«Эта странная жизнь», Д. Гранин
Это документальная книга о советском биологе Александре Александровиче Любищеве (1890-1972). О том, как он решил максимально использовать отведенное жизнью время, и с 1916 года начал вести почасовой учёт расходуемого времени. Так продолжалось до самой его смерти - в течении 56 лет Любищев вел учет всего своего времени, каждый день, каждый час. В специальную тетрадь каждый день заносилось: сколько времени ушло на основную научную работу, что сделано, сколько времени потеряно и почему. Каждый месяц и каждый год все показания суммировались и подвергались статистической обработке. Работой учитывалось только "чистое" время именно работы - приготовления или обед-ужин не плюсовалось. Точность учёта - 10 минут.
Дочь Любищева рассказывала, что в детстве, когда она и брат
приходили к отцу в кабинет со своими расспросами, он, начиная
им терпеливо отвечать, делал при этом какую-то отметку на
бумаге. Много позже она узнала, что он отмечал время. Он
постоянно хронометрировал себя. Любое свое действие - отдых,
чтение газет, прогулки - он отмечал по часам и минутам.
Учет велся постоянно, ежеминутно. И детально описанные в начале книги внутренние правила Любищева рисуют перед нами странного занудного старика:
"Ульяновск. 7.4.1964. Систем, энтомология (два рисунка
неизвестных видов Псиллиолес) - 3 ч. 15 м.
Определение Псиллиолес - 20 м. (1,0).
Дополнительные работы: письмо Славе - 2 ч. 45 м. (0,5).
Общественные работы: заседание группы защиты
растений - 2 ч. 25 м.
Отдых: письмо Игорю - 10 м.;
Ульяновская правда -10 м.
Лев Толстой "Севастопольские рассказы"- 1 ч. 25 м.
___________________________________
Всего основной работы - 6 ч. 20 м."
На аккуратность ведения дневника не влияли никакие внешние факторы:
"22.6.1941. Киев. Первый день войны с Германией. Узнал об этом около 13 час..."
"23.6.1941. Почти целый день воздушная тревога. Митинг в Институте
биохимии. Ночное дежурство".
"29.6.1941. Киев. На дежурстве в Институте зоологии с 9 до 18 ч.
занимался номографией и писал отчет. Вечернее дежурство...
Его система действительно жестока. Она неизбежно показывает человеку уровень его работы. Достичь 7-8 часов чистого времени творческой работы в день достаточно трудно, не время от времени, а стабильно каждый день. Люди предпочитают отвернуться от этого жестокого зеркала и по-прежнему считать себя трудоголиком, если работают как и все нормальные люди, 3-4 часа чистого времени творческой работы. Но когда видишь эти цифры, то обманывать себя становится трудно, и люди прекращают вести учет времени. Так спокойнее, и всегда можно пожаловаться самому себе и окружающим, что ты очень занятый человек. Любищев выбрал другой путь.
Просматривая его рукопись "О перспективах применения
математики в биологии", я нашел на последней странице "цену"
этой статьи:
"Подготовка (план, просмотр рукописей и литературы) ................... 14 ч. 30 м
Писал ........................................................................................................... 29 ч. 15 м
Всего потратил ......................................................................................... 43 ч. 45 м
Восемь дней, с 12 по 19 октября 1921 г."
Естественно, хочется понять - почему, зачем такие пожизненные издевательства над собой? Дело в том, что Любищев со студенческих лет задался целью - создать математическую биологию, в которой были бы соединены все попытки приложения математики к биологии. В то время (а это была дореволюционная Россия) это было воспринято как абсурд. И он поставил себе цель - самому создать новую дисциплину. А поскольку на это требуется очень много времени, он стал время экономить. При чем это было не глупая, напускная торопливость каждый день.
Систему Любищева было легче отвергнуть, чем понять, тем более что он никому не навязывал ее - она была его личным приспособлением, удобным и незаметным, как очки, обкуренная трубка, палка. Он поставил на самом себе эксперимент - и добился успеха. Вся его жизнь была образцово устроена по законам Разума. Он научился поддерживать свою работоспособность стабильной и последние двадцать лет жизни работал ничуть не меньше, чем в молодости.
