Анна
- Очень часто, когда мы ждем, что кто-то придет и спасет нас - на самом деле мы сами хотим стать такими сильными и смелыми, как наш спасители... Именно поэтому они нам так и нравятся. Нам нравится в других только то, что есть в нас самих. Просто мы не верим себе - не верим в себя, не верим, что в нас есть эти качества - доброта, сила, убеждения... И ищем их на стороне - со стороны. А нужно лишь поверить в себя! Тебя вот так восхищают десантники - потому что в глубине души ты сам такой. И ты станешь им. Слышишь? Обязательно станешь! Алексей не мог больше сдерживаться - он не хотел прерывать Анну, но больше сдерживать кашель не мог... Кровь попала на ее платье. Он крепко зажмурился, а она придвинулась ближе, обняла и ласково погладила его по голове:
- Дурачок... Какой же ты смешной дурачок! Ты как маленький Давид, который когда-то потом победит своего Голиафа... Когда поверит в себя. Ну, ты как, справишься? Я пойду.
Алексей кивнул. Он не хотел ее провожать, и поворачиваться не хотел. Он не хотел, чтобы она видела, что он плачет. Мужики не плачут. Даже те, до которых никому нет дела. А Лешка верил, что до него нет дела никому. И никогда не будет.
Верил ровно до тех пор, пока не согнулся пополам в одном из таких теперь частых приступов туберкулезного кашля, не доползя всего нескольких метров до квартиры, в которой отлеживался. Дом подписан был под снос, да благополучно забыт, так что ему не составило труда насобирать мебели и обустроиться в квартирке на первом этаже. Да ведь он и не бомж какой - ему только болезнь перекантовать и все. Дальше все было просто и ясно - Алексей пойдет в армию, станет десантником, и... И дальше он пока не думал. Просто хотел стать крутым и сильным.
Подобрала его случайно проходившая мимо Анна. Обычно обходили, возмущались, обзывали, в милицию грозили позвонить... Но никто не звонил. А жаль - потому что лучше бы уж в ментовку забрали... Самому идти не очень хотелось, а так бы... Некоторое время...
Анне он тоже сначала не поверил. Домой к ней идти отказался. Но, как ни сопротивлялся, а сил не хватало - и свою тайную берлогу он ей таки раскрыл.
Анна почти донесла его домой, уложила, сходила за горячим чаем в термосе, принесла немного еды - но кашель не давал есть, и Алексей обессиленно сжался на старой пружинной кровати с никелированными шарами.
Тогда Анна села рядом, взяла его руку - и стала говорить... Сначала он не разбирал ничего. Но со временем слова начали складываться в картинки - и он увидел солнечное море, и гордые паруса, он услышал пение русалок и последовал за Одиссеем в лабиринт к Минотавру.
Анна просидела у него почти всю ночь. Кашель немного утих, от горячего чая и еды его отпустило и он внимательно слушал и слушал...
Но о себе незнакомка говорить отказалась. Бывшая учительница бывшей истории, так она сказала. Учителя истории не должны быть думающими - они должны быть удобными. Особенно в наш нелегкий век реформ. От исторички всегда легче отделаться, чем от математички... Вот и все, что она сказала.
История не меняется... Меняются люди вокруг нее. Вот и вокруг Анны люди изменились после этого. Жила она на небольшое пособие - и то спасибо. Жила одна, никого у нее не было... Зато было множество книг и правильное образование.
И теперь Анна приходила к Алексею каждый день. И каждый день сидела рядом, держала за руку и рассказывала новые и новые истории и богах и героях, о маршалах и солдатах, о кавалергардах, о Чингиз-хане, обо всем на свете...
Возвращалась домой. В пустую холодную квартирку под крышей. Согревала чайник... Раньше смотрела бы телевизор. Но теперь его пришлось продать, - да и не жалко было, первым ушел, - чтобы уговорить врача из диспансера прийти посмотреть мальчишку. Такой славный парень! Смешной такой... Идейный! Верит, что сможет перевернуть мир... Это хорошо. Пусть верит. Миру такие мальчишки очень нужны! Особенно сейчас...
Анна зашла в комнату и провела рукой по опустевшим полкам. Книги тоже пришлось продавать. Она продала все, что могла - но этого было мало... Мальчишку сочли безнадежным, лечить отказались... Хотя за дополнительные деньги готовы были поделиться и советом, и лекарствами - лишь бы не их ответственность.
Деньги нужны были очень дополнительные. Ну вот очень. И Анна потихоньку продавала и продавала... Носила на рынок, рядом... Да кому чужое старье нужно?
