Русский дух Ближнего Востока. Армейский дневник. «Михвей Алон». Ч.9

Jan 16, 2014 07:18

Часть 1 http://ilyasevenard.livejournal.com/1964.html
Часть 2 http://ilyasevenard.livejournal.com/2164.html
Часть 3 http://ilyasevenard.livejournal.com/2335.html
Часть 4 http://ilyasevenard.livejournal.com/2587.html
Часть 5 http://ilyasevenard.livejournal.com/3045.html
Часть 6 http://ilyasevenard.livejournal.com/3286.html
Часть 7 http://ilyasevenard.livejournal.com/3414.html
Часть 8 http://ilyasevenard.livejournal.com/3821.html
Часть 9 http://ilyasevenard.livejournal.com/3879.html
Часть 10 http://ilyasevenard.livejournal.com/4265.html

Трудно сказать, с чем был связан настрой последних недель. Может быть, все уже немного устали от «Михвей Алона», возможно, наоборот, привыкли к порядкам, царящим здесь, и вконец оборзели, а, возможно, ребята, ощущая приближение финиша и скорого завершения нашего общего приключения, старались оторваться по полной.
Вечером командиры построили нас на улице и организовали выборочный шмон личных вещей. Пользуясь тем, что командиры не говорят по-русски, некоторые ребята имели неосторожность открыто обсуждать грандиозную попойку, ради которой в часть было завезено огромное количество спиртного.
- Ну, - злорадно улыбался Славик - я говорил вам, что наша Женька русская?! Теперь ты веришь мне?
Он действительно давно предупреждал нас, что Дженни прекрасно понимает русскую речь. Но никто ему не верил. Меня обмануло ее лицо - наивное и лучезарное. Таких лиц у русских не бывает. Как говорит моя мама: «лицо человека, не знавшего проблем». В действительности, это не совсем верное утверждение, ведь я сам, да и многие из тех, с кем я вырос, тоже не знали особых проблем в жизни. Детки из благополучных семей, в период отчаянных трудностей конца восьмидесятых - начала девяностых мы были еще слишком малы, чтобы понять и прочувствовать страхи и проблемы наших родителей, а когда уже повзрослели, то не видели нужды и лишений. Мы варились в своем кругу и никак не контактировали с гопницкими компаниями и уличными хулиганами. Футбольные фанаты, бритоголовые фашисты, компашки быдлятских отпрысков и всех этих «кухаркиных детей», что, лузгая семечки и посасывая пиво, отбирают мелочь по темным переулкам, были для меня чем-то вроде размытого фона на заднем плане, не более того. Мое лицо, да и многих моих приятелей, иногда украшает жизнерадостная улыбка, и все же ни у кого из нас нет того беззаботного вида человека с другой планеты, какой можно встретить у американцев или европейцев. Дженни была вывезена из Ленинграда в младенчестве, поэтому выросла уже типичным представителем израильской культуры и несла на своем лице отпечаток местного колорита. Славка сразу ее раскусил, но как я мог обмануться?! Ведь у меня есть похожий пример - мой троюродный брат из Америки. Я помню, как он приезжал к нам в гости в Питер. Безупречный русский без тени акцента и аутентичные интонации, но с первой секунды понимаешь - лох заморский, ну не может наш так улыбаться!
- Мирослав, снимаю перед тобой шляпу и приношу извинения.
- Я эту тихушницу сразу раскусил! А ты мне не верил...
Надо отметить, что я был восхищен актерским искусством Женьки. Не выдать себя ни жестом, ни взглядом, когда в твоем присутствии обсуждают твои зубы, сиськи и прическу, это - мастерство!
Досмотр личных вещей солдата наши офицеры имели право производить только в присутствии владельца и свидетеля.
- Илья, ты будешь понятым, за мной! - я производил впечатление страшно интеллигентного мальчика, поэтому наша ММ не могла заподозрить меня в употреблении алкоголя на базе. Собственно, в этом она была совершенно права. Я на дух не переношу ничего крепче кефира, и даже в новогодний праздник и День рождения не выпиваю и глотка шампанского. Несмотря на тщательный шмон наиболее подозрительных личностей, никакой водки офицеры так и не нашли, чем остались крайне недовольны. Естественно, что открыть фляги и понюхать содержимое у них ума не хватило.
