Jul 25, 2017 23:59
У командующего отправкой войск домой - полевой бинокль практически как тот, что у меня дома, у Тома Харди летная куртка такая же, как старая дедова летная, которую я себе перешила в огламуренном варианте не без помощи Сени (и это реально самая теплая куртка, которую можно придумать), пляж - ну знаю я этот пляж, от Нормандии до Калининграда он один, широкий, плоский, желтый, пустой. Ветром гонима, ползет по нему зимняя пена и всегда ветер.
Первые кадры фильма - мой идеальный ад: плоскость пляжа, плоскость моря, плоскость пустого неба и шеренги людей в ожидании непонятно чего. Конца света, страшного суда, смерти. Я, как это всегда у меня с Ноланом происходит, уже это видела во сне когда-то давно, только у меня это был новосибирский метрополитен.
Это уже все написали, наверное, что диалогов в фильме практически нет, что врагов в кадре тоже нет, есть только обезличенная стихийная смерть, которая везде - на земле, в воздухе и в воде. Все стихии мутны, пусты и пропитанны гибелью. Все действия, в общем, ради процесса, а результат все время обесценивается - то стройными рядами идем на погрузку, то плывем с торпедированного судна обратно на берег, то забираемся на борт перевернувшегося корабля, чтобы с через пару минут спрыгнуть с него. Прячемся в трюме, чтобы через полчаса или сколько там истерически пытаться из него вылезти, затыкаем пробоины, чтобы их потом бросить. Все бессмысленно, все бесполезно, бежим, чтобы стоять на месте. Не пытайтесь покинуть Дюнкерк.
Не знаю уж, о чем это Нолан снимал, для меня это вышел фильм отчасти об одиночестве человека на войне, отчасти о людях, которые как могли, пытались с ним бороться - как командующий, оставшийся ради французов или как тот штатский дядечка, что упрямо не сворачивал с курса, не смотря на истерики Киллиана Мерфи.
как мы их,
кино