крепкобашенного Илиона,
знает, насколько коварным бывает даров подношенье!
Это вмешался Неоптолем. Что интересно, сами звуки его голоса подействовали на Лив лучше любой валерьянки. Но я всё-таки хотел восстановить справедливость.
- Что, неужели только из-за того, что он мальчик…?
- При чём здесь? - в голосе Сёренсена звучала обида. - Какая разница, мальчик, девочка… Просто Расмус - звёздный ребёнок. Ему полагается больше.
Несколько гостей услышали и согласно закивали.
- Ну и что? - спросил я. - Вдруг и они тоже - звёздные?
- Не дай Бог! - вскрикнул Сёренсен как ужаленный. - Да что ты говоришь?
- Звёздным завидовать детям немудро и немилосердно:
лишь подрастут, их нещадно родители в жертву приносят, - пояснил Неоптолем.
- Кому? - спросил я у пылающего гневом Сёренсена, хотя уже догадался, кому.
- Уходи, - сказал Сёренсен. - Уходи и не появляйся здесь больше.
Все гости смотрели на меня с упрёком. Я двинулся к выходу, но в последний момент схватил с полки книгу и открыл её.
- Здравствуй, Оле, - сказал я, входя в дом Сёренсена.
5
- Заходи, - несколько напряжённо поприветствовал меня Сёренсен. Из гостиной доносился шум - там собирались гости. Вечеринка только начиналась.
- Оле, я…
- Что?
- Я уже был у тебя? На этом вечере?
Он заколебался. Было видно, что он знает ответ, но не знает, как ответить.
- Нет, - вымолвил он, наконец. - Не был. Но… я помню.
- Извини, Оле, - растерянно проговорил я.
- Да не за что, - ответил он. - Ты же ничего не сделал… пока. Заходи, у нас интересно.
- Пожалуй, я лучше домой пойду… на всякий случай. Спасибо за приглашение.
- Как хочешь, - покачал головой Сёренсен. - Как хочешь. Одумаешься - приходи. Мы здесь.
- Спасибо, - заикающимся голосом произнёс я и повернулся. Меня ждал дом.
6
Дом действительно ждал меня: большой, как я его и помнил, но уютный, каким может быть только родной дом.
Как только я вошёл в прихожую, рыжий Цап прыгнул мне на руки, устроился поудобнее и заурчал.
- Вот и ты, сынок, - сказала мама. Она сидела на кухонной табуретке в пальто и надевала второй сапог.
- Куда ты, мам?
- К маме. В смысле, к бабушке.
- Мам, давай побудем вместе!
- А что вдруг? Обычно от тебя внимания не дождёшься!
- Мамочка, ну зря ты так. Мне сейчас очень одиноко.
- Мне всегда одиноко, так что, кому-то это что-то меняет? Сына, я не могу не идти сегодня, понимаешь?
Она с обречённым видом кивнула на кухонный стол. Там лежала уже знакомая мне книга. Quadranza, «Ошибка волка». Мой экземпляр…
- Я уже три раза прожила этот вечер. Сегодня она умирает, понимаешь? Может быть, я смогу что-нибудь изменить.
Я не был так сильно привязан к бабушке - она перестала узнавать меня, ещё когда я был подростком. (Как давно это было? Сколько мне лет?) Но мама…
- Тогда пойдём вместе.
- Нет, - заупрямилась мама. - Я пойду одна. К тебе гость пришёл.
- Кто?
- Твой ученик.
- Какой? Их больше ста.
- Ну, любимчик. Про которого ты всегда рассказываешь. Нимрод.
- Но…
- Я пойду одна. Не спорь.
Я вышел в сад, не выпуская урчащего на моих руках Цапа.
Ученик ждал на террасе под виноградной лозой.
Разумеется, это был не Нимрод, а Итамар. Но я люблю их обоих одинаково.
- Приветствую.
- Здравствуй, учитель.
- Что-нибудь новенькое принёс?
Стихи Итамар писал головокружительные. К чёрту то, что я написал сам - если от меня останутся только стихи Итамара с малюсенькой припиской, что он учился в моей литстудии, бессмертие мне обеспечено.
- Да не, учитель. Мне поговорить захотелось.
- Поговорить? - Я уселся справа от него. Камень террасы холодил мой многострадальный зад. - Ну, давай поговорим. О чём?
- Что ты думаешь… обо всём этом, учитель? Об этом мире?
7
- И ты туда же… - проворчал я. - Вначале я думал, что это загробный мир.
- Я тоже, - подскочил Итамар. - Но тогда я построил небольшую лабораторию и провёл несколько экспериментов. Физических, химических…
- Так-так?
- Я измерил ускорение свободного падения, - тараторил Итамар, - проверил закон Бойля-Мариотта…
- Ого! Я всегда знал, что ты способный, но…
- Да что там, учитель! Я уже спроектировал повторение эксперимента Майкельсона-Морли.
- Майкельсона… Помилуй, это ты у меня универсал, а я всё-таки гуманитарий… Какого Майкельсона?
- Постоянство скорости света, - терпеливо отбарабанил Итамар. - Доказательство отсутствия эфира. Я ещё не провёл эксперимент, но все чертежи готовы. В общем, во всех опытах, которые я проводил, этот мир вёл себя как совершенно материальный. Крайне маловероятно, что это может быть загробный мир.
- Ага. Тогда, может быть, это сон?
- Чей? - живо парировал Итамар.
Я задумался на пару секунд. Рыжий Цап подбадривал меня урчанием.
- Мой, - изрёк я.
Итамар почесал вихрастую голову.
- В смысле, как у Чжуан-цзы? - живо спросил он. - Ну так неважно, здесь или там, ты же помнишь, как это анализирует Декарт в «Размышлениях о первой философии»?
До чего же этот парень колоссален, думаю я. Это мне к нему в ученики проситься, а не наоборот. А если он спросит, читал ли я «Размышления о первой философии», честное слово, я кинусь открывать «Ошибку волка» и проживу этот день заново. Ну, и попробую избежать этого разговора. Просто от стыда.
Итамар не спрашивал меня, читал ли я Декарта. В его представлении Декарта читали все.
- И потом, - добавил он, - как я могу быть твоим сном, учитель, если я пришёл сюда из моего дома, потом пойду туда же, а, значит, займусь такими вещами, о которых ты понятия не имеешь?
Аргумент был откровенно слабеньким, и я, кажется, мог разбить его одним ударом. Но мне хотелось не этого.
- Хорошо, - согласился я. - Не сон. Тогда что же?
- О! - обрадовался Итамар. - Я как раз думал, когда, наконец, ты спросишь меня, какая у меня гипотеза. Мне кажется, что мы находимся в своеобразном мире платоновских идей.
- Почему?
- Потому что платоновские идеи материальных предметов ведут себя в точности согласно материальным законам! Поэтому нет ничего удивительного в том, что все эксперименты подтвердились! А вот платоновские идеи людей могут не зависеть от времени, во всяком случае, мне так кажется, поэтому мы можем переживать один и тот же день каждый раз по-новому, и встречаться с людьми из прошлого и…
- А волки? - спросил я.
Итамар сделал страшные глаза и приложил палец к губам.
- Что за жесты? - спросил я. - Я тебе про волков говорю: как они вписываются в эту карти…
- Не надо! Не надо про них, учитель! - медленно, слог за слогом, шептал Итамар.
- А что? - до меня дошло. - Итамар, ты тоже звёздный ребёнок, что ли?
За моей спиной что-то зашуршало. Я обернулся. Кусты шевелились.
Я услышал вскрик Итамара.
Я повернулся обратно.
Я встал. Я оглядел сад.
Его не было нигде.
Я вбежал в дом. Книга…
На кухне сидела мама и плакала.
- Не помогло, сынок. Её опять…
- Сердце?
- При чём тут сердце, сына… Они уничтожили её. И в те три раза тоже.