Командиры отчаянно пытались вернуть дисциплину в ряды идущих вразнос солдат, а гроза тем временем неумолимо приближалась. Заступление роты в караул - своего рода экзамен для комсостава. Сирена, сборы по тревоге на время, готовность новобранцев и поведение караульных - все это инспектировалось командованием базы. Всем нам раздали график дежурств. Мой первый караул пришелся как раз на время ужина с семи до девяти. Все мы были ознакомлены с правилами несения караульной службы: нести караул стоя, усаживаться можно лишь на десять минут в конце каждого часа, каску, вест или винтовку не снимать с себя ни в коем случае, о любых подозрительных перемещениях немедленно сообщать по рации, а курить, слушать музыку или разговаривать по телефону - категорически запрещено. Но кому мы были нужны?! Меня скорее беспокоили не гипотетические террористы, которым в этом месте и взяться-то было неоткуда, а мои командиры и проверяющие, поэтому я очень удачно расположился на своем посту спиной к внешнему периметру и лицом к дороге, по которой могли прийти с инспекцией, а моя каска послужила мне замечательным табуретом.
- Бункер, Бункер, кончайте бухать и надевайте каски, вижу к вам проверку. Полигон, идут к вам, ждите гостей, - периодически оживала рация.
Я неспешно, смакуя каждый вдох, засмолил самокрутку с травой и набрал Ленкин номер:
- Привет, что делаешь?
- Ужинаю у себя дома. А ты?
- Я Родину в данный момент стерегу. У меня сейчас караул.
- Родину стережешь? Уже страшно лечь спать! А я думала, развлекаешься со своей шоколадкой.
- Какие шоколадки?! Они давно закончили тиранут и разъехались по базам. Нет, - я картинно вздохнул - давным-давно тех шоколадок нет с нами. Наша рота одна осталась на всей базе.
- Значит ты на голодном пайке, сочувствую...
- О тебе, конечно, такого сказать нельзя.
- Конечно! - Ленка рассмеялась в телефон - Не грусти, Севенард, обещаю, я буду трахаться за нас двоих.
- Я почему-то не сомневаюсь. Упс, ко мне идут, а я еще каску надеть должен и в глаза закапать, позже созвонимся.
Подойдя ко мне, лейтенантша окинула меня взглядом:
- Все в порядке, Илья?
- Так точно, мой командир!
Нормальной жратвы мне уже, конечно, не досталось, а ведь предстояло еще ночное дежурство с двенадцати до двух. Я проглотил несколько йогуртов и еще рассовал себе по карманам полтора десятка упаковок, чтобы не давится бутербродами с омерзительной шоколадной пастой. Паста только называлась шоколадной, на самом деле это было взбитое с сахаром и еще каким-то химреагентом дерьмо. Во всяком случае, какао-бобы в составе не упоминались.
- Илья, хочешь прикол? - огорошил меня Славик, не успел я еще войти в комнату, - смотри!
Мирослав выставил здоровенные колонки саунд-системы в окно и щелкнул «энтер» на своем ноутбуке. В ту же секунду меня оглушил рев сирены.
- Быстро, быстро все вниз! Тревога, тревога... - забегали по корпусу командирки, сгоняя всех на учебную тревогу, как им казалось. Славка, схватившись за живот, катался от смеха по полу.
- Блядь, Славик, в чем прикол-то? Я в душ хотел.
После пятой такой шутки командиры догадались изъять у нас саунд-систему на время.
В двенадцать, согласно графику, я явился вниз, на площадку, где командиры проверили наши магазины на наличие патронов, фляги на заполненность водой, и все остальное обмундирование. Из десяти человек, которые должны были заступать в караул, стояли восемь, двое остальных просто забили и легли спать.