Так дошло до библиотеки. Библиотека была знатная - книги еще прадед собирал, доктор философии... Собирал тщательно, берег, - две войны они пережили. Жаль их было, до слез жаль... Это ведь ее история была! Она, маленькая, босоногая, на руках у отца эти книжки все пересмотрела... Когда мамы не стало - они часто вечерами сидели тут в этом вот кресле, вдвоем, обнявшись... И, потухший как-то сразу после маминой смерти, отец говорил ей: «Всегда нужно жить для кого-то, котенок мой, запомни. Человек один не может, даже волки в сваи сбиваются... Человек любить должен. Должен душу быть готов продать дьяволу, жизнь отдать за другого - вот тогда он человек.»
Отца не стало через пару лет. А она каждый день гладила книги, перелистывала, перечитывала, и понимала, что она не человек... Ей ни за кого не хотелось продавать душу.
Несколько раз больно обжегшись, Анна верила теперь только книгам. Говорила с ними - и они отвечали ей... Она любила их - вот за них, пожалуй, они готова была бы заложить душу...
Но что-то изменилось - и теперь она продавала эти книги, чтобы достать Алексею несметно дорогие лекарства, купить одежды, хорошей еды...
В это раз она шла к нему с радостной новостью, но сердце болело - ох, как больно щемило сердце! Радоваться бы - она смогла, нашла, договорилась, она продала книги - она отвезет его завтра в больницу! Его берут! Его вылечат! Кризис миновал, появилась надежда, врачи за очень дополнительное вознаграждение согласились - и она несла ему эту новость, и... И книжку про Давида и Голиафа. Очень старую книжку.
-Я не поеду никуда! Я лучше здесь умру!!!
- Перестань, глупенький, - она ласково потрепала его непослушные взъерошенные волосы. - Вон, отрастил! Куда это годится! В армии то, поди, все отстригут...
- Я умру? Я боюсь в больницу, я умру без вас!
- Перестань, глупенький! - едва сдерживая слезы, прошептала Анна и крепко-крепко прижала его к груди. - Мы в 21 веке живем! Рак лечат, говорят, вон спид скоро лечить научатся!!! А туберкулез то - тьфу, стар, как мир - с ним то они легко справятся.
И не надо ему знать лишнего. Он верить должен! Верить!
- Верить обязательно надо, котенок, запомни! Только верой человек отличается от животного. И верой он силен! Ты справишься! Ты веришь мне? - он сдавленно кивнул, не поднимая глаз.
- Ты верь. Верь мне. Все у тебя получится. И победишь ты еще всех своих Голиафов. Я не рассказывала тебе? Я вот книжку принесла...
- Расскажи...
- Ну хорошо, слушай...
Так, обнявшись. сидели они долго-долго, и Анна все рассказывала и рассказывала... О богах и героях.... И думала только одно: живи! Милый мой, родной, пожалуйста, живи!!! Я не смогла спасти от туберкулёза маму - но я спасу тебя, слышишь, чего бы мне ни стоило, спасу! Господи!!! Пожалуйста, я умоляю тебя, если тебе нужна жизнь - возьми мою!!! Я не вижу смысла... Я погасла... Мне некуда больше идти! А у него все впереди, господи! Пожалуйста... Пусть смыслом моей жизни будет обменять ее на его! Только сохрани его... Пожалуйста, сохрани!!!
Они сидели так еще долго-долго... Обнявшись... Окруженные волшебными подвигами и романтическими приключениями.
Эпилог.
Он стоял у ее могилы - стоял на коленях, хотя было очень холодно. Ветер выл, ревел, и ливень бил плетьми, словно гнал его вон - но Алексей стоял, упрямо стоял.
Глаза его были сухими... Может быть, он выплакал все, когда узнал от соседки, что Анны больше нет... Заболела та, сгорела быстро, а что там - так никто и не заходил, одинокая она была, нелюдимая... Вроде, туберкулез, - перекрестилась соседка, прежде чем захлопнуть перед незнакомцем дверь. А может быть, бывает такое горе, которое сильнее слез...
Он долго шел сюда. Очень долго... Слишком долго Теперь он понял это. Шел, пока сражался в больнице за свою жизнь. Пока ночевал у военкомата и оббивал пороги, добиваясь главного - стать десантником! Сколько раз он готов был бросить все - и тогда он доставал старую-старую книжку, с незнакомыми и непонятными буквами, и непослушными губами старательно перечитывал историю о Давиде и Голиафе... Не обязательно быть большим, чтобы победить. Нужно просто верить. Не нужно ждать, когда кто-то придет и спасет тебя! Нужно самому идти и спасать других...
И он верил! И шел…
Он не заходил к Анне. Он хотел сначала стать кем-то - и потом прийти и показать ей, чего он добился! Что все благодаря ей - и все не зря! И руку поцеловать! Обязательно. Потому что если бы ни она...
Не было бы у него веры... Не хватило бы духу... А и вообще - сдох бы он тогда в том заброшенном доме...
То ли дело теперь! Гордая осанка, выправка, форма, берет!!!