Её пальцы покоились на переплёте книги.
- Сейчас выплачусь, успокоюсь и… открою. Попробую по-другому, приду раньше. Может быть…
- Мамочка, я… я вернусь. Удачи тебе.
…Когда она откроет книгу там, без меня, и отправится проживать этот день заново, что же будет со мной?
8
…Я вбежал, запыхаясь, к Сёренсену.
- Почему мне платочек, а Расмусу компьютер? Почему?
- Лив златокудрая, лик чей прекрасный способен подвигнуть
сто кораблей, или двести, на пересечение моря!
Так. Они как раз дошли до этого момента. На этот раз я не буду задавать глупых вопросов про звёздных детей.
- Привет!
- О, вот и ты!
Хозяин подошёл ко мне, улыбаясь.
- Хорошо, что ты всё-таки пришёл.
Решиться было трудно, но… словом, я уже несколько раз не решался.
Эту сцену я проживал сейчас в шестой раз.
- Я по делу пришёл, Оле.
- Какое дело? У нас праздник. Подарки раздают! Тебе тоже достанется!
- Оле… и не только. Послушайте, пожалуйста. Я знаю, что говорить об этом не принято. Только что… волки взяли моего любимого ученика. И мою бабушку тоже. Я…
(Шёпот: ничего… так бывает, брат… все там будем…)
- Я думаю, что вместе мы можем попробовать понять, наконец, как устроен этот мир, почему волки правят нами и… как избавиться от их власти.
- Смело-с! - проговорила пожилая дама, будто сошедшая со старинного русского портрета. - Смело-с!
- И каким же образом? - спросил Костелло. Оказалось, что вне комической роли его голос вовсе не писклявый, а обычный, даже низковатый.
- Здесь есть представители всех эпох, верно? И той, которая для меня, например - далёкое будущее. Так?
- Допустим, - процедил мужчина со слегка заострёнными ушами и скошенными вверх по диагонали бровями.
- Значит, мы можем разыскать космический корабль, - задыхаясь, вещал я. - И подняться над Землёй. Мой ученик проводил эксперименты, здесь те же физические законы, что и там. Не может же быть, что волки правят и космосом тоже?
- А почему и нет? - спросила писательница Айрис.
- Да хотя бы потому, - ответил я, - что тогда их было бы так много, что они уничтожили бы нас всех и мы не могли бы сейчас разговаривать!
- Антропный принцип, - кивнула Рикке, старшая хозяйская дочь. Она была безумно красива, и это меня отвлекло на мгновение.
- У меня есть космический корабль, - бесстрастно сообщил мужчина с заострёнными ушами. - Он припаркован в поле, закрыт щитом-невидимкой. Двадцать третий век.
- Так почему же вы не…?
- Я пытался несколько раз. Они на страже. Они уничтожают всех, кого я набираю. Я открываю книгу в последний момент.
- Кстати, не самая плохая идея.
- Благодарю вас.
Я не успел даже поговорить с Итамаром о книге, огорчённо подумал я. Кто такой Quadranza? На чьей он стороне? Как вообще это работает.
- Может, мы попробуем вместе? Опять, на вашем корабле? Как вас зовут, извините?
- Вы можете называть меня «доктор Бенджамин», - холодно проговорил мужчина с заострёнными ушами. - Мою фамилию вы произнести не сможете. А корабль… профессор Эйнштейн говорил, что только безумец будет повторять одно и то же действие, ожидая других результатов.
- Это не Эйнштейн, - твёрдо сказала юная Рикке. Она говорила с доктором Бенджамином, но смотрела на меня.
Доктор Бенджамин поднял и без того задранную бровь.
- Я читала исследование. Это сказала женщина. Алкоголичка на излечении. На встрече «Анонимных алкоголиков» в тысяча девятьсот восемьдесят первом году. Поэтому её имя неизвестно. Но вы вечно какому-нибудь мужику всё норовите приписать… даже в двадцать третьем веке.
Доктор Бенджамин не сказал ничего, зато поднял и вторую бровь. Надо сделать ему одолжение, он это делал красиво.
Кажется, мы зашли в тупик. Ничего, откатим и проиграем в седьмой раз. Когда-нибудь должно получиться…
- Эй, вы… гости! Вы меня видите? Скажите, что вы меня видите!
То тонкий, как во время спектакля, то низкий, как вне его, голос Костелло метался по залу. А самого Костелло видно не было.
9
- Он сказал… что наделил меня… этим даром, - бормотал незримый Костелло. - Он сказал… они не заметят меня.
- Кто? - спросил Эбботт.
- «Кто» - это мой вопрос, - тоненьким голосом сказал Костелло. - Ты должен отвечать «доктор».
Кое-кто даже рассмеялся.
- Это был… тоже волк, - пролепетал Костелло. - Но… белый. Белый волк.
- Ты его видел? - спросил Сёренсен.
- Нет. Но он… белый. Я точно знаю. И он… сказал мне.
- Когда сказал? Что сказал?
- Он был здесь… только что… вы его не видели… он меня п-приободрял… утешал… Цитировал.
- Библию? - спросил Эбботт.
- Да нет. «Хотя страх и надежда противоположны, они уживаются вместе в одной душе»… Говорил, что это этот… ну, как его…
- Эйнштейн?
- Н-нет, при чём тут Эйнштейн… Он несколько раз повторил это имя, пока я не запомнил… Д-декарт.
Декарт…
- Вы говорили, что ваш корабль невидим, - обратился к доктору Бенджамину Сёренсен. - Волки его тоже не видят?
- Так точно, - кивнул доктор. - Всякий раз они обнаруживают его перед стартом, когда вся мощность уходит на двигатель и щит-невидимка выключается.
- Значит, Костелло они тоже не увидят?
Сёренсен явно перехватил инициативу. А у меня вертелась в голове шальная мысль.
- Предполагаю, что не увидят, - ответил доктор.
- В таком случае действительно можно использовать его как фактор неожиданности, тот, который вы искали, - заключил Сёренсен. - Например…
Я краем глаза увидел, как включаются в обсуждение стратегии писательница Айрис, юный Неоптолем, дама, похожая на русский портрет, Эбботт, ещё незнакомые мне люди. Чауфе радостно обносил их напитками и угощением, а над всем витал бесплотный голос Костелло. Но мне было не до этого.
- Рикке, - спросил я девушку.
- Да? - за один её взгляд в другое время я отдал бы миллион, если бы миллион у меня был.
- Звёздных детей приносят в жертву волкам?
- Ты знаешь, что да.
- И они их съедают?
- Нет, конечно, - мотнула головой Рикке. - Они съедают остальных.
- То есть… Когда они придут за Расмусом…
- Да. Но он уже не будет Расмусом. Он будет одним из них.
- Всегда?
- Я не слышала, чтобы было по-другому.
- А про белых волков ты слышала?
- Только сейчас, от Костелло. А что?
Я смотрел уже не на неё. Я оглядывал зал, пытаясь разглядеть таящегося где-то в тени белого волка.
Уникального волка, сохранившего в себе человеческую этику.
Пытаясь разглядеть…
…Итамара.
10
- Взлёт, капитан, - спокойно произнёс доктор Бенджамин. И корабль встряхнуло.
Одиннадцать раз мы переигрывали погрузку. Волки ловили нас то так, то этак, кромсали, калечили… На борту оказалось диковинное лучевое оружие, способное если не убить, то хотя бы оглушить волка. Были там и визоры - устройства, способные различить невидимого волка. Вот один из них, я надел его на глаза.
На этот, двенадцатый раз, ситуация была лучше… но ненамного. Погиб юный ахеец Неоптолем. Истаял съеденный хищником Эбботт. Пожертвовала собой писательница Айрис.
И.. хуже всего: погиб мой Сёренсен. А его сын Расмус, застрелив двух волков, направил оружие себе на голову, улыбнулся и со словами «сейчас замочу третьего» нажал на пусковую кнопку.
