2014-й, оглядываясь
Хорошо, что 2014-й закончился - от него осталось ощущение усталости. По астрологическому прогнозу 2015-й будет лучше, по крайней мере, у козерогов. Моя мама регулярно перед Новым Годом покупает астрологическую газету и дает почитать после боя курантов. Так вот, что мои неясные ожидания 2015-го в личном плане совпадают с прогнозом. Перечитал эту же газетку за 2014, чтоб верифицировать прошедший год - опять, похоже. Эх, астрология. А прогноз на 2014-й, действительно, был так себе.
Работы стало в разы больше, но в доходах это почти не отразилось, точнее их съели кратно увеличившиеся расходы. Обидно, но как есть. Радует, что было много работы на перспективу, причастность к большим проектам. Этой динамики ранее не хватало, теперь можно жаловаться на загруженность. Время превратилось в главный ресурс, который приходится распределять, но ежедневник я все-таки не завел. Обозначились горизонты жизни и перспективы - ничего сверхординарного в них не видно, а ведь человек живет надеждами на охо-хо. Хорошо все-таки, что будущее скрыто завесой тайны.
Надоедает мегаполис. Муравьиная жизнь. Глянуть, так обслуживание потребностей тела, которое подчиняет ум, занимает большую часть времени и связано с преодолением бесконечных и на вид бессмысленных трудностей. Плюс эмоции, которые надо переживать, рефлексия, инстинкты, а зачем. Меня полностью устраивает мир наподобие "Матрицы", чтобы физическое "Я" (если без него никак) лежало в какой-нибудь колбе вместе со всеми своими причудами, а бестелесное "Я" существовало независимо от него. Еще лучше без колбы и без "Я", одно лишь бытие сразу и везде, и никаких эмоций. По описанию получается нечто вроде медитативного состояния. Только вот семья не поймет, предвкушаю вопрос: «А мы!?». «Матюша отложи паровозик, будем медитировать». «Ням-ням» скажет он. Света вернется с кухни и скажет, что мы зря на полу разлеглись, места и так нет... Этот год мы прожили в очень маленькой комнате. В общем, остается уповать на целеполагание исторического процесса, на антропный принцип - тот самый «глас господа» пусть и в виде саморазвития Вселенной.
Мы соседствуем с институтом механики и математики. Между нами не только несколько этажей, но и ментальная пропасть: математики в лифте обсуждают кнопки в терминах чисел, - им даже весело при этом, а нам как-то не очень: у историков за каждой датой либо война, либо годы чьей-то жизни. Еще в их институте (мы ходим туда в столовую) на протяжении последних месяцев 2014-го каждые три-четыре недели появлялись траурные рамки. Я всегда на них смотрю: под Новый год ушел жизни старейший сотрудник, ветеран войны 92 лет, выдающиеся заслуги и т.п. Уходит из жизни поколение математиков с очередностью, которая вероятно тоже подчиняется какому-то исчисляемому правилу. В этот момент я думаю о том, как они молодые и амбициозные наполнили институт в конце 50-х, когда его и ряд других основали для усиления фундаментальных исследований в Уральском отделении Российской академии наук. Институтами застроили целый квартал на Софьи Ковалевской - сегодня такое сложно представить…, да просто невозможно.
Поражает размах задач того времени, энтузиазм: из руин и послевоенных тягот - в космос и высшую математику. И в это же время возвращаются из лагерей, те, кто выжил, и пишут такие книги, такие книги…. Недавно прочитал третий том собраний сочинений Шаламова, там про детство, отрочество, переписка с Пастернаком о «Живаго». Такого критического описания школьно-студенческой поры я еще не читал - срез первых революционных десятилетий и семейные перипетии, а следом антироман «Вишера» о первом сроке. Да, Шаламову суждено было сидеть, он сам это понимал, и лучшей похвалой своей жизни считал одобрительный отзыв, полученный в камере "Бутырки" от авторитетного каторжанина «Вы можете сидеть!» В том смысле, что Шаламов умеет правильно сидеть. Вторую запомнившуюся похвалу он получил от Пастернака за стихи. Поэзию оба ценили превыше всего. Все это было полвека назад, можно сказать вчера, - плоды (хорошие и плохие) этой эпохи мы пожинаем и сегодня. И всегда.
