Воробьиные ночи
Нашла на полках книжку "Сказки русских писателей", вот так вот просто, и пребываю в полном восторге. И сама же когда-то её купила в книжном на Дубнинской, ныне в бозе почившем, что-то же я оттуда хотела, убей, не помню. Сказки Ремизова - какие чудные, странные, дикие и совершенно в этом детские - то есть такие, как видит ребёнок. Когда всё рядом, когда нет деления на плохое-хорошее и доброе-страшное, нет суждений и нравоучений, когда всё - данность и жизнь.
"У детей глаза подслеповато-внимательные. Для них нет, кажется, ни
уголка в мире незаполненного, все вокруг кишит жизнями, которые позже, по мере
сознательности, или рассеятся, или уж сядут на свои твердо определенные места.
Не отделяя сна от бодрствования, дети мешают день с ночью, когда руководит ими
не мама и нянька, а Сон. Всякую ночь Сон приходит к кроватке и ведет их гулять
на свои поля к своим приятелям. Знакомые лица игр и игрушек ночью живут самой
полной жизнью, и это отражается на отношении детей к предметам в дневной
жизни, когда они кушают. Среди бела дня вдруг покажется Кострома, а станет
солнце закатываться, глядишь, и Буроба с своим мешком тащится, а уж когда
совсем смеркнется и где-нибудь в углу червячок зашевелится, станет расти - и
ко сну клонить начинает."
Углядела всё это уже когда Кузьма заснула, вырубалась сама, начала утро с этой самой Зайки, невозможно хорошо.
А Кузьме читаю то "Городок в табакерке" (какая прекрасная кристальная история про механику!), то "Лягушку-путешественницу" ("надо же ей было держаться ру-ка-ми!" - говорит Кузьма), то вот это ещё, выпуская совсем уж рассуждательные пассажи. Ну чудо же. "Хозяйку Медной горы" читали тоже. Кусец уважает такое вот - без всяких купюр, с кучей непонятных слов, но "почитать другую" - отказывается, слушает, запоминает, засыпает тоже хорошо. "Руслана и Людмилу" для засыпания весьма и весьма уважает и требует, ага.
"У детей глаза подслеповато-внимательные. Для них нет, кажется, ни
уголка в мире незаполненного, все вокруг кишит жизнями, которые позже, по мере
сознательности, или рассеятся, или уж сядут на свои твердо определенные места.
Не отделяя сна от бодрствования, дети мешают день с ночью, когда руководит ими
не мама и нянька, а Сон. Всякую ночь Сон приходит к кроватке и ведет их гулять
на свои поля к своим приятелям. Знакомые лица игр и игрушек ночью живут самой
полной жизнью, и это отражается на отношении детей к предметам в дневной
жизни, когда они кушают. Среди бела дня вдруг покажется Кострома, а станет
солнце закатываться, глядишь, и Буроба с своим мешком тащится, а уж когда
совсем смеркнется и где-нибудь в углу червячок зашевелится, станет расти - и
ко сну клонить начинает."
Углядела всё это уже когда Кузьма заснула, вырубалась сама, начала утро с этой самой Зайки, невозможно хорошо.
А Кузьме читаю то "Городок в табакерке" (какая прекрасная кристальная история про механику!), то "Лягушку-путешественницу" ("надо же ей было держаться ру-ка-ми!" - говорит Кузьма), то вот это ещё, выпуская совсем уж рассуждательные пассажи. Ну чудо же. "Хозяйку Медной горы" читали тоже. Кусец уважает такое вот - без всяких купюр, с кучей непонятных слов, но "почитать другую" - отказывается, слушает, запоминает, засыпает тоже хорошо. "Руслана и Людмилу" для засыпания весьма и весьма уважает и требует, ага.