Но мы прорвались, и волков на корабле не было. И я…
Да. После смерти Сёренсена как-то получилось, что принимать решения выпало мне. В конце концов, изначальная идея была моей.
Так что капитан - это я.
И я принял решение не переигрывать заново.
Летим.
Десять тысяч метров. Пятьдесят. Сто тысяч. Двести. Корабль набирал скорость, уходя всё дальше и дальше от Земли. От этой Земли.
Рыжий кот Цап растянулся на пульте управления, будто всю жизнь только и делал, что летал на сверхсветовых кораблях. По счастью, в этот, двенадцатый, раз, я взял его с собой в рюкзаке, на счастье.
Маму - не взял.
Маму.
Не.
Взял.
- Костелло!
- Здесь, капитан… - раздался голос из пустоты. - Хотя лучше бы мне не быть нигде. Куда мне без Эбботта! Не мила мне без него жизнь, сами понимаете.
- Так… в визоре я вас не вижу.
- Неужели? А я думал, вы видели и мне взыскание делать собрались… Я чуть было всё не угробил.
- Объяснитесь, Костелло.
- Я подумал… как я один? Я ведь и там был с ним, и здесь… Одним словом, пошёл я против вашего указа, капитан. Открыл эту окаянную книжку.
- Когда?
- Да вот три минуты тому.
- И…?
- Не вышло ничегосеньки, капитан. Не действует книга на этой высоте, видать.
- Так… так…
Я оглянулся.
- Итамар! Если Костелло не видно в визоре, то не видно и тебя. Покажись.
- Я здесь, учитель.
Белёсое пятно передо мной на экране визора. Не то зверь, не то человек.
- Я уже не совсем Итамар… но и не совсем не Итамар. Но ты… можешь называть меня Итамаром. Кажется, мне приятно.
- Почему остальные волки стремятся нас уничтожить, а ты - нет?
Белый волк помедлил с ответом.
- Прикажи показать общий вид на главном экране.
- Хорошо. Доктор Бенджамин! Покажите общий вид. На этом… на главном экране.
Доктор переключил какие-то тумблеры. Взглянул на экран, как и все мы.
И застыл. Как все мы.
- Поразительно… - только и проговорил он.
11
- Но… где же земля?
В абсолютной черноте далеко под нами белела бесконечная тонкая лента. Не было ни звёзд, ни солнц, ни лун: только эта лента, на которой мерцали, постоянно меняясь, тёмные и светлые точки. Лента уходила далеко, в обе стороны, на необозримое расстояние, и где-то в одной из сторон на ней сиял нестерпимый, яркий свет.
- Что это, о господин мой? - воскликнул Чауфе. Но я не мог ответить.
- Машина Тьюринга, - задумчиво сказал доктор Бенджамин.
- Какая машина? - спросила Рикке. Это были первые её слова с момента смерти отца.
- Теоретическое построение начала двадцатого века. Бесконечная лента, по которой движется головка, умеющая считывать и записывать нули и единицы. Работает бесконечно быстро. Прообраз вычислительной машины. Построить её невозможно, существует только в воображении.
- Но вот же она.
- Да, - растерянно признал вечно невозмутимый доктор. - Учёные доказали, что она всемогуща. Любую задачу, которую вообще можно решить, можно решить с помощью машины Тьюринга. Она моделирует любой алгоритм.
- Что такое алгоритм? - подала голос Лив.
- Любой… процесс. Вообще всё.
Доктор Бенджамин не умел разговаривать с детьми, но старался, как мог.
- То есть мы живём в виртуальном мире? - спросил я.
- Очевидно, - сказал доктор.
- Я спрашиваю не вас, доктор Бенджамин. Итамар! Мы находимся в компьютерной модели реального мира?
- Нет, учитель. Реального мира вообще нет.
- Ты мне только недавно доказывал обратное.
- До того, как я стал волком. Теперь я вижу. Реальный мир - это работа машины Тьюринга. Все мы - цифровые модели.
- Как в фильме «Матрица»?
- Не совсем. Машину Тьюринга никто не создавал и создать не может. Она - простейшая конструкция… намного проще, чем элементарные частицы. Поэтому смоделировать самую простенькую вещь, которая для нас длится долю секунды, приходится за миллиарды шагов. Или за триллионы. Просто она работает очень давно и очень долго… хотя и трудно употребить слова «давно» и «долго» по отношению к тому, что действует за нулевое время.
- Реальный мир… это то «там», которое мы помним, так?
- Так.
- А мы тогда что такое?
- В том-то и дело, учитель. Мы - это отработанные участки ленты.
- Что?
- С вашего позволения, капитан, - включился доктор Бенджамин. - Машина Тьюринга - настолько простая вещь, что моделирование процессов при её помощи - дело крайне трудоёмкое. Данные могут переписываться на различные участки ленты множество раз, головка стремительно передвигается на миллиарды ячеек в ту или иную сторону…
- Настоящая Земля уже давно моделируется на очень, очень далёких участках ленты, - сказал белый волк Итамар. - Но множество информационных копий, которые использовались для вспомогательных вычислений, никуда не делись. И постепенно, как часто бывает, когда вместе оказывается неисчислимая информация… здесь завелись свои процессы. Вспомогательные головки. Периферийные вычисления без всякого смысла.
- Первичный бульон, - проговорила Рикке. - Начало жизни.
- Именно так, - подтвердил Итамар. - Но жизнь - это не вы. Вы - это бульон.
Меня бросило в холод. Я вообразил себе первые живые клетки, вырывающиеся из органического варева, кромсающие и поглощающие его, размножаясь…
- Жизнь - это волки, - прошептал я.
12
- Ты верно догадался, учитель, - раздался голос Итамара. - Мы… волки… это те самые информационные сгустки на дальних концах ленты, которые начали самоорганизовываться. Мы ищем наиболее перспективные человеческие модели и строим из них наши новые поколения.
- Звёздные дети, - вздохнула Рикке.
- Мы поглощаем и разлагаем другие модели, чтобы взять из них максимально конструктивное. Мы существуем давно, но мы только в самом начале развития. Когда-нибудь мы сможем оторваться от породившей нас ленты и отправиться в самостоятельный путь…
- Но ты - не такой, как все?
- Да. Я не единственный такой. Очень редко в новорожденном волке остаются представления о добре и зле, принадлежащие человеческому сырью, из которого этот волк создан. Так случилось со мной, поэтому мне нравится, когда ты называешь меня именем мальчика, из которого я сделан…
- А другие? Сколько вас?
- Не знаю. Думаю, что один из нас скрывался под именем Quadranza.
- И создал книгу?
- Да. Она же явно играет на руку людям больше, чем волкам. Кстати, я так и не понял пока, как она работает… зато этого и обычным волкам не разобрать.
- О господин, - склонился перед нами маленький египтянин. - Изволь ответить, почему сия книга зовётся «Ошибка волка»? Какая это ошибка?
- Я не знаю, что имел в виду автор, - помедлив, признался Итамар. - Но я думаю, что мы, белые волки, и есть ошибка.
- Вы - не ошибка, - сказал я. - Книга спасала нас. Ты нас спас.
- Но для эволюции нужно, чтобы все рвали всем глотки, - ответил белый волк. - Этика мешает эволюции. Представляешь себе выживание сильнейшего, если хищники и травоядные кланяются друг другу и соблюдают договор о ненападении?
- Ну да, этика-то развивается уже намного позже, и то она распространяется только на свою расу…
- Даже на своё племя, - сказала дама с русского портрета.
- А белые волки видят в вас… в бульоне… настоящих людей. И тормозят весь процесс эволюции волков. Навсегда.
- Ну и хрен с ними, - ответил я. - Пусть они никуда не эволюционируют, твари. Ты вот всё равно вырвался с нами в космос, верно?
