У истоков советской культурной политики

Nov 11, 2014 13:10



СССР - грандиозная попытка построения нового мира, гигантский проект, который необходимо изучать и анализировать. Исследованию подлежит и культурная политика советской власти, бывшая, возможно, одним из краеугольных камней советизма.

Обсуждение культурной (и, между прочим, языковой) политики зачастую тяготеет к некой дуалистической схеме. Прекрасно обрисовывает эту модель весьма часто цитируемая российскими экспертами статья Франсуа Матарассо и Чарльзя Лэндри «21 стратегическая дилемма культурной политики» . В ней предлагается осмыслить дихотомии, в которых якобы оказывается культурная политика сегодня: «Культура как сфера искусства - Культура как образ жизни», «Культурная демократия - Демократизация культуры», «Самодостаточность культуры - Культурный инструментализм», «Государство - Рынок» и др. Если авторы «21 дилеммы» рекомендуют удерживать баланс, то большинство «дихотомистов», по сути, говорят о переходе от одного полюса дихотомий - к другому (к демократизации, рынку, инструментализму).

Предполагается, что осмысленная культурная политика XX века выстраивалась как распространение культурного наследия (образцов, ценностей, текстов) в широкие социальные слои. Отсюда - понимание культурной политики как управления музеями, библиотеками, академическими театрами.

Однако в середине XX века в этом, по сути просветительском, модернистском (от понятия о «модерне» как эпохальном социокультурном проекте), подходе увидели «навязывание большинству масс населения культуры и искусства элитарного меньшинства, игнорирующего многие новые или нетрадиционные формы выражения и самосознания» («21 дилемма»). Пост-модернистская («после модерна») культурная политика отказывается от централизации, от прямого государственного финансирования просвещения как миссии культурной бюрократии, от константных «культурных ценностей» (ценность культуры отныне может определяться различно - в том числе инструментально). О культуре «вечных ценностей» теперь иронически говорят: «одобренная культура».

Итак, перед нами модель смены культурно-политических парадигм с централистской на демократическую. Между тем, мы знаем, к чему приводит некритическое наложение дуальных моделей на нашу социальную реальность. Некоторые специалисты сходным образом описывали языковую политику, которая также якобы бывает националистической/имперской/гегемонистской - и мультикультуральной/демократической. Советский языковой опыт 1940 - 1980-х годов оценивается именно как языковой национализм, русификация, «лингвицид». Однако, Владимир Михайлович Алпатов в своих исследованиях показывает, что СССР проводил политику развития двуязычия у народов Союза, и этот опыт не был оценен в должной мере (см. «Борьба за язык»).

Попробуем реконструировать те реальные координаты, в которых развивалась отечественная культурная политика. Мы встретим нечто сходное со «стратегическими дилеммами» Матарассо-Лэндри, но именно сходное - не тождественное. Суть стратегического поиска оказывается глубже, дилеммы - острее, а решения - сложнее.

Но для начала мы должны представить себе ту систему взаимоотношений общества и культуры, которой наследует двадцатое столетие - столетие наиболее осмысленной культурной политики. Со времен античности культура и управление ей принадлежали узким группам людей, «элитам» древнего мира - говорим ли мы о древних греках или древних китайцах. Конфуцианскую мысль вообще можно интерпретировать как мысль культурологическую, задающую принципы культурной политики. Знаменитая программа «исправления имен», безусловно, является культурно-политическим проектом. Само конфуцианское понятие «благородный муж» очень сильно коррелирует с русским интеллигентским «культурный человек». Но «благородный муж», в отличие от нашего «культурного человека», всегда господствует, господство - его обязанность и предназначение (идет ли речь о государе, чиновнике или крупном землевладельце). Древняя культура - это культура господ. Это даже не инструмент господства, а то, изнутри чего господство осуществляет себя, внутри чего господство пребывает.

Культурная модернизация (которую можно отсчитывать от Мартина Лютера с его мечтой о доступности библейских текстов каждому человеку) стала распространением «культуры господ» в народ («Белинского и Гоголя с базара понесет…» - мечтает Некрасов о просвещенном народе). Насколько интенсивно такое распространение осуществлялось в Новое время, можно спорить. Но модернизация разрушала культурное тело господства. Постмодернизация культурной политики (рынок, демократизация, инструментализм) очевидным образом реставрирует «культуру господ»: массам предлагаются «многие новые и нетрадиционные формы» вкупе с рынком культурных индустрий, а большая культура возвращается в узкий круг избранных. Советская культурная политика не была только «навязыванием народам» Пушкина и Маркса - она была еще и борьбой с культурным господством.

В первые постреволюционные годы культурная политика стала предметом острейших споров. Как правило, большевистская культурная политика связывается с так называемым Пролеткультом, созданным Александром Богдановым. Напомню, что Богданов - один из лидеров антиленинской оппозиции в партии, вошедший некогда в интереснейшую (и малоизвестную специалистам по истории отечественной культуры) группу «Вперёд» вместе с Максимом Горьким и Анатолием Луначарским. Имея теснейшую связь с этими фигурами, Богданов был ошибочно причислен к «богостроителям». Ленин для обозначения этих «идеалистических большевиков» использовал более точный термин - «коллективисты» (в связи с до сих пор не переизданным сборником статей «Очерки философии коллективизма»), иногда - «богдановцы».