- Свободен, отдавай рацию и иди дрыхнуть, - я сменил Ромку на боевом посту недалеко от нашего флагштока. В рацию кто-то все время матерился и орал на командирок, что его не меняют. Я выключил прибор, дабы не раздражал, и погрузился в свои размышления. Очнулся я от невероятного чувства голода. В иврите даже термин есть специальный: «манчес» - состояние неутолимого жора, овладевающее человеком после употребления марихуаны. Сожрав пару йогуртов из кармана, я вспомнил, что в комнате у меня есть еще десяток банок. Часы показывали три-десять. Меня должны были сменить уже больше часа назад. Теперь, включив рацию, уже я орал благим матом на командирку, которая не в состоянии поднять солдат с койки.  В ответ рация извинялась женским голосом и просила подождать еще. Девочка пыталась поднять засранца, но он, очевидно, посылал ее. Тогда она попробовала поднять кого-нибудь другого, но остальные послали тем более, резонно замечая, что сейчас не их вахта. Оставив свой пост, я  голодный и очень злой вернулся в корпус.
- Ты, дура недоделанная, давай сюда лист дежурств, какая сволочь меня не сменила? - я схватил за руку одну из командирок.
- Илья, что ты делаешь, ты не можешь покинуть пост!
- Заткнись, и смотри, как надо поднимать с койки! - я решительно вошел в комнату третьего цевета и, сдирая одеяло со всех подряд, стал искать Алекса.
- Блин, что ты делаешь?
- Охуел, чо ты творишь? - мычали раздраженные парни.
- Завали ебало, где Алекс?
- Ну, вон!
Резким движением я сорвал с него одеяло и, схватив за ногу, сдернул с кровати на бетонный пол.
- Оху...
Но мой удар ногой в живот прервал возмущение сонного гаденыша.
- Ты... я тебя... - отдышавшись, он еще хотел мне что-то высказать, но занесенный над ним приклад, и мое лицо, выражающее полную готовность впечатать его башку в пол, охладили пыл урода.
- Бегом в караул, сучий потрох! - я обернулся к мефакедке - вот  что ты должна была сделать, глупая соска!
- Илья, это запрещено. Тебя за это могут судить, если он пожалуется.
- Он не пожалуется. Потому что тогда ему вообще пиздец.
- «Стукач», - произнесла девчонка русское слово с акцентом, - я знаю это слово. Русские не любят «стукач».
- Очень не любят «стукач». Просто пиздец, как не любят!
- А в российской армии командиры так же поднимают солдат в караул?
Я посмотрел на наивную девчонку:
- В российской армии солдаты сами вскакивают вовремя. А если кто-нибудь нечто такое выбросит, то командир его просто убьет.
- Выведет во двор и расстреляет без суда?
- Ну, зачем же так жестоко! Отпинает ногами так, что почки оторвутся и селезенка лопнет, а солдатик потом сам тихо помрет в лазарете.
- Хорошо, что мы не в России.
- Уж поверь мне, - я отправился доедать свои йогурты.

***

В субботу наступала праздничная неделя Суккота. В память о блуждании евреев по Синайской пустыне нам возле столовой соорудили здоровенный шалаш, в котором всю неделю и накрывали столы. После утренней трапезы многие солдаты отправились на праздничную службу в синагогу. Я же, чуть спустившись с дороги, уселся на горном склоне, недалеко от нашего класса.
- Я часто вижу, как ты сидишь здесь в одиночестве.
Я обернулся и увидел стоящую позади себя миловидную девчонку в командирской бейсболке. Кажется, я видел ее несколько раз, она была мефакедед одного из девичьих отделений.
- На базе нечасто выдается момент для уединения, когда можно вот так вот посидеть и отдохнуть от людей.
- Не любишь людей?
- Ненавижу, - я задрал голову, заглянув в лицо симпатичной командирше. Практически все время их лица скрывал длинный козырек, закрывая верхнюю часть лица, которую можно было рассмотреть только из такого положения - у тебя очень чувственные глаза и красивая улыбка. Как тебя звать?
- Инбар.
- А меня И...
- Да, тебя Илья. Я знаю. Тебя больше всего обсуждают командиры между собой.
- И что говорят? Больше плохого или хорошего?
- Дженни досадует, что не может рассказать ничего нового. Какой бы рассказ из истории Израиля она не начала, ты всегда знаешь больше. А мефакедед тиранут тебя ненавидит. Но вообще-то вам  не очень повезло, я сама с ней не слишком дружу.
Я пригласил взглядом новую знакомую присесть рядом.