- Наверное. Но я один, и я не знаю, что станет со мной, если мы отдалимся от ленты. Я не знаю, что станет с вами, если мы отдалимся от ленты. Я… даже не знаю, эту ли ошибку имел в виду Quadranza…
- Это как раз легко узнать, - равнодушно сказала Рикке.
Мы посмотрели на неё.
- Когда мы открывали книгу, мы не успевали прочесть ничего, потому что нас сразу переносило во времени. Но Костелло сказал, что здесь это не работает. Хотите знать, в чём ошибка волка - откройте книгу и почитайте её. Для этого книги и существуют.
- Блестяще! - воскликнул белый волк с интонациями прежнего Итамара. - Давай прочтём?
- Без меня, - пожала плечами Рикке. - У меня погиб папа… и брат тоже. Мне вообще больше не хочется видеть этот мир.
- У меня там мама, - сказал я.
- Мама - это святое, - согласилась Карин, вдова Сёренсена. - Хотите вернуться, капитан?
Я помолчал.
Мама.
- Когда-нибудь… - произнёс я, - когда-нибудь я вернусь. И тогда книга опять заработает… я открою книгу и вернусь в этот самый день. И я… заберу маму с собой. Она даже не… не узнает, что я отсутствовал.
Моя команда молча глядела на меня.
- До тех пор… До тех пор я буду каждое утро смотреть в зеркало и видеть в нём человека, который оставил позади… свою одинокую мать. Которая на самом деле цифровая модель на ленте… но всё равно мать.
- Мы находимся над временем, учитель, - сказал Итамар. - Твоя мама никуда не ушла. Может быть, она ещё не родилась.
- И всё же…
Моя команда ждала.
- Давайте… давайте посмотрим, что там, вдалеке. Посмотрим, можем ли мы существовать как можно дальше от всего этого… от этой ленты, от этой машины, от всей этой нелепицы. Вы со мной?
- Да, - ответили мне все: женщины, мужчины, мальчики, девочки, лев, рыжий кот и белый волк.
- Доктор Бенджамин?
- Слушаю, капитан.
- Полный… полный вперёд!
19 декабря 2020
1
- А что это за книга - «Ошибка волка»? - спрашиваю я у Сёренсена чуть ли не на пороге. У меня на книги охотничий нюх.
- Я давно замечал, что шуточки у тебя сомнительные, но не до такой же степени! - хмыкает Сёренсен. И это странно. Мы с ним, кажется, сегодня утром только познакомились. «Давно замечал»? Хамство какое-то. Ладно, на ваше хамство - нашим хамством. Я без всякого позволения хватаю том в тёмно-зелёном переплёте и открываю.
- А что это за книга - «Ошибка волка»? - спрашиваю я у Сёренсена чуть ли не на пороге.
Стоп. Это, кажется, где-то было уже.
- Ты так шутишь, я уже понял, - хмыкнул Сёренсен. - Но это, действительно, не очень смешно.
- В каком смысле?
- Ты что, действительно не…? Ну ладно, давай открывай, всё равно уже запороли вечер.
Я с недоумением беру с полки толстый тёмно-зелёный том в суперобложке. «Ошибка волка», автор Quadranza (псевдоним?). Вместо названия издательства - QR-код. По виду - страниц семьсот, наверное. Сейчас узнаем, сколько в точности. Открываю.
- А что это за книга…? - спрашиваю я у Сёренсена чуть ли не на пороге… и спохватываюсь. И ловлю его понимающий взгляд.
- Потом, - одними губами шепчет он. - Если ты ещё чего-то не понял, поговорим. Где-нибудь в уголке. Окей?
Мимо нас пробегают дети - белокурые хозяйские Лив, Рикке и Расмус с какими-то гостями.Мимоходом отмечаю, что один из них, смуглый, в набедренной повязке, а другой - в явных доспехах, правда, каких-то нелепых. Книга на полке манит меня. Я её не беру.
- Осторожно, не наступи на него, - говорит мне Сёренсен.
На полу лежит зверюга. Собака? Стоп, это же кот. Рыжий, как мой Цап, только размером с… Батюшки, какая собака, какой кот - это же львёнок. Серьёзно, львёнок.
- Лео, - с гордостью восклицает Сёренсен. Зверь поднимает голову, услышав своё имя. - Пять месяцев, двадцать пять килограмм.
- Откуда он у вас?
- Из троянского королевского зоопарка, - спокойно объясняет Сёренсен. - Нео притащил Лео в подарок Лив. Поэтому мы его и назвали Лео, чтобы было созвучно с Нео. Ничего, - он понижает голос, - может, от волков защитит. Пригодится.
- Какой Нео? - я опять ничего не понимаю. Как сон какой-то. Может, я действительно сплю?
- Неоптолем, - отвечает хозяин. - Ты его видел, в доспехах. Сын Ахилла.
- Погоди, Оле, - останавливаю я его.
- Что?
Мне страшно задать вопрос. Ладно.
- Оле, какой сейчас год?
Сёренсен смеётся.
- А любой, - беспечно отвечает он. - Любой. Идём, я тебя с гостями познакомлю.
2
- А это Айрис, подруга жены, - продолжает знакомить меня Сёренсен. - Она писательница, как ты. Вам может быть интересно вместе… хотя она иногда теряет связь с реальностью. Правда, это и с тобой случается, как мы видели.
Он весь добродушный-добродушный. А ну как в самом деле я того-с? Теряю связь?
- Оле, по поводу этого… и насчёт книги…
- Погоди! Вот двух последних гостей представлю, ты наберёшь вкусностей со стола в тарелку - там и поговорим. А вот и они, гляди!
Два джентльмена: пухленький и худенький. Вокруг них стояла толпа. Все хохотали, а у них самих лица оставались совершенно серьёзными. И какими-то странными вдобавок. Бледными…
Мать честная. Они чёрно-белые. И я их знаю.
- Толстый и Тощий! - почти ору я. - Лорел и Харди!
- Тссс… - шипит Сёренсен. - Не дай Бог, они услышат. Если бы я заполучил к себе Лорела и Харди! Но эти пришли первыми, а вместе в одном доме эти парочки отказываются появляться. Это Эбботт и Костелло.
- Кто из них кто?
- Я и сам путаю… но нет, Костелло - который потолще.
И совсем шёпотом добавил:
- Кажется.
Между тем чёрно-белые гости развлекались вовсю.
- По-моему, десятый Доктор самый удачный, - провозгласил Эбботт.
- Кто? - тоненьким голоском протянул обширный Костелло.
- Да, - на полном серьёзе ответил Эбботт.
- Что «да»? - промямлил Костелло.
- Ты правильно понял. Доктор Кто.
- Откуда я знаю, кто этот твой доктор? Это же ты рассказываешь!
- Не кто, а телесериал так называется, английский. Понял?
- Да.
- Научно-фантастический. Понял?
- Да.
- И это у него название такое.
- Да.
- «Доктор Кто».
- Да откуда я знаю, кто этот твой доктор? Я вообще не смотрю сериалов!
Публика качалась от хохота, хотя, на мой взгляд, юмор был так себе. На занятиях в моей литстудии даже семиклассники без подготовки выдают намного лучше. Правда, они у меня одарённые.
- Тебе не смешно? - заботливо спросил Сёренсен.
- А… должно быть? - забеспокоился я.
- Ну как… - осторожно сказал он. - Я же тоже телевизор не смотрю. Но эта их беседа… это вся наша жизнь здесь, ты не находишь? Повторы…
- У нас повторы для того, чтобы лучше понять, - ответил я, хотя вовсе не был уверен, что что-то понимаю. - А они ничего не понимают.
Эбботт с Костелло между тем успели перескочить на актрису, которая, по мнению Эбботта, была лучшим кандидатом на роль Доктора. Актрису звали Айя, а Костелло всё время принимал это имя за вопрос «а я?» и пытался отвечать. Мне стало скучно.
