Какое расчеловечивание, Вы о чём? Во что именно, по-Вашему, Филонов пытался выхолостить человека? В тварь бессловесную, безжалостного хищника или бездушный автомат? Я в его картинах, включая названные, не прослеживаю никаких поползновений в перечисленных направлениях. На тот момент вообще никому не было ясно, как соотнесутся в новом человеке кипение вековых страстей и "неустанный гул машины". Одни, как Дзига Вертов на первых порах (см. его манифест "Мы" 1922 года), мечтали породнить человека с механизмом, снабдив его безошибочной выверенностью движений в противовес "ковыряющемуся гражданину" прошлого. Другие, напротив, говорили о раскрепощении всех сил, страстей и способностей, какие только найдутся в доселе очастиченном и угнетённом человеке. Истина, выявившись в реалиях отдельно взятой страны, как иногда случается, оказалась ближе к жизни и прозаичнее на вид. Новый человек так или иначе состоялся, пусть и в обход всех восторженных предвосхищений авангардистов, живших в преддверии мировой революции. А пока надежда на таковую всё ещё питала молодую Советскую республику, каждый художник силился уточнить вырисовывающийся вдали силуэт нового человека. В соответствии с наличными возможностями своего "интеллектуального зрения". Нужно всё-таки понимать отличие тогдашних предчувствий от либеральных глумлений дня сегодняшнего, когда на горизонте вместо нового человека начинает маячить что-то другое, исключающее человечность как таковую. Филонов отличается от Гельмана в той же мере, в какой кропотливо возводимое (или уже возведённое) здание отличается от безжалостно разрушаемого (или уже разрушенного).
При желании везде и всюду можно найти всемирный (или местечковый) заговор против устоев человечности. Так, мой приятель назвал "Купание красного коня" Петрова-Водкина, цитирую, "метафизическим арт-порно с элементами зоофилии".
P.S. Что касается Тарковского (Вы о младшем, я правильно понял?). Мне не кажется, что его вероятный антисоветский настрой должен служить меткой прокажённого. Всеохватность случившегося в конечном счёте предательства девальвирует клеймо антисоветчика. Был на свете, к примеру, Михаил Ромм - учитель Тарковского и не только, пятикратный лауреат Сталинской премии и один из моих любимейших кинорежиссёров. Трудно найти художника, глубже укоренённого в советской почве. Однако ж это не помешало ему выступить в авангарде хрущёвской десталинизации. Кстати, многие небезосновательно считают фильм "Обыкновенный фашизм" подспудно "антитоталитарным", а не сугубо антифашистским. И это только один из самых красноречивых примеров. Если мы начнём поимённо обсуждать идеологические предпочтения творческой элиты, то это окажется слишком не в нашу пользу. Боюсь, тогда останется только припечатать от безысходности интеллигенцию по ленинской методе, ни на йоту не продвинувшись в построении неосоветского дискурса. Вы можете не отходя от кассы назвать человек пять-десять её известных представителей, сохранивших верность советским идеалам по ту сторону пережитой катастрофы? Среди тех же кинематографистов я навскидку припомнаю лишь Бортко и Меньшова.
Ужасно. Вы не видите очевидного. Вот у вас перед глазами факт: мерзкие, тошнотворные образы Филонова, которые в своей антигуманистической сущности не отличимы от образов современного постмодернизма. А вы смотрите - и не видите. Я в шоке.
Я лично до глубины души возмутившие Вас образы не считаю ни прекрасными, ни тошнотворными. Но даже тошнотворность, будучи признана как эстетический факт, не всегда с непреложностью перетекает в воинствующий антигуманизм. Посему я вторично прошу Вас пояснить механику античеловеческого перерождения, происходящего на обсуждаемых полотнах. Кем конкретно Филонов заменяет или стремится заменить человека? Каким зверем из бездны? Если для Вас это вопрос очевидности - назовите, не бойтесь.
"Кем конкретно Филонов заменяет или стремится заменить человека? Каким зверем из бездны?"
Разве расчеловечивание обязательно предполагает замену? Вы упорно пытаетесь увести разговор в сторону.
