Сказка на ночь
Черный рыцарь снова и снова возвращается в старый замок с затянутыми паутиной темными углами и поеденными молью гобеленами. Проходит по гулким залам, минует анфилады пустующих комнат, сопровождаемый лишь недовольным шепотом потревоженных привидений. Рыцарь приносит с собой злую и веселую улыбку, звездный отсвет стального венца в каштановых кудрях и клочья нездешнего тумана, запутавшиеся в складках тяжелого плаща. Его путеводная звезда - узкая полоска янтарного света, льющегося из-под двери маленькой комнаты под самой крышей. Света, нежный коньячный отблеск которого рыцарь несет в неожиданно теплых карих глазах. В Комнате-Под-Крышей живет его Унылая принцесса. Закутавшись в розовато-серую вересковую шаль и поджав босые ноги, она сидит в продавленном кресле и рассказывает старые сказки флегматичному пожилому коту, свернувшемуся клубочком у нее под боком. Горят шоколадные свечи, окрашивая золотом трепетное звездное мерцание, кое-как пробивающееся сквозь мутное окошко под потолком; на комоде - засохшие розы - уже не белые и не алые - просто пыльные, хранящие в хрупком пергаментном плену кусочки воспоминаний.
Рыцарь входит, ломая привычное умиротворение, тревожит вековую пыль на пожелтевших страницах разбросанных тут и там книг, заставляет плясать тревожно и неровно огоньки свечей. С ним - звон оружия, пение северного ветра в выстуженных скалах, высота и прозрачность, пронзительность безумного холодного неба. Он хватает принцессу за хрупкие плечи, пытаясь вырвать ее из тягучего полумрака, вызвать улыбку на тонких губах, разбудить… Рыцарь привык разбивать то, что может быть разбито, он никогда не признается даже себе, что эта пыль, засохшие розы и старые сказки есть то, что снова и снова приводит его в увитый плющом и забытый путниками замок из далеких славных походов. Но Унылая принцесса всегда безучастна, она Не-здесь, в ее серых глазах пляшут болотные огоньки, и, касаясь ее холодных ладоней, рыцарь слышит пение свирели с поляны посреди древнего леса, топот легких ног, шелест невидимых крыльев, перезвон звездных бубенцов и серебристый веселый смех. Тогда, отчаявшись, он устало опускается на пол возле ее ног и сидит так до самого утра, грея в своих руках прозрачные пальцы, уносясь вместе с ней под сень вековых деревьев в беззаботные пляски Туата де Данан. С первым жемчужным рассветным лучом гаснут шоколадные свечи, прячутся по углам уютные бархатные тени, а сероглазая принцесса становится пепельным изваянием, покрытым паутиной, застывшим в своем старом кресле. Рыцарь встает, горько вздыхает и выходит, на прощание коснувшись пальцами полуоткрытых губ, ставших пергаментными розовыми лепестками. Он уходит навстречу звенящему северному ветру, навстречу холодными фьордам, лязгу оружия и новым великим подвигам. Уходит, чтобы когда-нибудь, это он знает точно, обязательно вернуться.
Рыцарь входит, ломая привычное умиротворение, тревожит вековую пыль на пожелтевших страницах разбросанных тут и там книг, заставляет плясать тревожно и неровно огоньки свечей. С ним - звон оружия, пение северного ветра в выстуженных скалах, высота и прозрачность, пронзительность безумного холодного неба. Он хватает принцессу за хрупкие плечи, пытаясь вырвать ее из тягучего полумрака, вызвать улыбку на тонких губах, разбудить… Рыцарь привык разбивать то, что может быть разбито, он никогда не признается даже себе, что эта пыль, засохшие розы и старые сказки есть то, что снова и снова приводит его в увитый плющом и забытый путниками замок из далеких славных походов. Но Унылая принцесса всегда безучастна, она Не-здесь, в ее серых глазах пляшут болотные огоньки, и, касаясь ее холодных ладоней, рыцарь слышит пение свирели с поляны посреди древнего леса, топот легких ног, шелест невидимых крыльев, перезвон звездных бубенцов и серебристый веселый смех. Тогда, отчаявшись, он устало опускается на пол возле ее ног и сидит так до самого утра, грея в своих руках прозрачные пальцы, уносясь вместе с ней под сень вековых деревьев в беззаботные пляски Туата де Данан. С первым жемчужным рассветным лучом гаснут шоколадные свечи, прячутся по углам уютные бархатные тени, а сероглазая принцесса становится пепельным изваянием, покрытым паутиной, застывшим в своем старом кресле. Рыцарь встает, горько вздыхает и выходит, на прощание коснувшись пальцами полуоткрытых губ, ставших пергаментными розовыми лепестками. Он уходит навстречу звенящему северному ветру, навстречу холодными фьордам, лязгу оружия и новым великим подвигам. Уходит, чтобы когда-нибудь, это он знает точно, обязательно вернуться.