- Это как в компьютерной игре, - попробовал я сформулировать. - Ты перегружаешься, чтобы пройти непроходимый участок квеста, а получается опять всё как по-старому.
- Я никогда не играл в компьютерные игры, - признался Сёренсен. - Сыну вот купил компьютер, а сам… Ну не разбираюсь я в этом, я жил при Христиане Седьмом… там. Не было их тогда.
3
- Господин мой, - кланяется Сёренсену смуглый мальчик в набедренной повязке.
- Что тебе, Чауфе? - спрашивает тот.
- Да будешь ты жив, невредим и здрав, о господин мой, и да хранят тебя боги Верхнего и Нижнего Египта! Хочу я, раб твой, раб жены и детей твоих, попросить тебя о милости великой.
- Ну ты даёшь, - улыбнулся Сёренсен. - О какой?
- Да будет известно тебе, о господин мой, что я родился рабом, и рос рабом, и трижды ещё ребёнком продавался в рабство, и всюду работал, не покладая рук, пока не разлучила меня воля богов с госпожою моею Саашенптах и не поместила сюда. Так вот, о господин мой…
Сёренсен очень терпеливо слушал. По-видимому, ему было не впервой.
- Так вот, о господин мой, негоже мне, рабу, прохлаждаться в безделии. Милость великую окажи мне и возложи на меня хоть какую работу, чтобы не казаться мне бесполезным в собственных глазах.
- Ты спрашивал у Лив? У Рикке?
- О господин! Они отвергли мою просьбу! «Отдыхай с нами, о Чауфе» - так сказала одна. «Поиграй с детёнышем льва, о Чауфе» - так промолвила вторая. И супруга ваша, да будет она жива, невредима и здрава, тоже…
- Хорошо, - прервал его Сёренсен. - На втором этаже, в нашей спальне, под кроватью, подарки. Принеси и раздай всем. Там написано, что кому. Читать умеешь?
- Благодарю тебя, как солнце и самого фараона, о милосердный господин мой! - обрадовался мальчик. - Так, по слову твоему, я и сделаю. И да, я умею читать и даже писать, ибо волею госпожи моей Саашенптах посещал занятия в писцовой школе, где учитель изволил колотить меня ежедневно, так что я хорошо усвоил грамоту!
Маленький египтянин убежал.
- Ты хотел меня о чём-то спросить? - понизив голос, спросил Сёренсен.
- Вот мы сейчас… это загробный мир?
Сёренсен задумался.
- Один мой знакомый так считает. Но вот беда - он и там считал то же самое! В самом деле, посмотри - вот ветчина. Ты пробовал ветчину?
- Я соблюдаю традиции. Мы, евреи, свинину не едим.
- В самом деле? Знавал я евреев, которые свинину поедали пуще моего, и нахваливали вдобавок. А что тебе можно? Попробуй! Это моя Карин готовила, ей будет приятно. И тебе будет приятно. Ну, давай!
Я попробовал миниатюрное пирожное. Вкус у него был совершенно потрясающий. И…
- Ой, Оле, - спохватился я. - Это просто сказочно вкусно, но у меня диабет, а тут сахара, как в…
- Вот тебе ответ, - величественно произнёс он. - У покойников диабета не бывает.
4
- Папа, - подошёл пухленький, под стать Костелло, красавчик Расмус. - Мы с Лео проверили. Всё чисто.
- Молодец, сынок, - похвалил Сёренсен.
- О чём это он?
- Можно жить, - пояснил Сёренсен. - Волков в доме нет.
- А что, они могли прокрасться?
- Да ты, что, не знаешь? Или притворяешься всё-таки?
Я как-то даже испугался.
- Оле, - сказал я наиболее проникновенным тоном. - Я не притворяюсь. Я впервые узнал про книгу… которая «Ошибка волка»… когда зашёл к тебе сегодня.
В глазах Сёренсена зажглись недобрые огоньки недоверия.
- Ну хорошо, - поправился я. - Это повторилось несколько раз. Но в целом я толком ещё ничего не знаю. Ни про волков, ни про их ошибку.
Мимо с довольным видом пробежал Чауфе, груженный цветными коробками с подарками.
- И дома у тебя этой книжки нет? У всех есть, а у тебя нет?
- Дома…
Мать честная. А есть ли у меня дом? Там точно был, я хорошо его помню - выщербленные ступеньки в сад, большие двери, мне всегда казалось, что дом велик на меня или я мал в сравнении с ним. Мама, которая не давала мне завести нормальную семью, даром что сама половину времени жила не в нашем доме, а у вечно больной бабушки, в её домике по ту сторону парка, заставленном дорогущей медицинской аппаратурой… Робот-пылесос. Книги. Пять компьютеров. Рыжий кот Цап.
Но где я живу - здесь? И что вообще такое - там?
- Я не знаю, Оле.
- Тогда ясно, - сочувственно пробормотал он и положил руку мне на плечо. - Просто трудно поверить почему-то. Ты такой… настоящий. А ведь на самом деле и я когда-то начинал в первый раз… Правда, этот первый раз тысячу раз переигран, поэтому я и сам толком не помню, какой был первый…
Публика в очередной раз грохнулась со смеху. Кажется, Эбботт и Костелло тоже получили свои подарки и устроили из их открывания комедию положений.
- Волки везде, - заявил Сёренсен. - На самом деле они не волки… то есть не те волки, которые были там. Там волки - это вроде собак диких, да? А здесь они главные. Кого хотят, того и… Что такое?
Громко плакала белокурая Лив.
- Почему мне платочек, а Расмусу компьютер? Почему?
- Ничего, - утешала её старшая сестра, восемнадцатилетняя Рикке. - Мне досталась авторучка.
- Но почему-у-у-у?
- Лив златокудрая, лик чей прекрасный способен подвигнуть
сто кораблей, или двести, на пересечение моря!
Всяк, воевавший у стен крепкобашенного Илиона,
знает, насколько коварным бывает даров подношенье!
Это вмешался Неоптолем. Что интересно, сами звуки его голоса подействовали на Лив лучше любой валерьянки. Но я всё-таки хотел восстановить справедливость.
- Что, неужели только из-за того, что он мальчик…?
- При чём здесь? - в голосе Сёренсена звучала обида. - Какая разница, мальчик, девочка… Просто Расмус - звёздный ребёнок. Ему полагается больше.
Несколько гостей услышали и согласно закивали.
- Ну и что? - спросил я. - Вдруг и они тоже - звёздные?
- Не дай Бог! - вскрикнул Сёренсен как ужаленный. - Да что ты говоришь?
- Звёздным завидовать детям немудро и немилосердно:
лишь подрастут, их нещадно родители в жертву приносят, - пояснил Неоптолем.
- Кому? - спросил я у пылающего гневом Сёренсена, хотя уже догадался, кому.
- Уходи, - сказал Сёренсен. - Уходи и не появляйся здесь больше.
Все гости смотрели на меня с упрёком. Я двинулся к выходу, но в последний момент схватил с полки книгу и открыл её.
- Здравствуй, Оле, - сказал я, входя в дом Сёренсена.
5
- Заходи, - несколько напряжённо поприветствовал меня Сёренсен. Из гостиной доносился шум - там собирались гости. Вечеринка только начиналась.
- Оле, я…
- Что?
- Я уже был у тебя? На этом вечере?
Он заколебался. Было видно, что он знает ответ, но не знает, как ответить.
- Нет, - вымолвил он, наконец. - Не был. Но… я помню.
- Извини, Оле, - растерянно проговорил я.
- Да не за что, - ответил он. - Ты же ничего не сделал… пока. Заходи, у нас интересно.
- Пожалуй, я лучше домой пойду… на всякий случай. Спасибо за приглашение.
- Как хочешь, - покачал головой Сёренсен. - Как хочешь. Одумаешься - приходи. Мы здесь.
- Спасибо, - заикающимся голосом произнёс я и повернулся. Меня ждал дом.