Давайте вернемся к исходной точке нашего диалога. Автор блога возмущен тем, что Зюганов не противопоставил современной антикультуре ряд деятелей искусства, куда он включил и Филонова. Я говорю, что не вижу разницы между современными постмодернистскими картинами и филоновскими. И там и там мы находим уродливо искаженные образы людей, выражающие идею дегуманизации человека. Вы со мной не согласны и считаете, что картины Филонова несут некое позитивное начало. Не могли бы вы объяснить, что это за начало? Пожалуйста, в 1-2 предложениях.
Какую из картин под обобщённым названием "Мужчина и женщина" Вы имеете в виду? Если самую первую графическую работу 1912 года, где мужчина протягивает пучок загребущих ручищ в направлении беззащитной женщины, то она вполне могла бы стать говорящей за себя иллюстрацией к трудам Клары Цеткин или Надежды Крупской по женскому вопросу. В одноимённом акварельном полотне, написанном чуть позже, изображена бесовская пляска двух первоначал - опять же блестящая попытка проиллюстрировать зловещее союзничество Эроса и Танатоса (у критиков встречал догадку о "последней в мире любви"). Ну а если говорить о самом известном полотне из этого ряда, которое скорее всего Вас и задело - на нём мужчина и женщина уже не столько танцуют, сколько из последних сил пытаются найти друг друга в мире опрокинутых идентичностей, сами почти что выродившись до бесполости. Чем, в свою очередь, не камень в огород современного Запада?
А если говорить о стиле в целом... Так искусно утрировать законы телесной механики можно только будучи доскональным знатоком анатомии, коим Филонов, собственно, и являлся. Чего не скажешь о современных постмодернистах - они просто невпопад деформируют подручный материал в попытках прикрыть получившимся уродством осточертевшую им реальность.
Дело не в позитиве как самоцели, а в праве искусства, в том числе и советского, на постановку пресловутых "проклятых вопросов". Хоть в капиталистическом окружении, хоть в гипотетическом "царстве свободы". Смерть, как минимум, никуда не денется даже с наступлением всеобщего благоденствия. Если, конечно, когда-нибудь не состоится научное воскрешение усопших по Николаю Фёдорову. Стало быть, любой серьёзный художник всегда должен будет выстраивать отношения с гибельным вызовом небытия. Ни в коем случае не очаровываясь видом разверстой перед ним бездны, но и не испытывая иллюзий по поводу её действительной глубины. Творец прежде всего согласовывает жизнь с "грозящим завтра нулём" и этим создаёт условия для её продолжения. А те, кто сводят задачи искусства к непрерывному производству позитива, незаметно для самих себя вторят тем, кто не видит жизни дальше бытового комфорта. Хотим, дескать, нор-р-рмального искусства, без всяких интеллигентских выкрутасов! Не выйдет. Тем более что вскорости отношения с инферно придётся выяснять всем без исключения, а не одним одиноким мечтателям. Дай Бог не лицом к лицу. Последние времена на носу, чего уж там.
В первый раз в жизни обнаруживаю себя в либеральном лагере. Спасибо, что открыли мне глаза.
А если серьёзно, то я стою лишь за полноту художественного освоения бытия. За жизнь и творчество "со всеми почёсываниями", как говорил герой Достоевского, а не за "одно только извлечение квадратного корня". Это не значит, что художнику всё позволено, понимаете? Поверьте, моя система творческих табу, быть может, тоже не менее жёсткая, чем Ваша.
Патриарх Кирилл: "Читая тексты, мы создаем образ в своем сознании - яркий, убедительный, захватывающий, волнующий душу - мы становимся соавторами. И в этом заключается непреходящее огромное значение художественной литературы. И чем сильнее образ, который создается, тем значительней личность писателя, тем значительней его вклад в литературу. Но это эстетическая сторона художественного творчества. А есть и существенная сторона. Ведь могут создаваться яркие художественные образы, разрушающие нравственную природу человека. И чем ярче, тем страшнее. Поэтому важным является не только внешняя эстетическая сторона литературы - слов, сравнений, образов, но и содержание. И здесь самым главным критерием в определении величия писателя является понимание того, что происходит в душе человека после прочтения художественного текста: он становится лучше или хуже, его душа поднимается к небу или распластывается над землей, он возвышает свой дух или разрушает его, приближаясь к образу животного бытия".