Обидно, что в этом году на Урале не было лета. Читаю свой полевой дневник за июль, там почти каждый день начинается со слова дождь. И от всего года ощущение дождя, штормового предупреждения. Плюс, в связи с "объективизацией" взгляда на механизмы общественного устройства становится все более неуютно жить. В историю лучше не оглядываться: день сурка и торжества сансары; потуги общества по наведении порядка во имя высшей справедливости с поразительной частотой оборачиваются смертоубийством и хаосом. Хантингтон круто описал "столкновение цивилизаций", швы описал, по которым рвутся континеты и страны, причины указал, но основу конфликтогенности не обозначил, может, решил не выходить за границы жанра. У него все-таки не учебник по этологии млекопитающих. Сложно себе признаться, что мы в самом начале эволюции, в зароде из которого можем не вылупиться.
Человек произошел не столько от обезьяны, сколько унаследовал гены и повадки всех зверей (какая симпатичная мысль, жаль, не моя). И это зубастое прошлое сидит в коллективном бессознательном. Тотемы, животные-покровители, которым поклонялись буквально вчера - все это не с неба упало и никуда не исчезло. С неба спустился только медведь в золотой люльке - божественный предок таежных аборигенов. Ясно, что убитому медведю отдается в сто раз больше почестей, чем убитому врагу. Перед трупом первого извиняются и съедают, над вторым надругаются и тоже частично съедают. Медведя едят, чтобы тот счастливо и быстро переродился, возможно, в близкого родственника, а врага - чтобы лишить его всякой силы, даже загробной, дабы он никогда не воскрес. Это медведь прародитель, а не Адам и Ева. Божественных первочеловеков съели звероящеры до того как они добрались до яблони - мы не от них. Мы от тех зверолюдей, которые убили первого Бога-медведя. Но тот был сам виноват: он очутился на грешной земле, где правит голод, и для поддержания собственной жизни начал прерывать чужие. И в этом преуспел, мифы так говорят. Но человек не только агрессивнее любого зверя, но и хитрее. С копьем наперевес он начал коллекционировать черепа медведей. Это продолжалось десятки и сотни тысяч лет, коллекционеры остались и сегодня. Морализаторскому же христианству всего две тысячи. Устойчивость "звериных схем" поведения и мышления остается незыблемой (в границах человеческого измерения истории). Животное в любой момент может вылезти наружу и потоптаться на идеалах гуманизма. Что и наблюдаем - «спасибо» СМИ.
Чтобы выжить в прошлом, человеку надо было примерять на себя маски всех зверей, быть и хищником и травоядным, особенно по отношению к себе подобным. Маски зверей востребованы и сегодня, особенно в риторике - для демонизации врага. В известном смысле «религии» аборигенных народов честнее и правдоподобнее монотеистических. Казалось бы, их время безвозвратно прошло - наступил век гуманизма. Однако эволюционные достижения вроде «превентивной агрессии» не так просто отбросить, в ряде случаев они оказываются сильнее инстинкта самосохранения, сильнее «божьих» заповедей. Заповеди хранятся в тонком слое современной культуры, который можно уподобить пыли на фундаменте из которого торчат кости убиенных врагов и животных. Пыли надо накопиться и утрамбоваться. Архетипы же легко выходят на дневной свет - дунул, и нет культуры. Самое страшное, что образами врагов «играются» современные государства, всей мощью пропаганды обрушиваясь на головы граждан. Цель - пробудить глубинные животные реакции и обернуть их в обертку патриотизма или еще чего-нибудь возбуждающе-управляемого. Сбежать от этой вакханалии невозможно, хочется просто засунуть голову в песок вечности и прочитать «Аве».
В такие моменты бетризация кажется высшим благом. Может тогда наступит радужное персиковое будущее, например, как в фильме «Она» с нестрашными кризисами идентичности. Тоже мне угроза - операционная система с самообучающимся искусственным интеллектом и голосом Скарлетт Йохансон.
Так или иначе, от реальности все больше хочется убежать в хорошие книги и фильмы. В тех произведениях, что впечатлили меня в этом году ("Триумфальная арка" Ремарка, "Чёрный принц" Мёрдок, третий том сочинений Шаламова, «Возвращение со звезд» Лема), жизнь ни капли не слаще, а гораздо горче. Но в них всегда сияет искорка света, которая заставляет радоваться и надеяться.
