Обычные магаданские истории
Я наткнулся на интересную статью по магаданской истории, опубликованную в газете "Труд" и решил перепостить её в своём блоге, хотя для коренных колымчан - это типичные истории, которые мы тут слышали сотнями от земляков. Почаще бы у сотрудников ФСБ просыпалась совесть как у этой подполковницы, автора статьи:
20 лет назад появился закон «О реабилитации репрессированных народов». Но параллельно ему добрые имена возвращали сотням тысяч людей. Подполковник ФСБ в отставке вспоминает, с какими судьбами она столкнулась, работая с архивными документами.
Честно признаюсь, до приезда в Магадан я мало знала о репрессиях и даже представить не могла их масштабов, жестокости и подлости. Мою простую рабоче-крестьянскую семью эта беда обошла стороной. А чужая боль, как известно, не болит...
По тому первому делу, которое лежало передо мной в 1991 году, обвиняемой проходила молодая, сильно пьющая женщина-чукча. Из материалов выходило, что вызвали ее как-то пред светлые очи местного руководителя парт-ячейки, и стал он стыдить бедолагу: что ж ты, такая-сякая, пьянствуешь, когда дети твои малые не умыты - не ухожены? Тут женщина, будучи в изрядном подпитии, возьми да и отправь куда подальше всю партячейку вместе с советской властью. Расстреляли - «за антисоветскую агитацию и пропаганду».
От волнения, от ужаса ли, который охватил меня, не запомнила имени этой несчастной, на которую мне предстояло подготовить заключение о реабилитации. Но за точность произошедшей трагедии поручусь. Уж больно нелепой и не поддающейся никакой логике показалась мне эта история. Сколько трагических судеб, искореженных беззаконием, вседозволенностью властей и подлостью человеческой, предстало передо мной за эти долгие семь лет, показавшихся мне вечностью!
А еще нужно было спешить: лет с той поры прошло немало, и очень хотелось успеть вернуть человеку доброе имя при его жизни. Ну и предоставить возможность ему или его детям воспользоваться положенными льготами. За семь с половиной лет было пересмотрено свыше 10 тысяч архивных уголовных дел на 13 тысяч человек, подавляющее большинство из которых были реабилитированы.
Заключенный с рождения
Бережно храню тоненькие книжечки стихов с автографом человека, который появился на свет в неволе и всю жизнь пишет стихи - беседы с погибшими родителями. Они были убежденными троцкистами, за что и арестовывали их неоднократно. Последний раз - почти в одно время, в начале 30-х. Мама, Евгения Тиграновна Захарьян, рожденная в Тбилиси армянка, проживала в то время в Москве, а отец, еврей из Бердичева Соломон Наумович Сербский, - в Тобольске (скорее всего, отбывал ссылку). На одном из этапов их многолетней кочевки по тюрьмам и лагерям они встретились, полюбили друг друга и родили сына Виктора. 13 октября 1937 года в Магадане их расстреляли «за контрреволюционную троцкистскую деятельность», которой они, согласно доносу, продолжали заниматься и в заключении. Там же упоминается и «мальчик Витя» - именно о нем так пекся сексот, именно от него предлагал изолировать антисоветски настроенных родителей.
Виктор вырос в детском доме, но родителей не забыл. Его стараниями оба были реабилитированы еще в 1956 году. Виктор Соломонович знал о них все, о чем могли рассказать скупые страницы архивного дела. Лично познакомился со всеми, кто знал их когда-то. Лишь одного так и не смог выяснить Виктор Соломонович: где и когда родился он сам. Нигде, ни в одном архиве, куда я направила десятки запросов, не нашлось документа, подтверждающего права человека, родившегося и прожившего первые пять-шесть лет жизни в заключении, на признание его пострадавшим от репрессий. Выдать Виктору Сербскому нужную справку мы - те, кто занимался реабилитацией, - смогли только в обход всех правил и законов. Такой вот парадокс.
И еще одна вещь не дает спокойно жить Виктору Соломоновичу: он не знает, где могила его матери и отца. И, как бы горько это ни звучало, не узнает никогда. Потому что акты о приведении приговоров в исполнение такой информации не содержат. Как правило, они заканчиваются словами «тела преданы земле» или «тела захоронены в районе 105-й командировки».