6
Дом действительно ждал меня: большой, как я его и помнил, но уютный, каким может быть только родной дом.
Как только я вошёл в прихожую, рыжий Цап прыгнул мне на руки, устроился поудобнее и заурчал.
- Вот и ты, сынок, - сказала мама. Она сидела на кухонной табуретке в пальто и надевала второй сапог.
- Куда ты, мам?
- К маме. В смысле, к бабушке.
- Мам, давай побудем вместе!
- А что вдруг? Обычно от тебя внимания не дождёшься!
- Мамочка, ну зря ты так. Мне сейчас очень одиноко.
- Мне всегда одиноко, так что, кому-то это что-то меняет? Сына, я не могу не идти сегодня, понимаешь?
Она с обречённым видом кивнула на кухонный стол. Там лежала уже знакомая мне книга. Quadranza, «Ошибка волка». Мой экземпляр…
- Я уже три раза прожила этот вечер. Сегодня она умирает, понимаешь? Может быть, я смогу что-нибудь изменить.
Я не был так сильно привязан к бабушке - она перестала узнавать меня, ещё когда я был подростком. (Как давно это было? Сколько мне лет?) Но мама…
- Тогда пойдём вместе.
- Нет, - заупрямилась мама. - Я пойду одна. К тебе гость пришёл.
- Кто?
- Твой ученик.
- Какой? Их больше ста.
- Ну, любимчик. Про которого ты всегда рассказываешь. Нимрод.
- Но…
- Я пойду одна. Не спорь.
Я вышел в сад, не выпуская урчащего на моих руках Цапа.
Ученик ждал на террасе под виноградной лозой.
Разумеется, это был не Нимрод, а Итамар. Но я люблю их обоих одинаково.
- Приветствую.
- Здравствуй, учитель.
- Что-нибудь новенькое принёс?
Стихи Итамар писал головокружительные. К чёрту то, что я написал сам - если от меня останутся только стихи Итамара с малюсенькой припиской, что он учился в моей литстудии, бессмертие мне обеспечено.
- Да не, учитель. Мне поговорить захотелось.
- Поговорить? - Я уселся справа от него. Камень террасы холодил мой многострадальный зад. - Ну, давай поговорим. О чём?
- Что ты думаешь… обо всём этом, учитель? Об этом мире?
7
- И ты туда же… - проворчал я. - Вначале я думал, что это загробный мир.
- Я тоже, - подскочил Итамар. - Но тогда я построил небольшую лабораторию и провёл несколько экспериментов. Физических, химических…
- Так-так?
- Я измерил ускорение свободного падения, - тараторил Итамар, - проверил закон Бойля-Мариотта…
- Ого! Я всегда знал, что ты способный, но…
- Да что там, учитель! Я уже спроектировал повторение эксперимента Майкельсона-Морли.
- Майкельсона… Помилуй, это ты у меня универсал, а я всё-таки гуманитарий… Какого Майкельсона?
- Постоянство скорости света, - терпеливо отбарабанил Итамар. - Доказательство отсутствия эфира. Я ещё не провёл эксперимент, но все чертежи готовы. В общем, во всех опытах, которые я проводил, этот мир вёл себя как совершенно материальный. Крайне маловероятно, что это может быть загробный мир.
- Ага. Тогда, может быть, это сон?
- Чей? - живо парировал Итамар.
Я задумался на пару секунд. Рыжий Цап подбадривал меня урчанием.
- Мой, - изрёк я.
Итамар почесал вихрастую голову.
- В смысле, как у Чжуан-цзы? - живо спросил он. - Ну так неважно, здесь или там, ты же помнишь, как это анализирует Декарт в «Размышлениях о первой философии»?
До чего же этот парень колоссален, думаю я. Это мне к нему в ученики проситься, а не наоборот. А если он спросит, читал ли я «Размышления о первой философии», честное слово, я кинусь открывать «Ошибку волка» и проживу этот день заново. Ну, и попробую избежать этого разговора. Просто от стыда.
Итамар не спрашивал меня, читал ли я Декарта. В его представлении Декарта читали все.
- И потом, - добавил он, - как я могу быть твоим сном, учитель, если я пришёл сюда из моего дома, потом пойду туда же, а, значит, займусь такими вещами, о которых ты понятия не имеешь?
Аргумент был откровенно слабеньким, и я, кажется, мог разбить его одним ударом. Но мне хотелось не этого.
- Хорошо, - согласился я. - Не сон. Тогда что же?
- О! - обрадовался Итамар. - Я как раз думал, когда, наконец, ты спросишь меня, какая у меня гипотеза. Мне кажется, что мы находимся в своеобразном мире платоновских идей.
- Почему?
- Потому что платоновские идеи материальных предметов ведут себя в точности согласно материальным законам! Поэтому нет ничего удивительного в том, что все эксперименты подтвердились! А вот платоновские идеи людей могут не зависеть от времени, во всяком случае, мне так кажется, поэтому мы можем переживать один и тот же день каждый раз по-новому, и встречаться с людьми из прошлого и…
- А волки? - спросил я.
Итамар сделал страшные глаза и приложил палец к губам.
- Что за жесты? - спросил я. - Я тебе про волков говорю: как они вписываются в эту карти…
- Не надо! Не надо про них, учитель! - медленно, слог за слогом, шептал Итамар.
- А что? - до меня дошло. - Итамар, ты тоже звёздный ребёнок, что ли?
За моей спиной что-то зашуршало. Я обернулся. Кусты шевелились.
Я услышал вскрик Итамара.
Я повернулся обратно.
Я встал. Я оглядел сад.
Его не было нигде.
Я вбежал в дом. Книга…
На кухне сидела мама и плакала.
- Не помогло, сынок. Её опять…
- Сердце?
- При чём тут сердце, сына… Они уничтожили её. И в те три раза тоже.
Её пальцы покоились на переплёте книги.
- Сейчас выплачусь, успокоюсь и… открою. Попробую по-другому, приду раньше. Может быть…
- Мамочка, я… я вернусь. Удачи тебе.
…Когда она откроет книгу там, без меня, и отправится проживать этот день заново, что же будет со мной?
8
…Я вбежал, запыхаясь, к Сёренсену.
- Почему мне платочек, а Расмусу компьютер? Почему?
- Лив златокудрая, лик чей прекрасный способен подвигнуть
сто кораблей, или двести, на пересечение моря!
Так. Они как раз дошли до этого момента. На этот раз я не буду задавать глупых вопросов про звёздных детей.
- Привет!
- О, вот и ты!
Хозяин подошёл ко мне, улыбаясь.
- Хорошо, что ты всё-таки пришёл.
Решиться было трудно, но… словом, я уже несколько раз не решался.
Эту сцену я проживал сейчас в шестой раз.
- Я по делу пришёл, Оле.
- Какое дело? У нас праздник. Подарки раздают! Тебе тоже достанется!
- Оле… и не только. Послушайте, пожалуйста. Я знаю, что говорить об этом не принято. Только что… волки взяли моего любимого ученика. И мою бабушку тоже. Я…
(Шёпот: ничего… так бывает, брат… все там будем…)
- Я думаю, что вместе мы можем попробовать понять, наконец, как устроен этот мир, почему волки правят нами и… как избавиться от их власти.
- Смело-с! - проговорила пожилая дама, будто сошедшая со старинного русского портрета. - Смело-с!
- И каким же образом? - спросил Костелло. Оказалось, что вне комической роли его голос вовсе не писклявый, а обычный, даже низковатый.
- Здесь есть представители всех эпох, верно? И той, которая для меня, например - далёкое будущее. Так?
- Допустим, - процедил мужчина со слегка заострёнными ушами и скошенными вверх по диагонали бровями.
- Значит, мы можем разыскать космический корабль, - задыхаясь, вещал я. - И подняться над Землёй. Мой ученик проводил эксперименты, здесь те же физические законы, что и там. Не может же быть, что волки правят и космосом тоже?