- Откуда ты?
- Мой иврит все-таки выдает меня? Я из Ден Хаага. Это...
- Да, да это Нидерланды. Я обожаю Голландию, хотя Ден Хааг не самый мой любимый город.
- Амстердам?
- Да я очень люблю Амстердам, но...
- Дай догадаюсь... слишком многолюдно, - мы синхронно рассмеялись. Меня заинтересовала эта обаятельная девчушка с солнечной улыбкой. Сидя на крутом склоне холма, на вершине которого находилась наша база, мы наслаждались тишиной, зачарованные потрясающим горным пейзажем.
- Как тебя занесло в ЦАХАЛ из Голландии?
- Я должна была приехать для прохождения службы в армии. Ведь я родилась в Израиле, и с рождения являюсь гражданкой этой страны. Мои родители не прижились здесь, и, когда мне было полгода, вернулись в Нидерланды.
- И это повод? Ты была обязана, и что?
Инбар рассмеялась:
- Ну да, кто мог меня заставить!
- Ты не настоящая голландка. Знаешь, в Амстердаме, если велосипедист остановился на красный свет возле пустой дороги, значит, это не голландец.
- Точно, точно, а если у него еще такие цветные носочки в тон к велосипеду и шлем на голове, значит он немец.
- Зато Голландия единственная страна, в которой можно встретить турка на велосипеде. Ты когда-нибудь видела турка на велосипеде в Германии или Швейцарии?
- Но готова спорить, если ты видел турка на велосипеде, то это был непременно такой разноцветный горный байк с сотней передач.
- Непременно! Ведь любой уважающий себя голландец предпочтет раздолбанный дедушкин «Дач-байк».
Я болтал с Инбар час или два ни о чем и обо всем на свете.
- Оставь мне свой номер телефона.
- Зачем?
- Потому что мне нравится, как ты улыбаешься.
- Ты вгоняешь меня в краску.
- И мне нравится, как ты краснеешь от смущения.
Инбар достала ручку с обрывком бумажки.
- Жаль, что ты не моя мефакедед.
- О, слава Богу, что я не твоя мефакедед! Я наслышана о твоих выходках. И, к тому же, будь я твоим командиром, то не согласилась бы выпить чашку кофе с тобой.

Не представляю, как в России солдаты безвылазно проводят в армии целых два года! Наверняка, я был бы одним из тех, кто, заступая в караул и получая на руки оружие, расстреливают сослуживцев в казарме, а потом стреляются сами. Потому что я уже готов был взвыть. Не в силах более выносить Кайла, я выбросил его вещи из комнаты и выгнал спать в коридор. Америкос тут же настучал на меня сержантессе. За это мне закрыли еще один шаббат. Славку тоже несло вразнос. Он больше не поднимался на построения, проводя весь день в кровати с ноутбуком. На третий день поднимать его пришел весь наш комсостав - командирша, сержантесса, лейтенантша выстроились шеренгой возле его кровати.
- Мирослав, встань немедленно! - но Мирослав и ухом не вел, полностью игнорируя слова мефакедки.
- Слава, встань, - то ли приказала, то ли попросила наша ММ.
На слова лейтенентши Славик неспешно слез с кровати и принялся заправлять свою пилотку под погон. Видя, что приказы других командиров Мирослав исполняет, наша дурочка решила встрять, пытаясь взять своего солдата под контроль самым глупым способом, который только можно придумать - отдавать ему приказы о том, что он и так делает:
- Положи пилотку на плечо!
Конечно, в ту же секунду беретка хлопнулась об пол. ММ жестом попросила ее замолчать.
- Мирослав, это твоя принципиальная позиция? Ты не будешь исполнять приказы своей мефакедед?
- Да, это моя принципиальная позиция. Она невменяемая, и ее нужно лечить.
Как и мне, за такие штуки ему закрыли выход с базы на выходные.
- Значит, мы тут вдвоем на этот уик энд.
- Да какое вдвоем, Ильюха! Тут полроты на шаббат оставлены. Радуйся что ты солдат-одиночка, и тебе не могут закрыть еще одни выходные. Двадцать один день -  это максимум, на который можно оставить на базе одиночку по закону.
Previous post Next post
Up