И в заключении Леви-Стросс, любимые мои «Печальные тропики»: «Когда-нибудь разноцветная радуга культур погибнет из-за нашего неконтролируемого поведения, но пока мы сами существуем и пока существует наш мир, тонкая ниточка, связывающая нас с непознанным, будет и дальше указывать нам путь туда, где мы больше не будем рабами. Высшее блаженство, которого еще может достичь человек, - смотреть на нее, осознавая при этом собственное бессилие перед этой дорогой».
С наступившим!
Работы стало в разы больше, но в доходах это почти не отразилось, точнее их съели кратно увеличившиеся расходы. Обидно, но как есть. Радует, что было много работы на перспективу, причастность к большим проектам. Этой динамики ранее не хватало, теперь можно жаловаться на загруженность. Время превратилось в главный ресурс, который приходится распределять, но ежедневник я все-таки не завел. Обозначились горизонты жизни и перспективы - ничего сверхординарного в них не видно, а ведь человек живет надеждами на охо-хо. Хорошо все-таки, что будущее скрыто завесой тайны.
Надоедает мегаполис. Муравьиная жизнь. Глянуть, так обслуживание потребностей тела, которое подчиняет ум, занимает большую часть времени и связано с преодолением бесконечных и на вид бессмысленных трудностей. Плюс эмоции, которые надо переживать, рефлексия, инстинкты, а зачем. Меня полностью устраивает мир наподобие "Матрицы", чтобы физическое "Я" (если без него никак) лежало в какой-нибудь колбе вместе со всеми своими причудами, а бестелесное "Я" существовало независимо от него. Еще лучше без колбы и без "Я", одно лишь бытие сразу и везде, и никаких эмоций. По описанию получается нечто вроде медитативного состояния. Только вот семья не поймет, предвкушаю вопрос: «А мы!?». «Матюша отложи паровозик, будем медитировать». «Ням-ням» скажет он. Света вернется с кухни и скажет, что мы зря на полу разлеглись, места и так нет... Этот год мы прожили в очень маленькой комнате. В общем, остается уповать на целеполагание исторического процесса, на антропный принцип - тот самый «глас господа» пусть и в виде саморазвития Вселенной.
Мы соседствуем с институтом механики и математики. Между нами не только несколько этажей, но и ментальная пропасть: математики в лифте обсуждают кнопки в терминах чисел, - им даже весело при этом, а нам как-то не очень: у историков за каждой датой либо война, либо годы чьей-то жизни. Еще в их институте (мы ходим туда в столовую) на протяжении последних месяцев 2014-го каждые три-четыре недели появлялись траурные рамки. Я всегда на них смотрю: под Новый год ушел жизни старейший сотрудник, ветеран войны 92 лет, выдающиеся заслуги и т.п. Уходит из жизни поколение математиков с очередностью, которая вероятно тоже подчиняется какому-то исчисляемому правилу. В этот момент я думаю о том, как они молодые и амбициозные наполнили институт в конце 50-х, когда его и ряд других основали для усиления фундаментальных исследований в Уральском отделении Российской академии наук. Институтами застроили целый квартал на Софьи Ковалевской - сегодня такое сложно представить…, да просто невозможно.
Поражает размах задач того времени, энтузиазм: из руин и послевоенных тягот - в космос и высшую математику. И в это же время возвращаются из лагерей, те, кто выжил, и пишут такие книги, такие книги…. Недавно прочитал третий том собраний сочинений Шаламова, там про детство, отрочество, переписка с Пастернаком о «Живаго». Такого критического описания школьно-студенческой поры я еще не читал - срез первых революционных десятилетий и семейные перипетии, а следом антироман «Вишера» о первом сроке. Да, Шаламову суждено было сидеть, он сам это понимал, и лучшей похвалой своей жизни считал одобрительный отзыв, полученный в камере "Бутырки" от авторитетного каторжанина «Вы можете сидеть!» В том смысле, что Шаламов умеет правильно сидеть. Вторую запомнившуюся похвалу он получил от Пастернака за стихи. Поэзию оба ценили превыше всего. Все это было полвека назад, можно сказать вчера, - плоды (хорошие и плохие) этой эпохи мы пожинаем и сегодня. И всегда.
Обидно, что в этом году на Урале не было лета. Читаю свой полевой дневник за июль, там почти каждый день начинается со слова дождь. И от всего года ощущение дождя, штормового предупреждения. Плюс, в связи с "объективизацией" взгляда на механизмы общественного устройства становится все более неуютно жить. В историю лучше не оглядываться: день сурка и торжества сансары; потуги общества по наведении порядка во имя высшей справедливости с поразительной частотой оборачиваются смертоубийством и хаосом. Хантингтон круто описал "столкновение цивилизаций", швы описал, по которым рвутся континеты и страны, причины указал, но основу конфликтогенности не обозначил, может, решил не выходить за границы жанра. У него все-таки не учебник по этологии млекопитающих. Сложно себе признаться, что мы в самом начале эволюции, в зароде из которого можем не вылупиться.