Он стол на коленях. Руку он не сможет ей поцеловать. Никогда больше... Но опуститься на колени... И прошептать сквозь беснующуюся стихию: «спасибо»... Это он может...
Он коснулся рукой лежащего рядом вещмешка... От маленькой книжечки где-то в самой глубине его, казалось, исходило тонкое тепло...
И Алексей знал, что Анна его слышит. Он - верил.
- Дурачок... Какой же ты смешной дурачок! Ты как маленький Давид, который когда-то потом победит своего Голиафа... Когда поверит в себя. Ну, ты как, справишься? Я пойду.
Алексей кивнул. Он не хотел ее провожать, и поворачиваться не хотел. Он не хотел, чтобы она видела, что он плачет. Мужики не плачут. Даже те, до которых никому нет дела. А Лешка верил, что до него нет дела никому. И никогда не будет.
Верил ровно до тех пор, пока не согнулся пополам в одном из таких теперь частых приступов туберкулезного кашля, не доползя всего нескольких метров до квартиры, в которой отлеживался. Дом подписан был под снос, да благополучно забыт, так что ему не составило труда насобирать мебели и обустроиться в квартирке на первом этаже. Да ведь он и не бомж какой - ему только болезнь перекантовать и все. Дальше все было просто и ясно - Алексей пойдет в армию, станет десантником, и... И дальше он пока не думал. Просто хотел стать крутым и сильным.
Подобрала его случайно проходившая мимо Анна. Обычно обходили, возмущались, обзывали, в милицию грозили позвонить... Но никто не звонил. А жаль - потому что лучше бы уж в ментовку забрали... Самому идти не очень хотелось, а так бы... Некоторое время...
Анне он тоже сначала не поверил. Домой к ней идти отказался. Но, как ни сопротивлялся, а сил не хватало - и свою тайную берлогу он ей таки раскрыл.
Анна почти донесла его домой, уложила, сходила за горячим чаем в термосе, принесла немного еды - но кашель не давал есть, и Алексей обессиленно сжался на старой пружинной кровати с никелированными шарами.
Тогда Анна села рядом, взяла его руку - и стала говорить... Сначала он не разбирал ничего. Но со временем слова начали складываться в картинки - и он увидел солнечное море, и гордые паруса, он услышал пение русалок и последовал за Одиссеем в лабиринт к Минотавру.
Анна просидела у него почти всю ночь. Кашель немного утих, от горячего чая и еды его отпустило и он внимательно слушал и слушал...
Но о себе незнакомка говорить отказалась. Бывшая учительница бывшей истории, так она сказала. Учителя истории не должны быть думающими - они должны быть удобными. Особенно в наш нелегкий век реформ. От исторички всегда легче отделаться, чем от математички... Вот и все, что она сказала.
История не меняется... Меняются люди вокруг нее. Вот и вокруг Анны люди изменились после этого. Жила она на небольшое пособие - и то спасибо. Жила одна, никого у нее не было... Зато было множество книг и правильное образование.
И теперь Анна приходила к Алексею каждый день. И каждый день сидела рядом, держала за руку и рассказывала новые и новые истории и богах и героях, о маршалах и солдатах, о кавалергардах, о Чингиз-хане, обо всем на свете...
Возвращалась домой. В пустую холодную квартирку под крышей. Согревала чайник... Раньше смотрела бы телевизор. Но теперь его пришлось продать, - да и не жалко было, первым ушел, - чтобы уговорить врача из диспансера прийти посмотреть мальчишку. Такой славный парень! Смешной такой... Идейный! Верит, что сможет перевернуть мир... Это хорошо. Пусть верит. Миру такие мальчишки очень нужны! Особенно сейчас...
Анна зашла в комнату и провела рукой по опустевшим полкам. Книги тоже пришлось продавать. Она продала все, что могла - но этого было мало... Мальчишку сочли безнадежным, лечить отказались... Хотя за дополнительные деньги готовы были поделиться и советом, и лекарствами - лишь бы не их ответственность.
Деньги нужны были очень дополнительные. Ну вот очень. И Анна потихоньку продавала и продавала... Носила на рынок, рядом... Да кому чужое старье нужно?
Так дошло до библиотеки. Библиотека была знатная - книги еще прадед собирал, доктор философии... Собирал тщательно, берег, - две войны они пережили. Жаль их было, до слез жаль... Это ведь ее история была! Она, маленькая, босоногая, на руках у отца эти книжки все пересмотрела... Когда мамы не стало - они часто вечерами сидели тут в этом вот кресле, вдвоем, обнявшись... И, потухший как-то сразу после маминой смерти, отец говорил ей: «Всегда нужно жить для кого-то, котенок мой, запомни. Человек один не может, даже волки в сваи сбиваются... Человек любить должен. Должен душу быть готов продать дьяволу, жизнь отдать за другого - вот тогда он человек.»
