Длинный пост
Ходили мы с собачками вечером по полям. Сумерки, в воздухе морось - не дождь, не туман... Коричневатые, иссушенные за лето травы полегли под тяжестью влаги и приготовились сгнивать на первых заморозках, чернеть, размякать, переходить в землю. А другая трава все еще зеленая, сочная и, кажется, в некоторых местах - свежая, только что подросшая.
Собачки носятся по полю, как оглашенные.
Впереди Арагон - ноги риджбечьи длинные, весь вытягивается в прыжке и, как Нижинский, слегка подвисает в воздухе. Топот слышен за несколько десятков метров - уже не видно в ниспадающей темноте, тяжелая трава уже неподвижна и только звук - бу-бух, бу-бух, бу-бух!.. Как лошадь.
А за ним Клифыч - мелкий цвержук, как будто горох по столу - тыр-тыр-тыр-тыр-тыр... Не отстает, хотя меньше Арагона раз в шесть.
И вспомнилось мне, как мы ходили с Арагоном летось тоже к вечеру ближе, в сентябре, в первый мой приезд "на волю". Арагон тогда природу еще слегка побаивался, далеко от меня не отходил, вокруг круги наматывал. И вот мы идем, шуршим сухостоем, и вдруг - фр-р-р!... из-под ног! из травы прямо!.. птица... И крупная такая, как показалось. Я обалдел сего числа, как говорится - ведь это же перепел! Натуральный перепел!..
Я стоял минут двадцать не шевелясь.
Я же думал, что это только у Тургенева, что это все "Записки охотника", Аксаков какой-то, девятнадцатый век. Я считал, что вся эта красота - литература: одна, две, три войны прошлись, колхозы всякие, повороты северных рек!.. Какие перепела! Я жил в городе и считал, что перепела - это в ресторанах, как куры в инкубаторах, колхозные, для жарки...
Я зубрил комсомольский устав, стекленел на политинформациях, трясся в вонючих икарусах, топтал ступени метро - и с невероятной силы иссушающей тоской оплакивал девятнадцатый век. Оплакивал "Записки охотника", старосветских помещиков с узваром и перепелами... Тетерева, б!...
И вдруг оказалось, что все это есть на самом деле, что это никакая не литература и не политинформация, что половина жизни украдена комсомольским уставом и правилами дорожного движения.Времени не было, а была программа "Время", а когда "Время" закончилось - начался нейшнл джиогрэфик и лужковская гнилая дрянь вместо снега на тротуарах.
И единственное, что можно теперь сказать - спасибо, Господи, хоть не намного, но увидел, что же на самом деле находится за полотнищем экрана в кинотеатре, где без конца крутят журнал "Фитиль"...
"Если спросят о жизни, спасибо ответь.
Но ни слово о том, что могло бы случиться..."
Собачки носятся по полю, как оглашенные.
Впереди Арагон - ноги риджбечьи длинные, весь вытягивается в прыжке и, как Нижинский, слегка подвисает в воздухе. Топот слышен за несколько десятков метров - уже не видно в ниспадающей темноте, тяжелая трава уже неподвижна и только звук - бу-бух, бу-бух, бу-бух!.. Как лошадь.
А за ним Клифыч - мелкий цвержук, как будто горох по столу - тыр-тыр-тыр-тыр-тыр... Не отстает, хотя меньше Арагона раз в шесть.
И вспомнилось мне, как мы ходили с Арагоном летось тоже к вечеру ближе, в сентябре, в первый мой приезд "на волю". Арагон тогда природу еще слегка побаивался, далеко от меня не отходил, вокруг круги наматывал. И вот мы идем, шуршим сухостоем, и вдруг - фр-р-р!... из-под ног! из травы прямо!.. птица... И крупная такая, как показалось. Я обалдел сего числа, как говорится - ведь это же перепел! Натуральный перепел!..
Я стоял минут двадцать не шевелясь.
Я же думал, что это только у Тургенева, что это все "Записки охотника", Аксаков какой-то, девятнадцатый век. Я считал, что вся эта красота - литература: одна, две, три войны прошлись, колхозы всякие, повороты северных рек!.. Какие перепела! Я жил в городе и считал, что перепела - это в ресторанах, как куры в инкубаторах, колхозные, для жарки...
Я зубрил комсомольский устав, стекленел на политинформациях, трясся в вонючих икарусах, топтал ступени метро - и с невероятной силы иссушающей тоской оплакивал девятнадцатый век. Оплакивал "Записки охотника", старосветских помещиков с узваром и перепелами... Тетерева, б!...
И вдруг оказалось, что все это есть на самом деле, что это никакая не литература и не политинформация, что половина жизни украдена комсомольским уставом и правилами дорожного движения.Времени не было, а была программа "Время", а когда "Время" закончилось - начался нейшнл джиогрэфик и лужковская гнилая дрянь вместо снега на тротуарах.
И единственное, что можно теперь сказать - спасибо, Господи, хоть не намного, но увидел, что же на самом деле находится за полотнищем экрана в кинотеатре, где без конца крутят журнал "Фитиль"...
"Если спросят о жизни, спасибо ответь.
Но ни слово о том, что могло бы случиться..."