"Художественная литература становится великой тогда, когда она поднимает человеческий дух, когда она приближает человека к высшим ценностям, когда она вводит личность в соприкосновение с этими ценностями. И литература, как и культура, перестают быть литературой и культурой, когда они возбуждают низменные страсти, когда разрушают нравственную природу человека. Тогда мы говорим, что это не культура, а псевдокультура или даже антикультура".
Искусство должно не только распахивать перед нами духовные высоты, но и предупреждать о подстерегающих внизу безднах. Конечно, лишившись возможности смотреть наверх, человек от безысходности влюбится в инфернальные глубины и сольётся с ними в непоправимом единстве, тут спору нет. Но и безоглядная устремлённость ввысь рано или поздно вынудит нас споткнуться о пустячный камешек и сорваться в пропасть.
При желании везде и всюду можно найти всемирный (или местечковый) заговор против устоев человечности. Так, мой приятель назвал "Купание красного коня" Петрова-Водкина, цитирую, "метафизическим арт-порно с элементами зоофилии".
P.S. Что касается Тарковского (Вы о младшем, я правильно понял?). Мне не кажется, что его вероятный антисоветский настрой должен служить меткой прокажённого. Всеохватность случившегося в конечном счёте предательства девальвирует клеймо антисоветчика. Был на свете, к примеру, Михаил Ромм - учитель Тарковского и не только, пятикратный лауреат Сталинской премии и один из моих любимейших кинорежиссёров. Трудно найти художника, глубже укоренённого в советской почве. Однако ж это не помешало ему выступить в авангарде хрущёвской десталинизации. Кстати, многие небезосновательно считают фильм "Обыкновенный фашизм" подспудно "антитоталитарным", а не сугубо антифашистским. И это только один из самых красноречивых примеров. Если мы начнём поимённо обсуждать идеологические предпочтения творческой элиты, то это окажется слишком не в нашу пользу. Боюсь, тогда останется только припечатать от безысходности интеллигенцию по ленинской методе, ни на йоту не продвинувшись в построении неосоветского дискурса. Вы можете не отходя от кассы назвать человек пять-десять её известных представителей, сохранивших верность советским идеалам по ту сторону пережитой катастрофы? Среди тех же кинематографистов я навскидку припомнаю лишь Бортко и Меньшова.
Reply
Reply
Reply
Разве расчеловечивание обязательно предполагает замену? Вы упорно пытаетесь увести разговор в сторону.
Давайте вернемся к исходной точке нашего диалога. Автор блога возмущен тем, что Зюганов не противопоставил современной антикультуре ряд деятелей искусства, куда он включил и Филонова. Я говорю, что не вижу разницы между современными постмодернистскими картинами и филоновскими. И там и там мы находим уродливо искаженные образы людей, выражающие идею дегуманизации человека. Вы со мной не согласны и считаете, что картины Филонова несут некое позитивное начало. Не могли бы вы объяснить, что это за начало? Пожалуйста, в 1-2 предложениях.
Reply
А если говорить о стиле в целом... Так искусно утрировать законы телесной механики можно только будучи доскональным знатоком анатомии, коим Филонов, собственно, и являлся. Чего не скажешь о современных постмодернистах - они просто невпопад деформируют подручный материал в попытках прикрыть получившимся уродством осточертевшую им реальность.
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
А если серьёзно, то я стою лишь за полноту художественного освоения бытия. За жизнь и творчество "со всеми почёсываниями", как говорил герой Достоевского, а не за "одно только извлечение квадратного корня". Это не значит, что художнику всё позволено, понимаете? Поверьте, моя система творческих табу, быть может, тоже не менее жёсткая, чем Ваша.
Reply
"Художественная литература становится великой тогда, когда она поднимает человеческий дух, когда она приближает человека к высшим ценностям, когда она вводит личность в соприкосновение с этими ценностями. И литература, как и культура, перестают быть литературой и культурой, когда они возбуждают низменные страсти, когда разрушают нравственную природу человека. Тогда мы говорим, что это не культура, а псевдокультура или даже антикультура".
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Leave a comment