Отца не стало через пару лет. А она каждый день гладила книги, перелистывала, перечитывала, и понимала, что она не человек... Ей ни за кого не хотелось продавать душу.
Несколько раз больно обжегшись, Анна верила теперь только книгам. Говорила с ними - и они отвечали ей... Она любила их - вот за них, пожалуй, они готова была бы заложить душу...
Но что-то изменилось - и теперь она продавала эти книги, чтобы достать Алексею несметно дорогие лекарства, купить одежды, хорошей еды...
В это раз она шла к нему с радостной новостью, но сердце болело - ох, как больно щемило сердце! Радоваться бы - она смогла, нашла, договорилась, она продала книги - она отвезет его завтра в больницу! Его берут! Его вылечат! Кризис миновал, появилась надежда, врачи за очень дополнительное вознаграждение согласились - и она несла ему эту новость, и... И книжку про Давида и Голиафа. Очень старую книжку.
-Я не поеду никуда! Я лучше здесь умру!!!
- Перестань, глупенький, - она ласково потрепала его непослушные взъерошенные волосы. - Вон, отрастил! Куда это годится! В армии то, поди, все отстригут...
- Я умру? Я боюсь в больницу, я умру без вас!
- Перестань, глупенький! - едва сдерживая слезы, прошептала Анна и крепко-крепко прижала его к груди. - Мы в 21 веке живем! Рак лечат, говорят, вон спид скоро лечить научатся!!! А туберкулез то - тьфу, стар, как мир - с ним то они легко справятся.
И не надо ему знать лишнего. Он верить должен! Верить!
- Верить обязательно надо, котенок, запомни! Только верой человек отличается от животного. И верой он силен! Ты справишься! Ты веришь мне? - он сдавленно кивнул, не поднимая глаз.
- Ты верь. Верь мне. Все у тебя получится. И победишь ты еще всех своих Голиафов. Я не рассказывала тебе? Я вот книжку принесла...
- Расскажи...
- Ну хорошо, слушай...
Так, обнявшись. сидели они долго-долго, и Анна все рассказывала и рассказывала... О богах и героях.... И думала только одно: живи! Милый мой, родной, пожалуйста, живи!!! Я не смогла спасти от туберкулёза маму - но я спасу тебя, слышишь, чего бы мне ни стоило, спасу! Господи!!! Пожалуйста, я умоляю тебя, если тебе нужна жизнь - возьми мою!!! Я не вижу смысла... Я погасла... Мне некуда больше идти! А у него все впереди, господи! Пожалуйста... Пусть смыслом моей жизни будет обменять ее на его! Только сохрани его... Пожалуйста, сохрани!!!
Они сидели так еще долго-долго... Обнявшись... Окруженные волшебными подвигами и романтическими приключениями.
Эпилог.
Он стоял у ее могилы - стоял на коленях, хотя было очень холодно. Ветер выл, ревел, и ливень бил плетьми, словно гнал его вон - но Алексей стоял, упрямо стоял.
Глаза его были сухими... Может быть, он выплакал все, когда узнал от соседки, что Анны больше нет... Заболела та, сгорела быстро, а что там - так никто и не заходил, одинокая она была, нелюдимая... Вроде, туберкулез, - перекрестилась соседка, прежде чем захлопнуть перед незнакомцем дверь. А может быть, бывает такое горе, которое сильнее слез...
Он долго шел сюда. Очень долго... Слишком долго Теперь он понял это. Шел, пока сражался в больнице за свою жизнь. Пока ночевал у военкомата и оббивал пороги, добиваясь главного - стать десантником! Сколько раз он готов был бросить все - и тогда он доставал старую-старую книжку, с незнакомыми и непонятными буквами, и непослушными губами старательно перечитывал историю о Давиде и Голиафе... Не обязательно быть большим, чтобы победить. Нужно просто верить. Не нужно ждать, когда кто-то придет и спасет тебя! Нужно самому идти и спасать других...
И он верил! И шел…
Он не заходил к Анне. Он хотел сначала стать кем-то - и потом прийти и показать ей, чего он добился! Что все благодаря ей - и все не зря! И руку поцеловать! Обязательно. Потому что если бы ни она...
Не было бы у него веры... Не хватило бы духу... А и вообще - сдох бы он тогда в том заброшенном доме...
То ли дело теперь! Гордая осанка, выправка, форма, берет!!!
Он стол на коленях. Руку он не сможет ей поцеловать. Никогда больше... Но опуститься на колени... И прошептать сквозь беснующуюся стихию: «спасибо»... Это он может...
Он коснулся рукой лежащего рядом вещмешка... От маленькой книжечки где-то в самой глубине его, казалось, исходило тонкое тепло...
И Алексей знал, что Анна его слышит. Он - верил.