- А почему и нет? - спросила писательница Айрис.
- Да хотя бы потому, - ответил я, - что тогда их было бы так много, что они уничтожили бы нас всех и мы не могли бы сейчас разговаривать!
- Антропный принцип, - кивнула Рикке, старшая хозяйская дочь. Она была безумно красива, и это меня отвлекло на мгновение.
- У меня есть космический корабль, - бесстрастно сообщил мужчина с заострёнными ушами. - Он припаркован в поле, закрыт щитом-невидимкой. Двадцать третий век.
- Так почему же вы не…?
- Я пытался несколько раз. Они на страже. Они уничтожают всех, кого я набираю. Я открываю книгу в последний момент.
- Кстати, не самая плохая идея.
- Благодарю вас.
Я не успел даже поговорить с Итамаром о книге, огорчённо подумал я. Кто такой Quadranza? На чьей он стороне? Как вообще это работает.
- Может, мы попробуем вместе? Опять, на вашем корабле? Как вас зовут, извините?
- Вы можете называть меня «доктор Бенджамин», - холодно проговорил мужчина с заострёнными ушами. - Мою фамилию вы произнести не сможете. А корабль… профессор Эйнштейн говорил, что только безумец будет повторять одно и то же действие, ожидая других результатов.
- Это не Эйнштейн, - твёрдо сказала юная Рикке. Она говорила с доктором Бенджамином, но смотрела на меня.
Доктор Бенджамин поднял и без того задранную бровь.
- Я читала исследование. Это сказала женщина. Алкоголичка на излечении. На встрече «Анонимных алкоголиков» в тысяча девятьсот восемьдесят первом году. Поэтому её имя неизвестно. Но вы вечно какому-нибудь мужику всё норовите приписать… даже в двадцать третьем веке.
Доктор Бенджамин не сказал ничего, зато поднял и вторую бровь. Надо сделать ему одолжение, он это делал красиво.
Кажется, мы зашли в тупик. Ничего, откатим и проиграем в седьмой раз. Когда-нибудь должно получиться…
- Эй, вы… гости! Вы меня видите? Скажите, что вы меня видите!
То тонкий, как во время спектакля, то низкий, как вне его, голос Костелло метался по залу. А самого Костелло видно не было.
9
- Он сказал… что наделил меня… этим даром, - бормотал незримый Костелло. - Он сказал… они не заметят меня.
- Кто? - спросил Эбботт.
- «Кто» - это мой вопрос, - тоненьким голосом сказал Костелло. - Ты должен отвечать «доктор».
Кое-кто даже рассмеялся.
- Это был… тоже волк, - пролепетал Костелло. - Но… белый. Белый волк.
- Ты его видел? - спросил Сёренсен.
- Нет. Но он… белый. Я точно знаю. И он… сказал мне.
- Когда сказал? Что сказал?
- Он был здесь… только что… вы его не видели… он меня п-приободрял… утешал… Цитировал.
- Библию? - спросил Эбботт.
- Да нет. «Хотя страх и надежда противоположны, они уживаются вместе в одной душе»… Говорил, что это этот… ну, как его…
- Эйнштейн?
- Н-нет, при чём тут Эйнштейн… Он несколько раз повторил это имя, пока я не запомнил… Д-декарт.
Декарт…
- Вы говорили, что ваш корабль невидим, - обратился к доктору Бенджамину Сёренсен. - Волки его тоже не видят?
- Так точно, - кивнул доктор. - Всякий раз они обнаруживают его перед стартом, когда вся мощность уходит на двигатель и щит-невидимка выключается.
- Значит, Костелло они тоже не увидят?
Сёренсен явно перехватил инициативу. А у меня вертелась в голове шальная мысль.
- Предполагаю, что не увидят, - ответил доктор.
- В таком случае действительно можно использовать его как фактор неожиданности, тот, который вы искали, - заключил Сёренсен. - Например…
Я краем глаза увидел, как включаются в обсуждение стратегии писательница Айрис, юный Неоптолем, дама, похожая на русский портрет, Эбботт, ещё незнакомые мне люди. Чауфе радостно обносил их напитками и угощением, а над всем витал бесплотный голос Костелло. Но мне было не до этого.
- Рикке, - спросил я девушку.
- Да? - за один её взгляд в другое время я отдал бы миллион, если бы миллион у меня был.
- Звёздных детей приносят в жертву волкам?
- Ты знаешь, что да.
- И они их съедают?
- Нет, конечно, - мотнула головой Рикке. - Они съедают остальных.
- То есть… Когда они придут за Расмусом…
- Да. Но он уже не будет Расмусом. Он будет одним из них.
- Всегда?
- Я не слышала, чтобы было по-другому.
- А про белых волков ты слышала?
- Только сейчас, от Костелло. А что?
Я смотрел уже не на неё. Я оглядывал зал, пытаясь разглядеть таящегося где-то в тени белого волка.
Уникального волка, сохранившего в себе человеческую этику.
Пытаясь разглядеть…
…Итамара.
10
- Взлёт, капитан, - спокойно произнёс доктор Бенджамин. И корабль встряхнуло.
Одиннадцать раз мы переигрывали погрузку. Волки ловили нас то так, то этак, кромсали, калечили… На борту оказалось диковинное лучевое оружие, способное если не убить, то хотя бы оглушить волка. Были там и визоры - устройства, способные различить невидимого волка. Вот один из них, я надел его на глаза.
На этот, двенадцатый раз, ситуация была лучше… но ненамного. Погиб юный ахеец Неоптолем. Истаял съеденный хищником Эбботт. Пожертвовала собой писательница Айрис.
И.. хуже всего: погиб мой Сёренсен. А его сын Расмус, застрелив двух волков, направил оружие себе на голову, улыбнулся и со словами «сейчас замочу третьего» нажал на пусковую кнопку.
Но мы прорвались, и волков на корабле не было. И я…
Да. После смерти Сёренсена как-то получилось, что принимать решения выпало мне. В конце концов, изначальная идея была моей.
Так что капитан - это я.
И я принял решение не переигрывать заново.
Летим.
Десять тысяч метров. Пятьдесят. Сто тысяч. Двести. Корабль набирал скорость, уходя всё дальше и дальше от Земли. От этой Земли.
Рыжий кот Цап растянулся на пульте управления, будто всю жизнь только и делал, что летал на сверхсветовых кораблях. По счастью, в этот, двенадцатый, раз, я взял его с собой в рюкзаке, на счастье.
Маму - не взял.
Маму.
Не.
Взял.
- Костелло!
- Здесь, капитан… - раздался голос из пустоты. - Хотя лучше бы мне не быть нигде. Куда мне без Эбботта! Не мила мне без него жизнь, сами понимаете.
- Так… в визоре я вас не вижу.
- Неужели? А я думал, вы видели и мне взыскание делать собрались… Я чуть было всё не угробил.
- Объяснитесь, Костелло.
- Я подумал… как я один? Я ведь и там был с ним, и здесь… Одним словом, пошёл я против вашего указа, капитан. Открыл эту окаянную книжку.
- Когда?
- Да вот три минуты тому.
- И…?
- Не вышло ничегосеньки, капитан. Не действует книга на этой высоте, видать.
- Так… так…
Я оглянулся.
- Итамар! Если Костелло не видно в визоре, то не видно и тебя. Покажись.
- Я здесь, учитель.
Белёсое пятно передо мной на экране визора. Не то зверь, не то человек.
- Я уже не совсем Итамар… но и не совсем не Итамар. Но ты… можешь называть меня Итамаром. Кажется, мне приятно.
- Почему остальные волки стремятся нас уничтожить, а ты - нет?
Белый волк помедлил с ответом.
- Прикажи показать общий вид на главном экране.
- Хорошо. Доктор Бенджамин! Покажите общий вид. На этом… на главном экране.