Человек произошел не столько от обезьяны, сколько унаследовал гены и повадки всех зверей (какая симпатичная мысль, жаль, не моя). И это зубастое прошлое сидит в коллективном бессознательном. Тотемы, животные-покровители, которым поклонялись буквально вчера - все это не с неба упало и никуда не исчезло. С неба спустился только медведь в золотой люльке - божественный предок таежных аборигенов. Ясно, что убитому медведю отдается в сто раз больше почестей, чем убитому врагу. Перед трупом первого извиняются и съедают, над вторым надругаются и тоже частично съедают. Медведя едят, чтобы тот счастливо и быстро переродился, возможно, в близкого родственника, а врага - чтобы лишить его всякой силы, даже загробной, дабы он никогда не воскрес. Это медведь прародитель, а не Адам и Ева. Божественных первочеловеков съели звероящеры до того как они добрались до яблони - мы не от них. Мы от тех зверолюдей, которые убили первого Бога-медведя. Но тот был сам виноват: он очутился на грешной земле, где правит голод, и для поддержания собственной жизни начал прерывать чужие. И в этом преуспел, мифы так говорят. Но человек не только агрессивнее любого зверя, но и хитрее. С копьем наперевес он начал коллекционировать черепа медведей. Это продолжалось десятки и сотни тысяч лет, коллекционеры остались и сегодня. Морализаторскому же христианству всего две тысячи. Устойчивость "звериных схем" поведения и мышления остается незыблемой (в границах человеческого измерения истории). Животное в любой момент может вылезти наружу и потоптаться на идеалах гуманизма. Что и наблюдаем - «спасибо» СМИ.
Чтобы выжить в прошлом, человеку надо было примерять на себя маски всех зверей, быть и хищником и травоядным, особенно по отношению к себе подобным. Маски зверей востребованы и сегодня, особенно в риторике - для демонизации врага. В известном смысле «религии» аборигенных народов честнее и правдоподобнее монотеистических. Казалось бы, их время безвозвратно прошло - наступил век гуманизма. Однако эволюционные достижения вроде «превентивной агрессии» не так просто отбросить, в ряде случаев они оказываются сильнее инстинкта самосохранения, сильнее «божьих» заповедей. Заповеди хранятся в тонком слое современной культуры, который можно уподобить пыли на фундаменте из которого торчат кости убиенных врагов и животных. Пыли надо накопиться и утрамбоваться. Архетипы же легко выходят на дневной свет - дунул, и нет культуры. Самое страшное, что образами врагов «играются» современные государства, всей мощью пропаганды обрушиваясь на головы граждан. Цель - пробудить глубинные животные реакции и обернуть их в обертку патриотизма или еще чего-нибудь возбуждающе-управляемого. Сбежать от этой вакханалии невозможно, хочется просто засунуть голову в песок вечности и прочитать «Аве».
В такие моменты бетризация кажется высшим благом. Может тогда наступит радужное персиковое будущее, например, как в фильме «Она» с нестрашными кризисами идентичности. Тоже мне угроза - операционная система с самообучающимся искусственным интеллектом и голосом Скарлетт Йохансон.
Так или иначе, от реальности все больше хочется убежать в хорошие книги и фильмы. В тех произведениях, что впечатлили меня в этом году ("Триумфальная арка" Ремарка, "Чёрный принц" Мёрдок, третий том сочинений Шаламова, «Возвращение со звезд» Лема), жизнь ни капли не слаще, а гораздо горче. Но в них всегда сияет искорка света, которая заставляет радоваться и надеяться.
И в заключении Леви-Стросс, любимые мои «Печальные тропики»: «Когда-нибудь разноцветная радуга культур погибнет из-за нашего неконтролируемого поведения, но пока мы сами существуем и пока существует наш мир, тонкая ниточка, связывающая нас с непознанным, будет и дальше указывать нам путь туда, где мы больше не будем рабами. Высшее блаженство, которого еще может достичь человек, - смотреть на нее, осознавая при этом собственное бессилие перед этой дорогой».
С наступившим!