“Hippolytus is good for you”
(пусть тут будет, а то я мысль потеряю и забуду)
Я больше всего люблю то, что одна из первых вещей, которые в нас вкладывает кафеда - это то, что трагедиям нас учили абсолютно неправильно, и читали мы их абсолютно неправильно.
Я не знаю, откуда это берётся, вроде у меня был достаточно широкий круг сопутствующего чтения, чтобы не брать поверхносто. А-н-нет. Дело, наверное, в том, что культура и классика - это разные вещи.
Культура берёт Антигону, Медею, дорогого моего Ореста и Эдипа - и несёт их на крыльях, через библиотеки, помостки театров, филологические школы, гимназийские парты - в слегка затхлые книжки вечером посреди большого и тёмного штата Нью-Йорк, из которых потом на карте берутся Сиракузы и Троя.
Или - будьте моим Орестом!
Вернее не так, наши представления о том, как классика отличается от культуры, являются частью той же самой культуры. Но никак не классики.
И дело не в законах богов и законах людей, не в оправдании убийста матери или незнании об убийстве отца. Дело не в социальных структурах, не в насилии и священном, не в чужом среди своих. И даже не в языке.
Где-то там встают вопросы о взаимоотношении между театром и текстом, о знании и присутствии - а зритель, зритель-то что.
“Климат!” профессор показывает в окно, где под ярким солнцем лежит лёгкий ноябрьский снежок, в подтверждение того, что мир вокруг человека преисполнен насилия, и насилие в человеке - ответ миру. И вот про это-- хор в Антигоне.
И всё не hard Sophoclean light, и всё не так, как мне казалось. В Софокле гораздо меньше света и разума. И это прекрасно. Так приятно быть неправой.
Я больше всего люблю то, что одна из первых вещей, которые в нас вкладывает кафеда - это то, что трагедиям нас учили абсолютно неправильно, и читали мы их абсолютно неправильно.
Я не знаю, откуда это берётся, вроде у меня был достаточно широкий круг сопутствующего чтения, чтобы не брать поверхносто. А-н-нет. Дело, наверное, в том, что культура и классика - это разные вещи.
Культура берёт Антигону, Медею, дорогого моего Ореста и Эдипа - и несёт их на крыльях, через библиотеки, помостки театров, филологические школы, гимназийские парты - в слегка затхлые книжки вечером посреди большого и тёмного штата Нью-Йорк, из которых потом на карте берутся Сиракузы и Троя.
Или - будьте моим Орестом!
Вернее не так, наши представления о том, как классика отличается от культуры, являются частью той же самой культуры. Но никак не классики.
И дело не в законах богов и законах людей, не в оправдании убийста матери или незнании об убийстве отца. Дело не в социальных структурах, не в насилии и священном, не в чужом среди своих. И даже не в языке.
Где-то там встают вопросы о взаимоотношении между театром и текстом, о знании и присутствии - а зритель, зритель-то что.
“Климат!” профессор показывает в окно, где под ярким солнцем лежит лёгкий ноябрьский снежок, в подтверждение того, что мир вокруг человека преисполнен насилия, и насилие в человеке - ответ миру. И вот про это-- хор в Антигоне.
И всё не hard Sophoclean light, и всё не так, как мне казалось. В Софокле гораздо меньше света и разума. И это прекрасно. Так приятно быть неправой.