Доктор переключил какие-то тумблеры. Взглянул на экран, как и все мы.
И застыл. Как все мы.
- Поразительно… - только и проговорил он.
11
- Но… где же земля?
В абсолютной черноте далеко под нами белела бесконечная тонкая лента. Не было ни звёзд, ни солнц, ни лун: только эта лента, на которой мерцали, постоянно меняясь, тёмные и светлые точки. Лента уходила далеко, в обе стороны, на необозримое расстояние, и где-то в одной из сторон на ней сиял нестерпимый, яркий свет.
- Что это, о господин мой? - воскликнул Чауфе. Но я не мог ответить.
- Машина Тьюринга, - задумчиво сказал доктор Бенджамин.
- Какая машина? - спросила Рикке. Это были первые её слова с момента смерти отца.
- Теоретическое построение начала двадцатого века. Бесконечная лента, по которой движется головка, умеющая считывать и записывать нули и единицы. Работает бесконечно быстро. Прообраз вычислительной машины. Построить её невозможно, существует только в воображении.
- Но вот же она.
- Да, - растерянно признал вечно невозмутимый доктор. - Учёные доказали, что она всемогуща. Любую задачу, которую вообще можно решить, можно решить с помощью машины Тьюринга. Она моделирует любой алгоритм.
- Что такое алгоритм? - подала голос Лив.
- Любой… процесс. Вообще всё.
Доктор Бенджамин не умел разговаривать с детьми, но старался, как мог.
- То есть мы живём в виртуальном мире? - спросил я.
- Очевидно, - сказал доктор.
- Я спрашиваю не вас, доктор Бенджамин. Итамар! Мы находимся в компьютерной модели реального мира?
- Нет, учитель. Реального мира вообще нет.
- Ты мне только недавно доказывал обратное.
- До того, как я стал волком. Теперь я вижу. Реальный мир - это работа машины Тьюринга. Все мы - цифровые модели.
- Как в фильме «Матрица»?
- Не совсем. Машину Тьюринга никто не создавал и создать не может. Она - простейшая конструкция… намного проще, чем элементарные частицы. Поэтому смоделировать самую простенькую вещь, которая для нас длится долю секунды, приходится за миллиарды шагов. Или за триллионы. Просто она работает очень давно и очень долго… хотя и трудно употребить слова «давно» и «долго» по отношению к тому, что действует за нулевое время.
- Реальный мир… это то «там», которое мы помним, так?
- Так.
- А мы тогда что такое?
- В том-то и дело, учитель. Мы - это отработанные участки ленты.
- Что?
- С вашего позволения, капитан, - включился доктор Бенджамин. - Машина Тьюринга - настолько простая вещь, что моделирование процессов при её помощи - дело крайне трудоёмкое. Данные могут переписываться на различные участки ленты множество раз, головка стремительно передвигается на миллиарды ячеек в ту или иную сторону…
- Настоящая Земля уже давно моделируется на очень, очень далёких участках ленты, - сказал белый волк Итамар. - Но множество информационных копий, которые использовались для вспомогательных вычислений, никуда не делись. И постепенно, как часто бывает, когда вместе оказывается неисчислимая информация… здесь завелись свои процессы. Вспомогательные головки. Периферийные вычисления без всякого смысла.
- Первичный бульон, - проговорила Рикке. - Начало жизни.
- Именно так, - подтвердил Итамар. - Но жизнь - это не вы. Вы - это бульон.
Меня бросило в холод. Я вообразил себе первые живые клетки, вырывающиеся из органического варева, кромсающие и поглощающие его, размножаясь…
- Жизнь - это волки, - прошептал я.
12
- Ты верно догадался, учитель, - раздался голос Итамара. - Мы… волки… это те самые информационные сгустки на дальних концах ленты, которые начали самоорганизовываться. Мы ищем наиболее перспективные человеческие модели и строим из них наши новые поколения.
- Звёздные дети, - вздохнула Рикке.
- Мы поглощаем и разлагаем другие модели, чтобы взять из них максимально конструктивное. Мы существуем давно, но мы только в самом начале развития. Когда-нибудь мы сможем оторваться от породившей нас ленты и отправиться в самостоятельный путь…
- Но ты - не такой, как все?
- Да. Я не единственный такой. Очень редко в новорожденном волке остаются представления о добре и зле, принадлежащие человеческому сырью, из которого этот волк создан. Так случилось со мной, поэтому мне нравится, когда ты называешь меня именем мальчика, из которого я сделан…
- А другие? Сколько вас?
- Не знаю. Думаю, что один из нас скрывался под именем Quadranza.
- И создал книгу?
- Да. Она же явно играет на руку людям больше, чем волкам. Кстати, я так и не понял пока, как она работает… зато этого и обычным волкам не разобрать.
- О господин, - склонился перед нами маленький египтянин. - Изволь ответить, почему сия книга зовётся «Ошибка волка»? Какая это ошибка?
- Я не знаю, что имел в виду автор, - помедлив, признался Итамар. - Но я думаю, что мы, белые волки, и есть ошибка.
- Вы - не ошибка, - сказал я. - Книга спасала нас. Ты нас спас.
- Но для эволюции нужно, чтобы все рвали всем глотки, - ответил белый волк. - Этика мешает эволюции. Представляешь себе выживание сильнейшего, если хищники и травоядные кланяются друг другу и соблюдают договор о ненападении?
- Ну да, этика-то развивается уже намного позже, и то она распространяется только на свою расу…
- Даже на своё племя, - сказала дама с русского портрета.
- А белые волки видят в вас… в бульоне… настоящих людей. И тормозят весь процесс эволюции волков. Навсегда.
- Ну и хрен с ними, - ответил я. - Пусть они никуда не эволюционируют, твари. Ты вот всё равно вырвался с нами в космос, верно?
- Наверное. Но я один, и я не знаю, что станет со мной, если мы отдалимся от ленты. Я не знаю, что станет с вами, если мы отдалимся от ленты. Я… даже не знаю, эту ли ошибку имел в виду Quadranza…
- Это как раз легко узнать, - равнодушно сказала Рикке.
Мы посмотрели на неё.
- Когда мы открывали книгу, мы не успевали прочесть ничего, потому что нас сразу переносило во времени. Но Костелло сказал, что здесь это не работает. Хотите знать, в чём ошибка волка - откройте книгу и почитайте её. Для этого книги и существуют.
- Блестяще! - воскликнул белый волк с интонациями прежнего Итамара. - Давай прочтём?
- Без меня, - пожала плечами Рикке. - У меня погиб папа… и брат тоже. Мне вообще больше не хочется видеть этот мир.
- У меня там мама, - сказал я.
- Мама - это святое, - согласилась Карин, вдова Сёренсена. - Хотите вернуться, капитан?
Я помолчал.
Мама.
- Когда-нибудь… - произнёс я, - когда-нибудь я вернусь. И тогда книга опять заработает… я открою книгу и вернусь в этот самый день. И я… заберу маму с собой. Она даже не… не узнает, что я отсутствовал.
Моя команда молча глядела на меня.
- До тех пор… До тех пор я буду каждое утро смотреть в зеркало и видеть в нём человека, который оставил позади… свою одинокую мать. Которая на самом деле цифровая модель на ленте… но всё равно мать.
- Мы находимся над временем, учитель, - сказал Итамар. - Твоя мама никуда не ушла. Может быть, она ещё не родилась.
- И всё же…
Моя команда ждала.
- Давайте… давайте посмотрим, что там, вдалеке. Посмотрим, можем ли мы существовать как можно дальше от всего этого… от этой ленты, от этой машины, от всей этой нелепицы. Вы со мной?
- Да, - ответили мне все: женщины, мужчины, мальчики, девочки, лев, рыжий кот и белый волк.
- Доктор Бенджамин?
- Слушаю, капитан.
- Полный… полный вперёд!
19 декабря 2020