Ленин пытался расколоть эту группу в том числе своей книгой «Материализм и эмпириокритицизм». Во введении он ссылается на письмо Горького, в котором последний просит лидера большевиков выступить против эмпириокритицизма, и как бы исполняет просьбу великого писателя, яростно полемизируя с Богдановым, Базаровым и другими (о Луначарском походя сказано, что тот «примыслил себе боженьку» - эту хлесткую фразу по цензурным соображениям при публикации пришлось опустить).

С кем же боролся Ленин? Слово Богданову:

«Необходим поворот к программе культуры. Социализм осуществится тогда, когда старому культурному миру, с его опытом тысячелетий и вполне сложившимися методами, будут противопоставлены не только политическая сила и “хозяйственный план” [обратите внимание на эти брезгливые кавычки - И.Р.], а новый мир культуры, с новыми, высшими методами».

«Что видели в социализме до сих пор? Революцию собственности, смену хозяина в обществе - дело классового интереса и материальной силы масс. Что следует видеть в нем? Творческую революцию мировой культуры, смену стихийного образования и борьбы социальных форм их сознательным созиданием - дело новой классовой логики, новых методов соединения сил, новых способов мыслить».

Революции чисто экономической и логике политического революционного насилия Богданов противопоставляет «культурную революцию». Этим и занимается он в Пролеткульте, пытаясь выращивать пролетарскую молодежь, порвавшую с тысячелетним опытом господства старой культуры.

Ленин практически не взаимодействовал с Пролеткультом, и можно было бы предположить, что он просто не мог контролировать вопросы культурной политики. Однако это не так. Он делает развернутые высказывания о культуре в связи с развитием «внешкольного образования» в 1919 и 1920 годах. Важны как высказывания, так и контекст. Ленин демонстративно холоден к Пролеткульту и демонстративно горяч к внешкольному образованию (то есть просвещению масс). Повсюду Ленин говорит об овладении «сокровищами старой культуры». И его речь на эту тему на съезде коммунистической молодежи («Коммунистом можно стать тогда и только тогда…») - очевидно анти-пролеткультовская.

О Пролеткульте Ленин спорит в своих письмах, требуя подчинить его деятельность Наркомпросу. В Предисловии ко второму изданию «Материализма и эмпириокритицизма» Ленин прямо пишет о том, что эта книга полезна в борьбе против культурной программы Богданова (1920). Ленин противопоставляет «пролетарской культуре» - овладение пролетариатом мировой культурой.

Разбирая рукопись статьи пролеткультовца В.Плетнева, Ленин в своей хлесткой манере отмечает: «Учиться надо автору не “пролетарской” [на этот раз брезгливые кавычки использует Ленин - И.Р.] науке, а просто учиться».

Налицо противостояние двух культурных политик:
- радикальное, беспрецедентно интенсивное «просвещение» (Ленин);
- и радикальная же «демократизация» (создание культуры трудящихся масс) - и разрыв со старой, «одобренной» культурой.

Молодая советская власть решала вопрос: а существует ли пролетарская культура? Возможна ли она? Это поистине спорный момент. Выходит, что ряд идеологов социализма (и не только Ленин, но, между прочим, и Троцкий) как бы считали пролетариат культурно бесплодным классом. Задача пролетариата - разрушить старый мир, а богатства его передать постепенно в общее пользование. Класс-мессия выступает как даритель, как судия, как Возмездие, но не как творец. В этом духе размышлял очень тонкий Вальтер Беньямин, нечто подобное в поэтических формах выражали Александр Блок и Валерий Брюсов.

Ранняя советская культурная политика - это буря и натиск в популяризации «старой культуры», и одновременно - буря и натиск в попытках созидания «новой культуры». В последующую эпоху однозначно победила просветительская модель, хотя нельзя сказать, что созидание новой культуры было полностью снято с повестки дня - это созидание велось, но чаще всего «буржуазными», «дворянскими», «интеллигентскими» профессионалами. Теория «социалистического реализма» также начинала развиваться как обоснование новых форм и способов мышления, к которым причисляли и Маяковского, и Пастернака (см. сборник статей «Борьба за стиль» под редакцией И.Виноградова, 1937). Стоит задуматься, однако, над тем, что самый гигантский осколок Пролеткульта - Андрей Платонов был лично Сталиным не любим, а демонстративно «реакционный», «белый» Михаил Булгаков лично же Сталиным любим и опекаем. Кстати, еще в конце 1940-х Сталин время от времени возвращался к разгрому «богдановщины».

Таков первый крупный спор о культурной политике в России. Он раскрывает один из смыслов русской революции - культурный прорыв. Прорыв к залежам культурных сокровищ и одновременно к необъятным далям новой культуры.

Опубликовано на eotperm.ru

культурная политика, СССР, Революция

Previous post Next post
Up