Он использует каждую пешую прогулку для сбора насекомых. На тех съездах и заседаниях, где много пустой болтовни, он решает задачки. Он устанавливает, что на малые расстояния: два-три километра - лучше ходить пешком, не тратя времени и нервов на ожидание транспортаПри поездках - чтение малоформатных книг и изучение языков. Английский язык он, например, усвоил главным образом в "отбросах времени".
Чем дальше, тем меньше времени расходовалось просто так. Например, отчет самому себе за август 1965 года - 136 часов 45 минут чистого рабочего времени:
"Основная научная работа - 59 ч. 45 м.
Систематич. энтомология - 20 ч. 55 м.
Дополнит. работы - 50 ч. 25 м.
Орг. работы - 5 ч. 40 м.
--------------------------
Итого - 136 ч. 45 м."
Любищев и профессор Е.И. Лукин, Закарпатье 1957
Его мозг можно назвать великолепно организованной машиной для производства идей, теории, критики. Однако нет, сам он, как уже выяснилось, не был роботом, отнюдь: он страдал, и грустил, и совершал безрассудные поступки, причинял себе неприятности, так что во всем остальном он был подвержен обычным человеческим страстям. Он легко жертвовал свое время на вроде бы напрасный труд:
"...Я сходен с гоголевским Акакием Акакиевичем, для которого
переписка бумаг доставляла удовольствие...Я писал "под спуд"
многое, на публикацию чего я вовсе не рассчитывал.
Конспектирование серьезных вещей я делаю очень тщательно,
даже теперь я трачу на это очень много времени. У меня
накопился огромный архив. При этом для наиболее важных работ
я пишу конспект, а затем критический разбор.
Поэтому многое у меня есть в резерве, и когда оказывается
возможность печатать, все это вытаскивается из резерва, и
статья пишется очень быстро, т. к. фактически она просто
извлекается из фонда.
В моей молодости мой метод работы приводил к некоторой
отсталости, так как я успевал прочитывать меньше книг, чем мои
товарищи, работавшие с книгой более поверхностно. Но при
поверхностной работе многое интересное не усваивается и
прочтенное быстро забывается. При моей же форме работы о книге
остается вполне отчетливое, стойкое впечатление. Поэтому с
годами мой арсенал становится гораздо богаче арсенала моих
товарищей".
В 1953 году, казалось бы ни с того ни с сего, он садится за работу "О монополии Лысенко в биологии" (блестящая книга для биологов, тоже рекомендую - П.С.). В 1969 году так же неожиданно он пишет "Уроки истории науки". Пишет воспоминания о своем отце; печатает в "Вопросах литературы" статью "Дадонология"; выпускает "Замечания о мемуарах Ллойд-Джорджа"; пишет трактат об абортах; и тут же - эссе "Об афоризмах Шопенгауэра"; следом - "О значении битвы при Сиракузах в мировой истории".
Разве придет в голову, что это пишет биолог? Опять-таки дело не в эрудиции. Поражает другое: ему, биологу, не дает покоя роль Афин в мировой истории! В 1965 году он занят разглядыванием морозных узоров на окнах. Он делает сотни фотографий этих узоров и наконец пишет статью "О морозных узорах на окнах". Его нисколько не смущает эта фельетонная тема, отличный повод для насмешек - морозные узоры на окнах, из которых отставной профессор пытается высосать науку.
Он говорил:
...Ученый, не имеющий времени на размышления (если это не
короткий период - год, два, три), - конченый ученый, и если он
не может переменить свой режим, чтобы иметь достаточно времени
на размышления, то ему лучше бросить науку...
И отбирал для этого из убегающего потока времени максимум. Интересны его дополнительные правила:
"1. Я не имею обязательных поручений;
2. Не беру срочных поручений;
3. В случае утомления сейчас же прекращаю работу и отдыхаю;
4. Сплю много, часов десять;
5. Комбинирую утомительные занятия с приятными".
Самая странное - читая книгу, понимаешь что Любищев был глубоко счастливым человеком - не смотря на жестокие удары судьбы, на надломленную карьеру и жесткий самоконтроль. И чтоб понять, почему - эту книгу надо обязательно почитать.
"Эта странная жизнь" в библиотеке Мошкова