Четырехлетний «изменник»
Памятен мне и рассказ о судьбе Юрия Портнова. Вывезенный в раннем детстве родителями из Владивостока в Харбин, 20-летний юноша в 1945 году с восторгом встретил части Советской армии и ушел с ними в качестве переводчика: он свободно владел русским, японским, китайским и английским языками. Командиры нарадоваться на парня не могли. Но через три года его арестовали.
«Меня вызвали в Порт-Артур, в штаб дивизии на допрос к следователю, который по-требовал: «Ну, рассказывай, как изменил Родине». - «Да я никак не изменял». - «Ты уехал из Советского Союза за границу». - «Меня родители увезли, мне было четыре года». - «Но ты вырос, а назад не вернулся. Значит, изменил».
Через две недели после ареста его приговорили к 25 годам лишения свободы. Родной Владивосток он впервые увидел из окон тюрьмы. Сидевшие в камере уголовники, как могли, издевались над политическими. Наконец сформировали этап и в товарных вагонах отправили в Тайшетский пересылочный лагерь. До весны 1950-го заключенный Портнов строил железную дорогу Тайшет - Братск. Труд был тяжелый: все на себе, вручную, голодные...
В 1950-м - снова этап. Опять товарные вагоны, забитые окна. Бухта Ванино - огромная пересылка. Вот тут, по словам Юрия Александровича, был настоящий беспредел - каждый день убийства. Наконец несколько тысяч заключенных погрузили на пароход «Джурма», который прибыл в Магадан в начале июля, во время белых ночей. Откуда на машинах привезли в поселок Мяунджа Сусуманского района, где уже стояли свежесрубленные бараки. На другой день вывели к месту работы - на большую площадь, огороженную колючей проволокой, с вышками по периметру. Здесь начиналось строительство гидроэлектростанции. Работали круглый год. Зимой долбили ломиком мерзлую землю. Существовало такое постановление: в 50-градусный мороз работать нельзя. «Поэтому в Мяундже всегда было 49 градусов», - смеется Юрий Александрович.
Юрия Портнова реабилитировали в 1956 году в Магадане. В очереди за справкой о реабилитации он познакомился со своей будущей женой. Подводя итог нашей беседы, Юрий Александрович произнес: «Я доволен своей судьбой. Одно мучает меня: неужели мои армейские сослуживцы поверили, что я предатель?»
Наверное, благодаря этим людям я научилась ценить жизнь, с еще большим уважением относиться к окружающим. Особенно к тем, кто прошел через унижения и надругательства, сумел выжить в этом аду и остался Человеком!
Источник: trud.ru
20 лет назад появился закон «О реабилитации репрессированных народов». Но параллельно ему добрые имена возвращали сотням тысяч людей. Подполковник ФСБ в отставке вспоминает, с какими судьбами она столкнулась, работая с архивными документами.
Честно признаюсь, до приезда в Магадан я мало знала о репрессиях и даже представить не могла их масштабов, жестокости и подлости. Мою простую рабоче-крестьянскую семью эта беда обошла стороной. А чужая боль, как известно, не болит...
По тому первому делу, которое лежало передо мной в 1991 году, обвиняемой проходила молодая, сильно пьющая женщина-чукча. Из материалов выходило, что вызвали ее как-то пред светлые очи местного руководителя парт-ячейки, и стал он стыдить бедолагу: что ж ты, такая-сякая, пьянствуешь, когда дети твои малые не умыты - не ухожены? Тут женщина, будучи в изрядном подпитии, возьми да и отправь куда подальше всю партячейку вместе с советской властью. Расстреляли - «за антисоветскую агитацию и пропаганду».
От волнения, от ужаса ли, который охватил меня, не запомнила имени этой несчастной, на которую мне предстояло подготовить заключение о реабилитации. Но за точность произошедшей трагедии поручусь. Уж больно нелепой и не поддающейся никакой логике показалась мне эта история. Сколько трагических судеб, искореженных беззаконием, вседозволенностью властей и подлостью человеческой, предстало передо мной за эти долгие семь лет, показавшихся мне вечностью!
А еще нужно было спешить: лет с той поры прошло немало, и очень хотелось успеть вернуть человеку доброе имя при его жизни. Ну и предоставить возможность ему или его детям воспользоваться положенными льготами. За семь с половиной лет было пересмотрено свыше 10 тысяч архивных уголовных дел на 13 тысяч человек, подавляющее большинство из которых были реабилитированы.
Заключенный с рождения
Бережно храню тоненькие книжечки стихов с автографом человека, который появился на свет в неволе и всю жизнь пишет стихи - беседы с погибшими родителями. Они были убежденными троцкистами, за что и арестовывали их неоднократно. Последний раз - почти в одно время, в начале 30-х. Мама, Евгения Тиграновна Захарьян, рожденная в Тбилиси армянка, проживала в то время в Москве, а отец, еврей из Бердичева Соломон Наумович Сербский, - в Тобольске (скорее всего, отбывал ссылку). На одном из этапов их многолетней кочевки по тюрьмам и лагерям они встретились, полюбили друг друга и родили сына Виктора. 13 октября 1937 года в Магадане их расстреляли «за контрреволюционную троцкистскую деятельность», которой они, согласно доносу, продолжали заниматься и в заключении. Там же упоминается и «мальчик Витя» - именно о нем так пекся сексот, именно от него предлагал изолировать антисоветски настроенных родителей.
Виктор вырос в детском доме, но родителей не забыл. Его стараниями оба были реабилитированы еще в 1956 году. Виктор Соломонович знал о них все, о чем могли рассказать скупые страницы архивного дела. Лично познакомился со всеми, кто знал их когда-то. Лишь одного так и не смог выяснить Виктор Соломонович: где и когда родился он сам. Нигде, ни в одном архиве, куда я направила десятки запросов, не нашлось документа, подтверждающего права человека, родившегося и прожившего первые пять-шесть лет жизни в заключении, на признание его пострадавшим от репрессий. Выдать Виктору Сербскому нужную справку мы - те, кто занимался реабилитацией, - смогли только в обход всех правил и законов. Такой вот парадокс.
И еще одна вещь не дает спокойно жить Виктору Соломоновичу: он не знает, где могила его матери и отца. И, как бы горько это ни звучало, не узнает никогда. Потому что акты о приведении приговоров в исполнение такой информации не содержат. Как правило, они заканчиваются словами «тела преданы земле» или «тела захоронены в районе 105-й командировки».
Четырехлетний «изменник»
Памятен мне и рассказ о судьбе Юрия Портнова. Вывезенный в раннем детстве родителями из Владивостока в Харбин, 20-летний юноша в 1945 году с восторгом встретил части Советской армии и ушел с ними в качестве переводчика: он свободно владел русским, японским, китайским и английским языками. Командиры нарадоваться на парня не могли. Но через три года его арестовали.
«Меня вызвали в Порт-Артур, в штаб дивизии на допрос к следователю, который по-требовал: «Ну, рассказывай, как изменил Родине». - «Да я никак не изменял». - «Ты уехал из Советского Союза за границу». - «Меня родители увезли, мне было четыре года». - «Но ты вырос, а назад не вернулся. Значит, изменил».
Через две недели после ареста его приговорили к 25 годам лишения свободы. Родной Владивосток он впервые увидел из окон тюрьмы. Сидевшие в камере уголовники, как могли, издевались над политическими. Наконец сформировали этап и в товарных вагонах отправили в Тайшетский пересылочный лагерь. До весны 1950-го заключенный Портнов строил железную дорогу Тайшет - Братск. Труд был тяжелый: все на себе, вручную, голодные...
В 1950-м - снова этап. Опять товарные вагоны, забитые окна. Бухта Ванино - огромная пересылка. Вот тут, по словам Юрия Александровича, был настоящий беспредел - каждый день убийства. Наконец несколько тысяч заключенных погрузили на пароход «Джурма», который прибыл в Магадан в начале июля, во время белых ночей. Откуда на машинах привезли в поселок Мяунджа Сусуманского района, где уже стояли свежесрубленные бараки. На другой день вывели к месту работы - на большую площадь, огороженную колючей проволокой, с вышками по периметру. Здесь начиналось строительство гидроэлектростанции. Работали круглый год. Зимой долбили ломиком мерзлую землю. Существовало такое постановление: в 50-градусный мороз работать нельзя. «Поэтому в Мяундже всегда было 49 градусов», - смеется Юрий Александрович.
Юрия Портнова реабилитировали в 1956 году в Магадане. В очереди за справкой о реабилитации он познакомился со своей будущей женой. Подводя итог нашей беседы, Юрий Александрович произнес: «Я доволен своей судьбой. Одно мучает меня: неужели мои армейские сослуживцы поверили, что я предатель?»
Наверное, благодаря этим людям я научилась ценить жизнь, с еще большим уважением относиться к окружающим. Особенно к тем, кто прошел через унижения и надругательства, сумел выжить в этом аду и остался Человеком!
Источник: trud.ru